Тайный грех императрицы - Арсеньева Елена. Страница 40

А между тем... ей продолжали поклоняться мужчины. Облик романтической, трагической героини будоражил чувства тех, кто жил более в воображаемом мире, чем в реальности.

«Неподкупный голос Пушкина», которому принадлежат эти стихи, в данном случае не имеет никакого отношения к «свободолюбивым чаяниям русского народа», как принято выражаться. Здесь нет и мысли об этом. Императрицу странно, тихо, покорно и восторженно любила Россия, боготворила ее интеллигенция, и именно она, Елизавета, была сокровенной страстью Пушкина, героиней многих его стихов, которые позднейшее литературоведение считало посвященными другим дамам. Елизавета в 1811 году присутствовала на открытии Царскосельского лицея и поразила воображение пылкого мальчишки с африканской кровью.

Такое впечатление, что он любил ее всю жизнь – вернее, тайно обожал. Разумеется, он ее «втайне пел», как еще можно обожать небожительницу-императрицу?!

Может быть, Елизавета знала об этом. И сие радовало ее. А может, ей было уже все безразлично, кроме собственного душевного покоя, который она, как ни странно, обрела теперь... рядом с мужем.

И это оказалось взаимное обретение.

Александра в те годы постигло два страшных удара. Первый – полный разрыв с Марьей Антоновной Нарышкиной.

Она в 1813 году родила сына Эммануила и была счастлива, что подарила государю наследника. Нарышкина надеялась, что Александр усыновит мальчика, как прежде удочерил Софью. И тогда... кто знает, какая ослепительная судьба ждет Эммануила! Он вполне может стать императором!

Ошалев от своих ослепительных мечтаний, Нарышкина почувствовала себя воистину всемогущей и дала себе полную волю. Ни от кого не таясь, она завела бурный роман с князем Гагариным. Это случилось в Италии, во Флоренции, однако скандал разразился столь оглушительный, что дошли слухи до России. И сия история положила предел терпению Александра, которому осточертело слыть рогоносцем в глазах всего мира.

Любовники разорвали все отношения между собой. Эммануил так и остался сыном князя Нарышкина.

И тут разразилась вторая трагедия – умерла накануне своей свадьбы любимая, обожаемая дочь Александра. Так же, как некогда Лизонька, дочь Охотникова, Софья пала жертвой врачей-шарлатанов. От воспаления легких ее, по настоянию матери, лечили «магнетизеры»...

Александр был вне себя от горя. Его утешала та, которая хорошо знала, что это такое – потеря любимого ребенка. Но Александр был подавлен не только смертью дочери. Можно сказать, он стоял в эти дни у гроба всех своих мечтаний и надежд. Он понял, что не справился с властью, которую взял однажды – в ночь переворота. Россия была слишком велика и непостижима им, он вдруг осознал, что править этой страной так, как управляют своими небольшими, предсказуемыми, послушными и цивилизованными странами европейские монархи, невозможно. А иначе он не умел. Привыкнув блистать и диктовать свою волю, он понял, что война – разгром! – никогда не кончится для него. Только теперь он стоял не против Наполеона, а против своей страны, которая чего-то хотела от него, чего-то ждала, требовала... чего?!

Он больше ничего и никому не способен был дать.

Он сломался. Так ломается дерево, которое все считали крепким и непоколебимым и которое гнулось как только могло. Ну вот и не разогнулось однажды. Его никто не понимал, кроме Елизаветы.

Эти два человека, которые не могли быть счастливы вместе, когда весь мир лежал у их ног, вдруг нашли друг друга во дни горестей, сомнений и неуверенности.

Впрочем, Елизавета всегда умела поддержать Александра в тяжелую минуту. Но прежде это вызывало у него взрыв оскорбленного самолюбия – теперь же он чувствовал благодарность к жене.

Это была не любовь, а дружба, которая иной раз крепче любви. Получается, императрица Екатерина Великая не так уж сильно ошибалась, когда предназначала их друг другу? Вот только встретились они слишком рано...

Именно Елизавете сообщил первой Александр, что намерен отречься от престола. Именно ей он открыл, что скоро уйдет из жизни, и сообщил, как это произойдет.

Они вместе уехали осенью 1825 года в Таганрог, откуда Александр больше не вернулся.

То есть он вернулся – в гробу, изменившийся до неузнаваемости. Сослались на то, что бальзамирование тела было проведено неумело. Через два десятка лет вдруг откуда ни возьмись появились слухи о том, что Александр вовсе не умер, а дожил свой век под личиной старца Федора Кузьмича.

Через полгода после кончины мужа, в мае 1826 года, умерла Елизавета. Она возвращалась в Петербург из Таганрога, где тоже тяжело заболела. Умерла в Белеве – одна, без родных. Марья Федоровна, отправившаяся ей навстречу, доехала только до Калуги.

Когда после похорон взялись перестраивать покои Елизаветы, в одном из шкафов нашли тайник. Там были детские вещи, портрет красавца с колдовскими черными глазами и несколько писем, исполненных любви и страсти. Они лежали в черной шкатулке.

О тайнике немедля доложили новому императору Николаю II. Ему нетрудно было угадать, что распашонки некогда принадлежали несчастной Лизоньке, его племяннице – внебрачному ребенку Елизаветы. В черноглазом красавце с портрета Николай узнал штаб-ротмистра Охотникова, давно покинувшего этот мир. А письма... Император прочел их вместе с женой, не то возмущаясь, не то упиваясь этими полубезумными словами: «Мой друг, моя жена, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя...»

Александра Федоровна с трудом скрывала негодование. Николай молчал. Потом собрал эти вещи и бросил их в огонь. И долго смотрел, как горело все, что еще оставалось от безумной любви императрицы Елизаветы.