Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 151

то самостоятельно, хочется, чтобы все разжевали и положили нам в рот. Нам остается только проглотить предложенное. Жизнь простая, упрощенная. Так, что недолго и до уровня амебы скатиться. Я одно время тоже жила по этому принципу. Слушала, что говорят другие, пыталась посмотреть на ситуацию с их позиции. Да, я это делала, но гордо заявляла, что сама себе хозяйка. Глупое поведение, и я сама об этом знаю. Я плохо схожусь с людьми, в большинстве случаев, я их не понимаю, а они не понимают меня. Когда я хочу плакать, и с трудом скрываю своё желание за маской равнодушия, они видят во мне гордячку, принцессу, что ставит себя выше других. И нет тех, кто не хотел бы ударить меня в тот момент, задеть. Сбить спесь, как думают они. Они не видят того, как мне, на самом деле, плохо. Они этого не замечают. Когда я смеюсь, меня тоже не понимают. У меня своеобразное чувство юмора, это я тоже знаю. Потому предпочитаю не открывать рот, пока не спросят. Все равно я не скажу того, что от меня ожидают. Я лишь испорчу им настроение, сказав что

то невпопад. Но это не значит, что я плохая, а они хорошие. Так же, как и не означает обратного. Все люди изначально одинаковы, в нас есть и хорошее, и плохое. В равных пропорциях…

А в ней было только хорошее. Мне сейчас так кажется. Точнее, я в этом уверена. Возможно, все дело в том, что я смотрю на Люси глазами Дитриха, а для него она не принцесса, она для него – королева. Единственная женщина, которую он по

настоящему любит. Знаете, вспоминается мне тут один фильм… «Спеши любить» называется. Чем

то история их похожа. Да хотя бы тем, что они провели вместе очень мало времени, и то, что любовь у них была искренней. Я завидую такой любви, потому что сама никогда не испытывала ничего подобного. Конечно, я тоже мечтаю однажды влюбиться без памяти, голову потерять от близости человека, что находится рядом со мной, но, увы, это не мой случай. Я не настолько сентиментальна, чтобы растворяться в другом человеке, и еще мне хочется, чтобы меня считали Личностью, а не тенью кого

то. Я просто не умею жертвовать собой ради других. Плюс это или минус? Неведомо. Не хочу знать, чтобы в первом случае – не возгордиться собой, во втором – не разочароваться. Пусть это останется загадкой.

Люси была хорошим человеком. Я помню один случай. Он совершенно внезапно всплыл у меня в памяти. Я вспомнила, как когда

то разбила коленку. Вообще со мной довольно часто случаются глупые, временами даже нелепые ситуации. Бежала по школьному двору, упала, разбила колено… Нервы тогда были на пределе, совсем недавно я вышла из больницы. Да

да, все случилось как раз после того случая. Снова хотела быть сильной, но не смогла. Слезы сами собой из глаз покатились. И я чувствовала себя ужасно в тот момент. Вся в грязи, в крови, в слезах и соплях… Нашлись те, кто надо мной посмеялся. Правда. Школьники шли мимо и смеялись. А она подошла, присела на корточки рядом со мной, протянула мне платок и начала утешать. При этом голос её звучал не так, словно она ко мне жалость испытывает. Иначе. Странное чувство у меня тогда появилось. Я подумала, что моя мать никогда не стала бы так меня утешать. Она, скорее всего, закатила бы глаза, изобразила обморок, а потом, сидя в кресле и обмахиваясь веером, время от времени вздыхала:

– Кровь, грязь. Как это мерзко!

В общем, в тот момент я искренне сожалела, что Люси не моя мама. Если бы Сара была такой, как Люси, мы с Эштоном, наверняка, причислили бы себя к числу самых счастливых детей в мире.

Жаль, что пока Люси была жива, я так мало с ней общалась, а теперь уже нет такой возможности…

Я пишу этот пост спустя приличное количество времени. Сейчас это уже не так актуально, как раньше. Но мне нужно было время, дабы привести мысли в порядок, а не выплескивать на бумагу поток разрозненных слов, нервных, обрывочных фраз с многочисленными многоточиями. Мне хотелось именно систематизировать все то, что происходило в моей жизни, понять, что я испытываю к тем людям, что были рядом со мной, но которых я не замечала. Любовь, равнодушие, ненависть. Или в обратном порядке. Именно эти чувства заключены в тех людях, о которых я написала. Эштон – любовь, Алик – ненависть, Люси – равнодушие. Тогда, не сейчас. В данный момент я обо всех вспоминаю с теплотой. Даже о тех, кто причинил мне боль. Если я когда

то встретила на своем пути этих людей, значит, я должна была их встретить.

Спасибо им за то, что были в моей жизни.

На этой ноте я хотела бы попрощаться со всеми, кого я знала в интернет

пространстве. Мисс Одиночество больше не чувствует себя одинокой, она не хочет, чтобы люди знали что

то о её жизни, оттого закрывается от посторонних. Прощайте!»

Аманда стерла весь пост, что написала до этого. Зашла в настройки и, не колеблясь, нажала «удалить дневник». В сетевом пространстве её больше не существовало. Она намеренно уходила оттуда. Не позорно сбегала, поджав хвост. Удалялась грациозно, вскинув голову. Твердой походкой. Не оглядываясь назад.

Когда

то ей казалось, что все её друзья находятся там, по другую сторону экрана, но потом она поняла, что в этом мнении не было ничего схожего с действительностью. Это лишь её домыслы, не имеющие под собой реальной основы. Было проще жить, скрываясь в виртуальной реальности, но удовлетворения эта простота не приносила. Аманда чувствовала себя глубоко несчастной, и сейчас она прощалась с той жизнью, что была у нее раньше. Не сомневаясь в правильности своего решения, удаляла она профили во всех социальных сетях. Желание делиться своим настоящим исчезло. Началась новая жизнь.

*

Любовь. Это дар или проклятье? Всегда ли то, что названо любовью, может претендовать на это звание? Как часто спрятано под этим словом нечто иное, не имеющее ничего схожего с настоящей любовью, той, что способна океан вплавь пересечь, горы свернуть, да и в целом – мечта любого человека? То чистое, искреннее чувство, что воспето поэтами, о котором любят говорить все люди на земле.

Дар, безусловно. Особенно настоящая любовь, а не те чувства, что маскируются под нее.

В последнее время Дитрих часто думал о любви. Чаще, чем ему этого хотелось. Он старался выбросить из головы все мысли, связанные с этим чувством, запретить себе думать, но старания его проходили даром. Забыть о любви невозможно. Однажды испытав это чувство, не хочется его терять. Мечты редко становятся реальностью, потому он свою любовь потерял. Все было так глупо. Минуты, даже какие

то несчастные секунды решили его судьбу. И судьбу человека, которым Дитрих дорожил.

Ему казалось, что он не забудет Люси никогда. Она всегда будет рядом с ним. В его мыслях, в его воспоминаниях. Да, он, действительно, думал, что это чувство останется единственным в его жизни. И сейчас, когда прошло пять месяцев, он все еще остро чувствовал свою потерю. Но постепенно боль начала отходить на второй план. Дитрих перестал думать только об этом происшествии, перестал заниматься моральным мазохизмом, добавляя своими бесконечными размышлениями шрамы себе на сердце. Да, Люси была в его жизни. Да, он невероятно её любил. И он не говорит, что однажды попрощается со своими воспоминаниями. Однако и не станет утверждать, что она была единственной любовью его жизни.

О возможности начала новых отношений его заставила задуматься Аманда. В этом смысле Дитрих чувствовал себя предателем, но все равно не мог отрицать очевидных фактов: он все чаще в своих мыслях возвращается к этой девушке. Он не любит её. Знает это наверняка, но и говорить о равнодушии не может, потому как эти заявления отдают лицемерием. Аманда способна вызывать у него эмоции. Не важно, какие именно. Положительные или отрицательные – они на её совести. Никто, кроме нее, не способен разговорить Дитриха. Он не желает откровенничать с девушками, и их флирт вызывает у него оторопь, а временами и отвращение.

Спустя некоторое время, после его перехода в новую школу и тихой радости по поводу равнодушия к его персоне со стороны учеников, местные девушки активизировались. Им вдруг стала интересна личность новичка. Вслед за интересом появились и откровенные симпатии. Одна из девушек, невероятно похожая внешне на Гретхен, пыталась привлечь к себе внимание Дитриха, но не вызывала у него ничего, кроме отторжения. Тот образ до сих пор был для Ланца синонимом навязчивости.