Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 97

Есть те, кто боятся попасть в немилость элиты. Есть те, кто игнорирует местных царьков. Не потому, что, действительно, опасаются их гнева, а потому, что для них не существует никакой элиты. Они просто не признают её существования. Вот к таким людям Аманда себя и причисляла.

При желании, она сама могла занять главенствующее положение в классе местных «красоток с обложки», но ей было скучно в их компании. Алкоголь, тусовки, мальчики, наряды и общий блеск для губ. Когда сразу несколько девушек лезет в один тюбик кисточкой, а потом так же, компанейски поражают всех одинаковыми улыбками. Голливуд местный. Тридцать два отбеленных, и непременно какой

нибудь яркий, выделяющийся блеск, обязательно из последней коллекции. Притворные объятия, чмоки в щечку и заявления: «Ах, я так люблю тебя, сучка. Мы же лучшие подруги». При этом они пытаются сделать вид, что сучка – это ласковое обращение, на самом деле, реально причисляют свое окружение к обычным сукам. Только никогда и ни за что в этом не признаются. У них ведь дружба. Как можно?

Глупо делать ставку на школьную дружбу. Это Аманда поняла уже давно, в тот момент, когда к ней в больницу приходил только Эштон и родители. Одноклассники даже не пытались делать вид, будто озадачены её судьбой. Они просто махнули рукой, узнав, что произошло с девушкой, некоторое время почесали языки, выдвигая самые разнообразные, временами откровенно глупые гипотезы, как это могло случиться. Потом тема устарела, о ней предпочли забыть. Аманда оставалась один на один со своими мыслями и переживаниями. Успокаивало её, что она никогда особых надежд на одноклассников и не возлагала, изначально понимая: они все равно никогда не сблизятся с ней, а она не станет сближаться с ними.

Друзья за пределами школы были не намного лучше. Такие же отмороженные. Ни сочувствуя, ни ободряющего слова. Аманда перестала появляться на вечеринках? Ну и что? Все равно она своим присутствием только портила общее веселье. Унылая девица. От нее никогда не исходит инициативы, а все попытки развеселить её душит на корню. Да и реагирует на любые шутки странно. Злится преимущественно.

Грант могла бы пояснить, что именно не нравится ей в тех шутках. Пояснить, насколько они плоские, глупые и совершенно неуместные в тех ситуациях, когда их произносят. Но есть ли смысл говорить глухому что

то, если он не услышит, а по

прежнему, будет доказывать свою правоту? Как в легенде о трех слепых мудрецах, которым показали слона, и они, пощупав его с разных сторон, составили свое собственное мнение. Естественно, каждый из них был уверен, что есть только одно правое утверждение. То, что высказывают они. А остальные просто ничего не смыслят в этой жизни. Точно так же и Аманда со своим окружением была на разных волнах. Она их не понимала, они её игнорировали, считая невероятно занудной для столь юного возраста. Она часто говорила, что как раз в этом возрасте и стоит задуматься о жизни, иметь голову на плечах, а не прожигать годы юности, проводя их в сигаретном дыму и пьяном угаре. «Это модно». Говорили они. «Это глупо». Отвечала Аманда. Никто так и не смог пошатнуть её мнение.

Возможно, неумение развлекаться было слабой стороной Аманды, но она не считала себя ущербной. Это – часть её характера. Её убеждения, практически собственный моральный кодекс. Она вольна распоряжаться своей жизнью так, как ей в голову придет. И сейчас она хочет прожить жизнь так, чтобы в будущем, оглядываясь назад, за голову не хвататься и не пытаться скрыть от новых знакомых позорные страницы своей биографии. Достаточно было вспомнить приключения некоторых своих знакомых, как Аманда четко осознавала: такой она даже в страшном сне быть не желает. У нее совсем иной взгляд на окружающий мир. Она будет идти вперед, а не с радостью делать шаги назад, считая это своего рода подвигом и умением вносить в жизнь разнообразие.

Жизнь и так быстротечна, чтобы растрачивать её попусту.

Этот слоган давно стал девизом Аманды. Она старалась ему соответствовать. Получалось. По крайней мере, сейчас.

Аманда могла гордиться собой. Она независима от общественного мнения. Знает себе цену, и может при желании за себя постоять, не прячась за спину своего «принца».

Современные принцы у девушки неизменно вызывали улыбку. Они были ещё более изнеженными, чем девушки. Не все, конечно. Но встречались и такие экземпляры. Аманда не могла ими восхищаться при всем желании. Таким хотелось только протянуть платочек и вытереть сопли, раз уж они сами не могут о себе позаботиться. Но на людях они все играли свои роли, старались соответствовать, бравировали своими достижениями. Хвастались, хвастались, хвастались… И больше ничего не делали.

Были люди, которые считали Аманду циничной сукой. Она не отвергала этого заявления, но и не подтверждала. Чужое мнение не было для девушки ориентиром по жизни. Она доверяла только себе. Ещё Эштону.

Сейчас, когда Эштона не стало, у Аманды не осталось ни одного доверенного лица. Она чувствовала себя невероятно одинокой в этом мире, потому и расплакалась. Боль утраты, воспоминания, нервы, переживания – соединились в единое целое. Сдавили сердце, вывернули наизнанку, словно прооперировали, не применив анестезию. Итогом стали слезы. Бурные рыдания. Не последнюю роль, видимо, и алкоголь сыграл.

Девушка пила редко. Мало. А сегодня в одиночку приговорила бутылку горячительного напитка, не задумываясь о том, какой вред он наносит организму. Ей нужно было принять какой

то допинг, простимулировать себя для того, чтобы разреветься в итоге. Иначе комплекс вины запросто свел бы её с ума, а невыплаканные слезы так и стояли бы комом у самой глотки, не находя выхода наружу.

– Редкостная гадость, – проворчала Аманда, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Больше никогда не притронусь.

Прихватив с собой пустую бутылку, Грант направилась на кухню. Нужно было выбросить бутылку, да и рот прополоскать не мешало. Пах напиток отвратительно. Аманда с трудом перебарывала себя, заливая внутрь жидкость. У него было лишь одно неоспоримое достоинство: мерзкий запах перебивал воспоминания о запахе крови, помогал избавиться от наваждения. Алкоголь, ударявший в голову, немного расслаблял.

Аманда не сомневалась, что в любой другой день родители отобрали бы у нее водку, и даже разговаривать не стали, но сегодня они пребывали в прострации, так что не обратили внимания не поведение дочери, проводившей ревизию в баре. Девушка долго думала, что выбрать, и все же остановила выбор на самом отвратительном напитке из всех возможных. Только таким ядом нужно было вытравлять другой яд из души.

К ним домой приезжала «Скорая». Саре, матери близнецов, кололи успокоительное. У женщины была истерика. Она плакала и никак не могла остановиться. Отец, как всегда, остался безучастным. Смерть ребенка его совсем не тронула. Быть может, самую малость, но он этого не демонстрировал. Аманде хотелось наорать на него, подлететь и влепить пощечину, чтобы он выпал из своего коматозного состояния и понял, что Эштона больше нет. Но девушка осознавала: результат будет нулевым. Её никто не услышит, никто не заметит. Скорее всего, отец скажет, что он старается быть сильным, чтобы поддержать жену. К тому же, у них есть Аманда, и теперь все надежды, что прежде возлагались на Эштона, будут торжественно возложены на нее. Аманда могла язвительно заметить, что это для нее огромная честь. Понимая, в каком ключе будет проходить разговор, она и не стала приближаться к отцу. Материнские слезы тоже раздражали. В них было много наигранности. Слишком много.

Она просто хотела поддержать образ заботливой матери семейства, искренне скорбящей о потере сына. Сравнивая мать и отца, Аманда неизбежно приходила к выходу, что лучше быть мать вела себя так, как ведет отец. Смотрелось бы куда интеллигентнее. Сейчас её слезы были пошлыми, кликушескими.

Спустившись вниз, Аманда первым делом засунула в пакет пустую бутылку, а потом уже направилась в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, отметила излишнюю бледность, которая в контрасте с темными волосами смотрелась еще ужаснее. Видимо, Эштон был прав, и ей не следовало краситься в радикальный черный. Нужно было повременить или превратиться не в брюнетку, а в шатенку.