Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 173

На людях они старались выглядеть образцово

показательной семьей. За закрытыми дверями разворачивались маленькие трагедии небольшой семьи. Кристина не ограничивала себя в выражениях, и, хотя большинство из них были несправедливыми, она полагала: нет иного способа выбить всю глупость из головы дочери. Нужно держать её на коротком поводке. Сейчас стало понятно, что чаще всего она перегибала палку во время воспитательного процесса. Излишне придиралась даже к мелочам, мимо которых можно спокойно пройти, и они не бросятся в глаза. Большинство их просто не заметит, а Кристина фокусировала на них свое внимание.

Только дай повод, и она снова оседлает любимого конька.

Занимаясь воспитанием приемного ребенка, Кристина способна была многое дочери с рук спустить. И в душе у нее преобладали иные чувства. Не смесь равнодушия и ненависти, а волна нежности. Странно осознавать, что чужой ребенок стал дороже своего.

Кристина не так давно получила разрешение на усыновление. Сразу же, не задумываясь, остановила выбор на этом ребенке. Пока о своем выборе не пожалела. В новой дочери её устраивало абсолютно все, хотя по характеристикам девочка была такой же, как Люси, отношение к ней оказалось намного теплее. Её не хотелось поучать, о ней хотелось заботиться. У Кристины, наконец

то проснулся материнский инстинкт. Она чувствовала себя именно матерью, а не насильно приставленной к постороннему ребенку опекуншей. Раньше она чувствовала себя кукушкой. Мучилась от этого, но сознательно убегала от своих мыслей, старалась убедить себя, что со временем отчужденность пройдет, все станет на свои места. Время шло, любовь к родной дочери не просыпалась. Видимо, умерла еще в зародыше, а на замену ничего не пришло.

Без Люси, как ни странно, было легче жить. Дышать.

Кристина наблюдала за ситуацией, будто со стороны. Старалась играть роль матери, находящейся едва ли не на грани помешательства, но, на самом деле, ничего не испытывала. Смерть Люси прошла мимо нее незамеченной. Самые сильные эмоции вызвало осознание, что девушка погибла, закрывая собой Дитриха. Даже тогда не переставала думать о нем. Чего больше в этом поступке? Бескорыстия или глупости? Любви? Но есть ли такая любовь, что заставит человека пожертвовать собой? Жертвенная… Глупая… Как и все чувства, сжигающие человека без остатка.

На похоронах она тоже не смогла заплакать. Старалась, но не получилось. Угнетало внимание к её персоне со стороны тех людей, что пришли проститься с Люси. Они все неизменно подходили к Кристине и к Кайлу, выражали им соболезнования, а ей хотелось сказать только то, что они надоели ей своим вниманием. От этого стало страшно. Вывод напрашивался единственный: она – бессердечная тварь, которую даже подобная трагедия не смогла выбить из колеи. Ей не больно. Совсем. Ну, может, самую малость. Кайл и тот переживал сильнее.

А на кладбище Кристина видела его. Он стоял вдалеке, не спускал глаз с процессии. Длинные, тогда еще, волосы трепал ветер. Руки в карманах, а взгляд устремлен вперед, на процессию. Он пришел на похороны, наплевав на запрет Кристины. На сотую долю секунды сознанием завладела ненависть. Захотелось подойти к ненавистному мальчишке, отчитать его, сказать, чтобы больше никогда здесь не появлялся. Но мисс Вильямс знала, он не послушает её. Сделает по

своему. И будет прав. Пожалуй, во всей этой истории он – единственный человек, по

настоящему, дороживший Люси.

Безумно хотелось уличить его во лжи, найти уязвимое место. Но их не было. Дитриха не волновало материальное состояние Люси, его не привлекали её успехи в учебе, он не рвался тащить её в постель при первой же возможности. Да, следовало признать это, а не настаивать на ошибочной позиции. Целовал, но ведь это всего лишь поцелуй… Редкие подростки в семнадцать лет не знают, каково это целовать другого человека. Ничего преступного нет в этом поступке.

Дитрих просто любил Люси. Неважно, когда именно вспыхнула его любовь. Что послужило началом для их отношений. Важно то, что о девушке постоянно помнил только Ланц.

Кристина иногда спорила сама с собой, ставки делала, когда же на могиле перестанут появляться свежие цветы. Время шло, а цветы все равно были на месте. Однажды Кристина не выдержала, растоптала их, чтобы не служили упреком. Кто

то заботится о Люси. Столь странным способом, но заботится. Дает знать, что она нужна ему. Что он помнит её. В такие моменты собственное равнодушие казалось петлей на шее. Удавкой, затягивающейся с каждой секундой все сильнее. Так, что уже невозможно сделать глоток воздуха.

Тогда ей довелось нарваться на Аманду и получить гневную отповедь.

Её не оставляло чувство дискомфорта. Посторонняя девушка стоит и отчитывает её, как провинившуюся школьницу. Почти ментальная пощечина. Каждое слово, произнесенное с осуждающей интонацией, – очередной удар по расшалившимся нервам. Но она не может поспорить с этой девчонкой. Знает, что все равно останется в проигрыше. Аманда права. Люси приятно внимание со стороны Дитриха. Она не может поблагодарить его, сказав о своей любви. Но она все равно знает, что Ланц любит её и бережно хранит в памяти образ. В его поступках гораздо больше искренности, чем в поступках Кристины. Она хотела быть в глазах окружающих идеальной матерью, но уже два человека без стеснения сказали, что это не так. Она отвратительная мать. Наверняка, и третий думает так же, просто не подвернулось подходящего случая, чтобы выказать ей свое презрение. Тот самый мальчишка. Эшли Паркер… Первая любовь Люси.

Всю свою жизнь Кристина старательно придерживалась правил. Хорошая девочка. Даже слишком хорошая. Правильная. Скучная. До приторности. В том и крылся секрет разрыва отношений с Кайлом. Он не смог привыкнуть к пресной жизни, его не привлекали правила. Ему хотелось яркости, а не тусклого существования. Кристина предлагала ему то, от чего он старательно бежал. Так что не стоит удивляться печальному финалу отношений.

Сделать Люси своей копией. Привить ей свои взгляды на жизнь. Свои симпатии и антипатии. Кристина старалась сделать это, но не смогла. Люси оказалась свободолюбивой, слишком самостоятельной. Она решила противостоять тирании матери, и все окончилось печально.

Такой исход дела был неизбежен в любом случае.

Женщина старалась проанализировать свою жизнь. Приходила к выводу, что её стремление всегда и во всем быть хорошей девочкой никакого удовлетворения происходящим не принесли. Только разочарование. Ей хотелось сделать что

то безумное, но сейчас это все выглядело не как вызов обществу, а как неудачная шутка. Она упустила то время, когда можно было жить на полную катушку. Сейчас общество её не поймет, да и потребность находиться в центре внимания давно испарилась.

Часы пробили два раза. Надо же. Она и не заметила, что уже приличное время сидит здесь в одиночестве, перебирая в памяти все, что связано с прошлым и настоящим. Темные, гнетущие мысли, как и вся её жизнь. Может, не вся, но большая часть.

Поднявшись из кресла, Кристина покинула кабинет.

Отправилась на кухню. Все еще сомневаясь в правильности своего решения, достала из фруктовницы лимон. Подбросила его в руке. Включила воду и промыла фрукт. Взяла нож и начала резать фрукт тонкими ломтиками.

В воздухе запахло эфирным маслом. Оно приятно щекотало ноздри.

Никогда прежде Кристина не злоупотребляла алкоголем. Положение обязывало всегда держать себя в рамках приличия, не позволяя себе лишнего. Да и особого очарования в алкогольной дымке она не видела. Сейчас обстоятельства были другие. Ей казалось, что, если не выпьет, свихнется с ума. Жизнь в постоянном напряжении, одни и те же мысли. Не желают оставить её в покое, преследуют по пятам. Стоит немного расслабиться, порадоваться тому, что всё налаживается, как новая волна воспоминаний накрывает с головой. Создается впечатление, что она с головой ныряет в черноту, из которой невозможно выплыть. Невозможно избавиться от призраков прошлого.

Разложив ломтики на блюдце, Кристина вернулась в кабинет. Достала рюмку, налила себе коньяка, что хранился в доме уже пару лет, но так и не нашел применения. Все равно никто не приходил к ним праздновать, и они с дочерью никуда не выбирались. Все их торжества они обычно праздновали вдвоем, иногда – поодиночке. Но веселых праздников, большого скопления народа никогда не было.