Винтервуд - Иден Дороти. Страница 56

Громадным усилием воли Флора остановила поток слез, но ее худенькая грудка все еще вздымалась от сдерживаемых рыданий. Она позволила Лавинии попудрить ее нос и выдавила из себя слабую улыбку.

— И все-таки это трагедия, мисс Херст.

— А знаешь, я думаю, мистер Буш не решился бы заговорить, если бы ты запросто разгуливала кругом, как все остальные. А так я уверена, что он будет сидеть рядом с тобой, пока все мы будем танцевать.

Флора, уже менее скорбная, начала приглаживать аккуратно уложенные на голове колечки волос, перевязанных ленточкой.

— Вы думаете, он заметит, что у меня волосы зачесаны наверх?

— Придется заключить, что у него очень плохо со зрением, если он этого не заметит.

— Как у дяди Тимоти, — Флора начала хихикать. Потом вдруг настроение ее вновь молниеносно переменилось — О, как бы мне хотелось, чтобы бабушка Тэймсон была здесь. Она могла бы нарядиться в свое бархатное лиловое платье и надеть все свои драгоценности. Она мне говорила, что любит балы. Она устраивала очень пышные вечера в своем палаццо в Венеции. Она говорила, что если бы погрузить в гондолу все драгоценности, которые были на ее гостях, та затонула бы. Зажигались тысячи свечей, а пол в бальном зале был из розового мрамора. И все-таки Винтервуд может быть столь же великолепным. Мне бы очень хотелось, чтобы она была здесь сегодня и могла его видеть.

Глава девятнадцатая

Свечи на елке были зажжены и ярко горели. В громадном камине потрескивали поленья. Многочисленные окна длинной галереи скрылись под тяжелыми дамасскими занавесями, и в уютном полумраке слегка светился портрет матери Дэниела, юной женщины с вьющимися темными волосами и глазами цвета лазури, напоминавшими цветок травы горчанки в ее любимом синем саду. Дальний конец уходил во тьму, но здесь, в центре, вокруг елки и горящего очага, было тепло и празднично.

Ярким пламенем бил в глаза ослепительный наряд Шарлотты, облачившейся в эффектное малинового бархата платье, словно бы для того, чтобы сбросить какую-то тайно снедавшую ее тоску. Черные как смоль волосы были уложены в высокую прическу, глаза сияли, словно бесцветное стекло. В этот вечер в ее красоте было что-то отталкивающее и даже жутковатое. Под внешним совершенством пряталось какое-то глубоко подавляемое чувство.

Но каким бы ни было это чувство, при появлении Лавинии оно явно сменилось другим, более понятным.

— У вас просто великолепный вид, мисс Херст, между тем мы собрались всего лишь на скромный семейный праздник. Здесь не оперный спектакль.

— Мама, это я заставила мисс Херст надеть ее новое платье, — заявила Флора. — Это мой рождественский подарок ей. Правда, она в нем очень красива? И скажи, ты заметила, что у меня волосы зачесаны кверху?

— На двенадцатилетней девочке это выглядит смешно. Полагаю, и тут не обошлось без влияния мисс Херст?

Разочарованная неодобрением матери, Флора совсем было уже приготовилась удариться в слезы. Дэниел, гораздо более наблюдательный, чем можно было предположить по его виду, спокойно' возразил:

— Наша дочь растет, моя дорогая. Может, мы снимем наши подарки с елки, пока они не загорелись? Эти свечи кажутся мне весьма опасными. А потом, я думаю, мистер Буш поиграет на рояле и мы немножко потанцуем. Он наверняка захочет, чтобы ты переворачивала нотные страницы, Флора.

Юная физиономия мистера Буша то и дело заливалась румянцем. Он пробормотал что-то вроде «с удовольствием», и слезы Флоры от радости мигом высохли.

Подарки один за другим раздавал сэр Тимоти: это была его привилегия как самого старшего из присутствующих. Он то и дело ронял очки, неправильно читал надписи, но в конце концов у каждого оказался в руках перевязанный ленточкой сверток. Флора получила от отца красивое кнутовище для верховой езды. Этот намек, что она в скором времени снова начнет ездить верхом, чуть не заставил ее снова разрыдаться. Но потом она позабыла о себе, с напряженным вниманием следя за тем, как будут приняты ее собственные щедрые дары. Пожалуй, не следовало ей позволять так скоро демонстрировать свое богатство. Эдвард и Саймон, без сомнения, были в восторге от полученных дорогих подарков, но Шарлотта смотрела на маленькую серебряную коробочку, лежавшую у нее на коленях, с каким-то странным выражением, чуть ли не со злобой.

— Мама, нажми маленькую кнопочку, — умоляющим голосом обратилась к ней Флора.

Шарлотта послушалась и вскрикнула от неожиданности, когда из коробочки выскочил маленький черный дрозд, залившийся веселым свистом.

— Мама, нравится он тебе? Ты довольна? Мы с папой нашли это в одном магазине в Берлингтонском пассаже.

— Похоже, это очень дорогая вещица, — сказала Шарлотта

— Это совершенно неважно. Теперь, когда я богата, я могла бы сделать тебе сотни подарков.

— Говорить подобные вещи вульгарно. И твоя тетка никогда не думала, что ее деньги будут транжирить попусту. Нечего дуться. Просто маленькой девочке не пристало тратить большие деньги. Но коробочка действительно очень миленькая.

Сэр Тимоти, казалось, не заметивший происшедшей неловкости, спас положение, заявив, что ему показалось, будто он только что слышал пение дрозда. Разве могло это случиться зимой? Придется ему написать письмо в «Таймс».

Флора так и покатилась со смеху:

— Дядя Тимоти, вы чудак. Дрозд тут, у мамы в коробке. Но вы откройте свой собственный сверток. Скажите мне, того ли цвета шарф я выбрала. Вы сможете накидывать его на плечи в холодные дни. Вы всегда жалуетесь, что кругом сквозняки.

Сэр Тимоти был в восторге от своего подарка, так же как Саймон от биты для крикета, а Эдвард от железной дороги — крохотной копии Большой Западной железной дороги.

— Знаешь, Флора, мне нравится, что ты богата, надеюсь, ты всегда будешь богатой.

Глаза Шарлотты мрачно остановились на розовом личике Эдварда. Но потом, словно спохватившись, что она обязана любой ценой поддерживать всеобщее веселье, она велела мистеру Бушу сесть за рояль, чтобы они могли потанцевать.

При виде Дэниела, танцующего с Шарлоттой, радость, которую испытывала Лавиния от пребывания в чудесной комнате в окружении, по-видимому, счастливого семейства, улетучилась. Пара выглядела такой красивой, и, хотя они не разговаривали, щеки Шарлотты, танцевавшей с мужем веселую польку, слегка порозовели — видимо, то был отсвет ее красного платья. Но тут перед Лавинией склонился Джонатан, осведомившийся, не будет ли она столь благосклонна, чтобы потанцевать с ним. В своем вечернем костюме он был почти красив, выглядел почти джентльменом.

Однако это впечатление исчезло сразу же, как только он заговорил.

— Не могу не восхищаться вашей ловкостью, мисс Херст.

— Моей ловкостью? — нахмурившись, переспросила Лавиния.

— Могу поручиться, что это платье потянуло на кругленькую сумму. Наверняка были и другие, подешевле, которые наша дорогая Флора сочла бы столь же для вас подходящими. Но вы поступили очень умно, выбрав самое лучшее. Куй железо, пока горячо. И, должен сказать, выглядите вы просто потрясающе. Неудивительно, что кузина Шарлотта так сердится. Я уже раньше вам говорил, что она вам в подметки не годится. О, она, конечно, хорошенькая, но тронь ее, и она тут же разобьется вдребезги. Не выношу истеричных женщин. В вас есть огонь, но при этом еще и спокойствие. Чрезвычайно волнующее сочетание. Вы заслуживаете быть хорошо одетой, и вы должны признать, что ваша юная хозяйка вполне может себе позволить тратить столько, во сколько обходится содержание ее обожаемой мисс Херст. Вы ведь можете из нее веревки вить, не правда ли, обворожительная моя Лавиния? Я много недель за вами наблюдаю. Техника у вас безупречная.

Лавиния вся напряглась, зная, что не может уклониться от этого отвратительного разговора, не устроив сцены, он же тем временем продолжал:

— Прямо даже жалко рубить сук, на котором сидишь. Вы могли бы обзавестись множеством других вещей, прежде чем покинете Винтервуд. Но, как ни прискорбно, должен сказать, что терпение мое на исходе. Не могу ждать так долго... что вы думаете, черт побери?