Такси! - Дэвис Анна. Страница 48

5.05 вечера, а я за рулем с самого полудня. Но работа дала мне возможность сосредоточиться на чем-то безобидном, на доставке людей из пункта А в пункт Б. Хотя в целом день получился не приведи господь. Я вообще ненавижу ездить днем – и с движением проблемы, и пассажиры вечно взвинченные, – но сегодня все просто шло вверх тормашками. Для начала какая-то богачка тормознула меня у Найтсбриджа – попросила подвезти ее к бутику на Риджент-стрит и подождать, пока она прибарахлится. Обещала быть через три минуты, но спустя четверть часа я так и сидела с тикающим счетчиком. Еще через пять минут я заподозрила, что меня кинули, и уже собиралась вылезти и отправиться на поиски, когда она появилась снова – сияющая, нагруженная четырьмя сумками покупок. Потом в Паддингтоне ко мне села пожилая леди и тотчас подняла крик: в машине-де нога на полу валяется! Нога… Искусственная, разумеется, но эта несчастная старая дуреха приняла ее за настоящую. Что за безумный мир… Как можно вылезти из такси и не заметить, что обронил там ногу? Да и я бы засекла, если бы кто-то сел в мой кеб на двух ногах, а потом ускакал на одной… Самая загадочная из забытых у меня вещей. Интуиция подсказывала, что ногу обронила фифа из бутика – она же явно психованная, – но, с другой стороны, сегодня в машине побывало еще пять человек, так что оставить этот сувенир мог любой из них… А таксисты еще говорят, будто ночь – время неспокойное!

Сейчас я везла чернокожего парня в чересчур облегающих джинсах и смехотворных зеркальных очках; ехали мы из ночного клуба в Путни в какой-то бар. Всю дорогу он без умолку трещал по своему мобильнику и жевал резинку. Жевал громко, широко разевая пасть и чавкая. Судя по командирскому тону и по разговорам, работал парень управляющим – то ли в клубе, то ли в баре, то ли и в том и в другом. Один бог ведает почему он упорно называл меня Триной.

– Эй, Трина, а побыстрее можно? У меня стрелка через пятнадцать минут.

– Трина, за десять минуток доскачем? Ни хера ж себе движение.

– Трина, детка, газку можешь поддать?

Зазвонил розовый мобильник. Эми.

– Кэти, это я.

– Привет, золотко. – Я понизила голос до шепота: – Ночью ты была великолепна. Я бы с радостью осталась подольше, но ты сама знаешь…

– Уж я-то знаю. – Она явно кипела. – Ты где, Кэти?

– Почти в Путни. А что?

– Я хочу, чтобы ты приехала.

– Конечно. – Мысль о еще одной подобной ночи воодушевляла. – Поработаю часиков до десяти. Пойдет? Могу что-нибудь вкусное захватить.

– Нет. Я хочу, чтобы ты приехала прямо сейчас. Как можно быстрее. – Голос ее дрожал. Она что, плачет?

– Эми, что случилось?

– Ничего. Просто приезжай. – И повесила трубку.

– Трина, ты меня слышишь? – Пассажир раздраженно стучал по стеклу. На меня вылупились два маленьких зеркала. – Я просил свернуть направо, а ты проскочила.

– Ой, извините, – без малейшего раскаяния произнесла я. – Сейчас развернусь.

– Да ладно. Тормозни прямо здесь.

Я так и сделала. Он расплатился, хрен тебе чаевые.

– Эй, почему вы называете меня Триной? – спросила я, когда парень выбрался из машины.

Двойные зеркальца повернулись и воззрились на меня.

– Это вы о чем, леди?

Эми развела костер в саду за домом; языки пламени взвивались высоко вверх. Она притащила целые кипы картона, развалившиеся плетеные корзины и, кажется, старые стулья, распиленные на части, и отправляла все это в огонь. На ней была красная шелковая пижама – не самое подходящее облачение для возни с костром – и резиновые сапожки. Некоторое время я наблюдала за ней, стараясь держаться подальше от клубов дыма, а потом поинтересовалась:

– К ночи Гая Фокса [13] готовишься?

Моросило, под каплями дождя пламя шипело, и дыма становилось все больше. Эми то и дело оглядывалась на меня. Если бы только ее лицо было лучше видно в темноте.

– Ну как, свозила матушку к врачу? – Голос был высокий, тонкий.

– Да, все в порядке. Пришлось прождать целый час, пока ее посмотрел специалист, – ну ты же знаешь эти больницы.

Эми отвернулась к костру, и я заметила, что плечи ее дрожат. Хотелось подойти, поцеловать ее, но я не решилась. Прошлой ночью вкус ее губ был так сладок – смесь попкорна, песен менестрелей и галантных фраз.

– Эми, что с тобой?

– А ты не понимаешь?

Я могла только предположить, что это как-то связано с Уиллой. Думаю, я правильно повела себя с этой ведьмой… А вдруг она настолько обозлилась, что я ее отшила, и настолько потеряла голову от Эми, что наговорила ей про меня черт знает чего? Способна она на такое?

– Тебе Уилла что-то наплела, да?

Эми ничего не сказала. Только запустила в огонь очередную ножку стула.

Я ощущала жар пламени на своем лице. Вряд ли в Ислингтоне разрешено разводить костры… Я оглянулась на соседние дома – в одном или двух окнах колыхались занавески.

– Эми, что бы Уилла тебе ни сказала – все это неправда. Я не болтала о ее вчерашней выходке, чтобы не ставить ее саму в дурацкое положение. Хотя, похоже, надо было все тебе рассказать. Ладно, пошли в дом.

С этими словами я подошла и положила руку Эми на плечо, но она отстранилась. Теперь, вблизи, я увидела, что разводы на ее лице были от слез, а не от грязи.

– Не обвиняй Уиллу в том, что натворила сама. Она мой друг. – Голос был такой напряженный, что я невольно вспомнила Джонни: как он, пьяный, пытался играть на гитаре и настраивал струну все выше и выше, и вот уже стало видно, как же сильно она натянута, – за считанные мгновения до того, как порвалась.

– Ну и что же я натворила? Эми, Уилла сама делала мне закидоны. Она влюблена в тебя, но получить тебя не может – вот и набросилась на меня.

– Заткнись. – Эми стояла так близко к огню, что я забеспокоилась, как бы не вспыхнула ее пижама. – Я не хочу больше слушать твое вранье, Кэти. С меня хватит.

– Что? – Я смешалась. Неужели Уилла что-то разнюхала? До меня донеслось тоненькое хихиканье и шепоток где-то слева за оградой. Должно быть, соседские дети выбрались из дома, заметив костер, и теперь подслушивали. – Эми, обсудим это в доме.

– Отношения могут складываться только тогда, когда в основе их – откровенность и честность.

Слышать не могу этих нравоучительных интонаций! Теперь уже во мне закипала злость. За оградой снова захихикали.

– Ты говоришь об откровенности и честности после того, как у меня за спиной спуталась с Черил?

Эми напряглась:

– С чего я буду такое делать?

Это уже лучше. Я вынудила ее защищаться. Надо продумать следующий маневр…

– Не знаю, сладенькая. Может, если каждый день трескаешь икру, иногда хочется и дешевенький пирожок пожевать.

– Ты о чем? В жизни не ела дешевеньких пирожков.

Придется разъяснять по буквам.

– Это ме-та-фо-ра, Эми. Я – икра, а Черил – дешевенький пирожок.

Я видела: Эми передернуло. Она отошла в сторону и села за садовый столик Уиллы. Я осторожно двинулась следом, пытаясь изгнать из головы непрошеную картинку – Эми и Черил в позе 69.

– А чего ты хотела? – резко спросила Эми. – Я только и делала, что ждала тебя, Кэти. Упрекаешь меня за то, что мне понадобилось утешение? Видит бог, от тебя я получала только крохи моральной поддержки.

– Речь не о моральной поддержке. Речь о том, что ты свалялась с этой отвратной мразью.

– Катись ты к черту, Кэти, поняла? Катись к черту. – Эми закрыла лицо руками и всхлипнула.

Медленно, тихо я села рядом и обняла ее. Возня и смех за оградой стихли: детям стало скучно, и они ушли. Представление закончилось.

– Это столик, да? Ты сожгла столик.

Эми кивнула и опустила руки. Лицо ее распухло, покрылось пятнами, и все же на нем появилось подобие улыбки: она поняла, что сумела причинить мне боль.

– Я очень разозлилась на тебя, Кэти. – Но в голосе уже не было злости. Странно – Эми даже выглядела счастливой. Возможно, злости ей уже было мало.