В кольце твоих рук - Бристол Ли. Страница 61

Память снова и снова возвращала его к событиям прошедшего месяца, ставшим причиной этого кошмара. Сначала он склонен был винить во всем Сторм — это ее влияние испортило Августу, затем Питера, втершегося к нему в доверие… Потом он решил, что виновата прежде всего сама Августа. И только в конце пришел к выводу, что винить за все должен лишь одного себя.

Всю жизнь он видел в окружающих то, что хотел видеть, ни на минуту не задумываясь, что происходит в душах других людей. Августа была его горячо любимой сестрой, послушной, покорной, Питер — его правой рукой, верным и надежным помощником. Саймону и в голову не приходило, что у обоих может быть какая-то своя внутренняя жизнь. Оба они никогда не думали, не говорили и даже, казалось, не чувствовали того, чего Саймон не одобрил бы. Постепенно он перестал их замечать, словно они были неодушевленными предметами, как стол или стул… И вот теперь ему пришлось расплачиваться за это.

Проснувшись на третий день после побега Питера и Августы, Саймон почувствовал себя так, словно только что выздоровел от лихорадки: он был спокоен и полон решимости. Если сегодня не поступит никаких новостей, он сам поедет в Бат. Саймон не сомневался, что найдет их и уговорит вернуться, но даже если они не согласятся, он смирится и с этим — лишь бы знать, что с ними все в порядке…

Спускаясь вниз, Саймон вдруг услышал резкий голос Сторм. Это так поразило его, что он невольно остановился. Сторм командовала его слугами! Похоже, она воображала себя на палубе «Грозы» перед своей командой.

— Пошевеливайтесь, лентяи, или получите по толстым задницам! А тем, на кухне, скажите, чтобы все блестело — я приду и проверю!

Слуги, как ни странно, и не думали роптать. Саймон был поражен не на шутку. Все то время, пока он был погружен в себя, он и не замечал, что дела в доме, как ни странно, идут своим чередом: обед подается вовремя, двор всегда чисто выметен, сгоревшие свечи не забывают менять… Неужели за всем этим следила она?

Глядя на Сторм, Саймон не мог скрыть своего восхищения.

Красное платье и желтый передник очень шли ей, а из-под волос, которые она все время убирала со лба, весело сверкали ее оживленные глаза. Поза Сторм была полна достоинства; казалось, вся она излучала энергию, и, глядя на нее, Саймон снова возвращался к жизни.

— Доброе утро, — произнес он.

Сторм внимательно посмотрела на него; она сразу заметила происшедшую с ним перемену.

— А-а, наконец-то! Твой завтрак на столе.

Саймон оглядел своих слаженно работавших слуг.

— Да ты, похоже, отлично справляешься! — улыбнулся он. — Вот уж не ожидал увидеть тебя в роли домохозяйки!

Сторм небрежно пожала плечами:

— В общем-то, управление домом не так уж сильно отличается от управления кораблем. Надо лишь показать слугам, кто здесь хозяин.

Она повернулась, собираясь идти, и Саймон заметил связку ключей у нее на поясе. Раньше эта связка обычно была у Августы. А ведь Сторм оставалась его пленницей… и те двое в сарае…

— Удивляюсь, — произнес он, — как ты не открыла этими ключами витрину с оружием? Это помогло бы тебе бежать.

Сторм, остановившись, обернулась.

— Куда мне бежать? — спокойно произнесла она.

Саймон вдруг почувствовал прилив невыразимой нежности.

— Спасибо тебе, — прошептал он. — Признаюсь, я не ожидал…

— Я сама от себя не ожидала. — Сторм вдруг весело рассмеялась.

Саймону хотелось сказать ей так много! Совсем недавно он обвинял ее во всех смертных грехах, во всех своих бедах — а теперь ему было с ней так спокойно. Как много он пережил с этой женщиной, сколько волнений она принесла… Но сейчас, в самый мрачный момент его жизни, именно она оказалась рядом — и иначе быть не могло.

Он подошел к Сторм и взял ее за руку. Она сделала невольное движение, чтобы высвободиться, но Саймон крепко держал ее. Ее рука была не по-женски сильной и одновременно нежной, и то, что он держал эту руку, казалось ему таким естественным…

— Ты никогда не задумывалась, что было бы, если бы мы с тобой встретились… при других обстоятельствах? — спросил он и почувствовал, как пульс Сторм забился чаще.

Она посмотрела на Саймона так, что у него защемило сердце.

— Я такая, какая есть, фермер, — услышал он. — Я не могу быть другой.

— Да, ты однажды сказала, что не сможешь жить на суше — но вот теперь живешь, и, похоже, тебе это даже нравится!

Саймон стоял так близко, что Сторм ощущала его дыхание. Рука его, державшая ее руку, была мягкой и нежной. Когда он так смотрел на нее, она не находила сил, чтобы с ним спорить… тем более что в его словах была доля правды. Она и впрямь сначала думала, что будет чувствовать себя на суше, словно рыба, вытащенная из воды. Однако она выжила, и чем дальше, тем привычнее становилась для нее эта жизнь…

Сторм гордо вскинула голову:

— Нe сомневайся, я все такая же: все та же пиратка, дикарка, злодейка — как ты там меня еще называешь?

Саймон улыбнулся и посмотрел на нее с явным восхищением:

— Это и позволяет тебе выжить везде — на море, на суше…

Все в Саймоне — его рука, державшая руку Сторм, взгляд его глаз, тон его голоса, было нежным, интимным, совсем не напоминавшим того мрачного и агрессивного Саймона, каким Сторм привыкла его видеть. Сейчас он казался ей близким, как никто никогда все жизни. Это притягивало Сторм к нему и пугало одновременно.

— Ты никогда не говорил со мной так, — произнесла она, сама удивившись тому, как странно звучит ее голос.

Он слегка коснулся ее щеки:

— Люди могут меняться, Сторм. Ты изменилась, а уж как изменился я за эти два дня, одному Богу известно…

Саймон опустил глаза, затем снова поднял их на Сторм. Рука его, лаская, скользила по ее лицу.

— Теперь я понял, — произнес он, — что очень во многом был не прав. Я не могу управлять людьми, не могу заставить их стать такими, какими мне хочется их видеть. Поверь, я всегда мечтал, чтобы Августа была счастлива, а когда она нашла человека, с которым обрела свое счастье, меня взбесило то, что не я выбрал для нее любимого. Надо было случиться всем этим ужасным вещам, чтобы до меня дошло: любовь — слишком ценная вещь, и если двое полюбили друг друга, никто не вправе разрушать эту любовь — даже они сами…

Сторм опустила голову, не в силах больше выдерживать взгляда Саймона. Сердце ее отчаянно колотилось. Ей казалось, что Саймон говорит вовсе не о Питере и Августе…

Рука Саймона опустилась и теперь крепко держала ее запястье.

— Я всего лишь хочу убедиться, что с Августой все в порядке, — произнес он. — Как только я узнаю, где они, я дам Питеру вольную — пусть живут как хотят и будут счастливы.

Сторм удивленно вскинула на него глаза. Такой перемены в Саймоне она не ожидала.

«Может, это какой-то очередной трюк?» — подумала она.

Саймон слабо улыбнулся, словно прочитав ее мысли, но улыбка его сразу же погасла.

— И для тебя, Сторм, я хочу того же, — едва слышно проговорил он. Лицо его было серьезно, пальцы слегка сжимали ее руку. — Я всегда хотел, чтобы ты была свободна и счастлива… Но для этого ты должна принять амнистию от Спотсвуда.

Сторм резко выдернула руку и непонимающе уставилась на него:

— Какую еще амнистию?

Саймон посмотрел на нее с мягким укором.

— Ты можешь возненавидеть меня за это, — произнес он, — но я все же скажу тебе правду. Ты сама наверняка уже чувствуешь, что твоя игра проиграна. Ты потеряла почти все!

Сторм продолжала молча смотреть на него.

— Расчет на Идена не оправдался. В Виргинии тебя ждет виселица. Ты думаешь, что у тебя большая власть, — в каком-то смысле так оно и есть, но теперь ты стала ее заложницей. Я имею в виду это пресловутое письмо. Подумай, так ли уж необходимо жертвовать свободой ради какого-то клочка бумаги? Иден готов убить тебя из-за этого письма, а Спотсвуд — в обмен на него дать амнистию. Так не лучше ли отдать письмо Спотсвуду? Тогда и Иден перестанет тебе угрожать: как только письмо окажется у Спотсвуда, он сразу же потеряет власть. Теперь решай, стоит ли игра свеч…