Винтервуд - Иден Дороти. Страница 40
— Я не предполагаю, я высказываю твердое убеждение. Хоть это грустно, но такова правда. Я понимаю, что возлагать это бремя на ваши плечи несправедливо, но скажите мне, мисс Херст, — (она никуда не могла скрыться от его темных серьезных глаз), — неужели ваша гордость важнее шанса на выздоровление Флоры?
— Если вы так ставите вопрос, — сердито сказала Лавиния, — конечно нет. Но не преувеличиваете ли вы?
— Нет.
— Поставьте себя на мое место, мистер Мерион. Как могли бы вы остаться в доме человека, который вас ненавидит и испытывает к вам отвращение?
— Если вы имеете в виду Шарлотту, это не совсем так. Я признаю, в данный момент она очень на вас сердита. Не знаю точно, что именно внушила ей тетка, когда мы были у нее в Венеции, но она, по-видимому, преисполнилась надежд заполучить большое состояние Для Эдварда. Конечно, мальчик не останется без гроша, но Винтервуд не перейдет к нему по наследству, и это Страшно мучит мою жену. Пожалуй, несчастье состоит в том, что Эдварда она любит больше остальных своих детей. Однако, когда она придет в более спокойное состояние, она поймет, что никакой вашей вины в это нет. У нее бывают такие вот эмоциональные бури.
Он определил состояние Шарлотты в сдержанных выражениях, но по его сумрачному лицу можно было заподозрить, что тревога его гораздо серьезнее. Элиза сказала, что хозяйка запирает свою дверь на ключ. Шарлотта по ночам заливается хохотом. Волнение ее достигает такой силы, что она валится с ног...
— Сам я страшно рад за Флору. Старая леди приняла превосходное решение. Хотя, должен признаться, я надеюсь, что состояние не слишком велико. В этом случае оно могло бы оказаться для девочки столь же тяжким бременем, как и в том случае, если бы оно оказалось незначительным.
— А как же с новым крылом дома, которое вы надеялись построить? — не удержалась от вопроса Лавиния.
Дэниел пожал плечами.
— Придется с этим подождать. — Он бросил на Лавинию какой-то непонятный взгляд. — А вы думали, я тоже заключил в Венеции какую-то сделку?
— Строить планы вполне естественно.
— Ну что ж, спасибо вам за то, что вы, хоть и сомневаетесь, все же верите мне на слово. Но мы отдалились от темы. Если вы все-таки намерены нас покинуть, я закажу экипаж, который утром доставит вас в Дувр. Но куда вы отправитесь? Что вы будете делать?
— Разве, говоря об этом, мы также не отдаляемся от темы?
— Отнюдь. Это самое главное.
— Мистер Мерион, у вас достаточно собственных забот, чтобы не думать о моих.
Он внимательно смотрел на нее.
— Родители ваши умерли, средств у вас нет. Вы совершенно одиноки. И вот теперь собираетесь отдать себя на милость любых незнакомых людей, которые предложат вам средства к существованию. Я не могу этого допустить.
— Вы не можете этого допустить?
— Не могу, мисс Херст. Разве вы не поняли, что я сказал?
Лавиния почувствовала, как к щекам ее приливает кровь.
— Я думала, все дело... что вы… озабочены исключительно будущим Флоры.
— Не исключительно.
На это ей нечего было ответить. Она могла только смотреть на него.
— При других обстоятельствах... — начал он, но тут же оборвал себя. Пройдя через комнату к окну, он отчужденно сказал: — Естественно, я заботился бы о вашем благополучии, мисс Херст. Или, во всяком случае, мне бы хотелось быть в силах это делать. Если вы останетесь в Винтервуде, мне это будет значительно легче. Но я не стану вас уговаривать. И не стану напоминать о том, в каком состоянии будет Флора, когда узнает, что вы уехали.
— Вы не станете меня уговаривать! — сдавленным голосом воскликнула Лавиния. — Ведь каждое сказанное вами слово было не чем иным, как попыткой уговорить меня. Это нечестно! Страшно нечестно! Вы употребляете мягкие слова, которые, как вам прекрасно известно, действуют гораздо сильнее, нежели гнев. Вы знаете, что связываете меня по рукам и ногам. С каждым днем...
Теперь он не сводил с нее пристального взгляда; его темные глаза сверкали.
— С каждым днем?
— Эти узы становится все труднее порвать. Что я, в конце концов, буду делать? Скажите мне.
— Давайте будем жить день за днем, как Бог даст, мисс Херст. Давайте сосредотачивать свое внимание на каких-то серьезных мелочах. Прежде всего поднимитесь наверх и распакуйте свой чемодан. Потом вы помиритесь с моей женой. Вы убедитесь, что теперь она рассуждает вполне нормально и здраво. Я знаю, как проходят эти нервные кризисы. Она признает, что была к вам несправедлива. После этого... — теперь лицо его приняло задумчивое выражение; он явно приходил в веселое расположение духа, — вы осторожно проверите, может ли моя дочь повторить тот подвиг, который она совершила возле могилы. Если действительно впечатление будет такое, что пальцы ног у нее хоть сколько-нибудь начали двигаться, мы совершим экскурсию в Лондон, чтобы повидаться со специалистами, интересующимися ее случаем. Эта поездка вовсе не обязательно сведется только к хождению по врачам. Мы можем сделать покупки к Рождеству, посмотреть достопримечательности. Флору это развлечет, и, я надеюсь, вас тоже. Вы раньше видели все интересные места в Лондоне, мисс Херст?
На какое-то мгновение Лавиния испугалась, не слишком ли многое о ее прошлом успел узнать Дэниел, поэтому она не сразу позволила себе выразить радость по поводу его предложения.
— Я не настолько светская особа, мистер Мерион. Но эта экскурсия...
— Мы захватим с собой Элизу. Или Мэри. Моя жена не пожелает поехать. Она испытывает ужас перед приемными врачей, да и перед путешествиями в холодную погоду, когда рано темнеет. Ах, не смотрите так, мисс Херст! Это не взятка, рассчитанная на то, чтобы убедить вас остаться. Вы ведь уже приняли решение. Разве нет?
— Вы знаете, что приняла, — тихо сказала Лавиния.
Он взял ее за руку:
— Давайте жить день за днем, мисс Херст.
Теперь она твердо знала, что он вовсе не пытается ее использовать ради Флоры или ради кого бы то ни было другого. Он и раньше никогда ее не использовал — разве что в том смысле, что не хотел оставаться один, без нее. Она готова была поверить, что он чуть ли не любит ее. Она понимала: им обоим известно, что значит страдать, но страдания, на которые они идут, так похожи на величайшее счастье.
Глава четырнадцатая
Слуги шептались про хозяйку. Ее со вчерашнего дня заперли у нее в комнате, и никому, кроме Берты, не разрешалось ее видеть. Берта же умела держать язык за зубами. Она расхаживала с угрюмым видом и на все расспросы отвечала одно: врач предписал хозяйке полный покой. Она не будет выходить из своей комнаты несколько дней. Ее велено держать на укрепляющей диете и ни в коем случае не позволять волноваться.
Тем не менее слухи ширились. Фиби что-то нашептала на ухо Лили, а Лили рассказала Мэри. Мэри же, совершенно не умевшая хранить тайны, поведала все запутанные версии Лавинии. Хозяйка произносила какие-то бредовые речи, если хозяин приближался к ней, она поднимала крик и, кроме того, сказала, что, если этот мистер Пит снова заявится в дом, она вызовет полицию, чтобы его арестовали.
Доктору Манроу пришлось прописать ей какое-то снадобье, от которого она спала без просыпу двенадцать часов, а когда пришла в себя, слабым голосом попросила привести мистера Эдварда, но никого больше видеть не пожелала. Маленькая собачка спала возле нее. Мистер Эдвард пробыл с ней десять минут, а потом начал ерзать и хныкать и заявил, что ему не нравится видеть свою маму больной в постели, ему хочется пойти поиграть со своими новыми оловянными солдатиками. Так что хозяйка, бедняжка, осталась одна-одинешенька, если не считать собачки да Берты, занятой разными делами. Бедное создание с помутившимся разумом...
Такова была версия Мэри. Лавиния подозревала, что здесь было немало чистейшей выдумки. С чего бы это Шарлотте хотеть, чтобы Джонатона арестовали? Она запретила рассказывать что-либо Флоре. Но Флора с ее интуицией успела узнать многое. На следующее утро после похорон леди Тэймсон она проснулась в спокойном и внешне безразличном ко всему настроении. Лавиния достаточно хорошо ее изучила, чтобы не пытаться вывести ее из этого состояния. Лучше, чтобы она оставалась спокойной и не тратила зря силы. Когда царящая в доме непривычная тягостная атмосфера рассеется, настроение ее поднимется. А пока что необходимо продолжать ежедневные упражнения и массаж, и, быть может, чудо повторится и Флора убедится вновь в своей способности шевелить пальцами ног.