Изумрудное пламя - Грайс Джулия. Страница 17

– Неужели так необходимо все время стегать животных? – спросила Эмери с неприязнью.

Билл смерил ее холодным взглядом.

– У меня слишком много ценного оборудования, чтобы я мог запросто оставить его в прериях только из-за того, чтобы этим лентяям сделать приятное.

– Но…

– Осторожнее, мисс, здесь собака. Вы же не хотите, чтобы она вас покусала.

Пес бесшумно подкрался к ней. Шерсть на загривке у него встала дыбом, клыки обнажились и уши угрожающе торчали. Эмеральда отпрянула назад.

– Не волнуйтесь, – раздался голос у нее за спиной, – он вас не укусит. Пес так выдрессирован, чтобы недоверчиво относиться к посторонним, но без команды бросаться не станет.

Эмери обернулась и увидела Зика. «Странно, он подошел совсем неслышно, подкрался, словно зверь или индеец», – подумала она. На нем, были темные парусиновые штаны, рубаха из грубой полушерстяной ткани и широкая белая шляпа. Щеки его покрывала щетина.

– Я ищу Тимминого пса, – объяснила она свое появление у их повозки, – и мне показалось, что здесь кто-то лает. Вы не видели Эдгара?

Зик взял ее под руку и повел в сторону от повозки. От него исходил запах немытого тела, одежда была вея в пятнах. «Боже, он хоть когда-нибудь моется?» – с неприязнью подумала Эмери.

– Вы решили, что Блэк его съел? – Зик усмехнулся, обнаружив отсутствие переднего зуба. – Блэк не ест маленьких собак, – сообщил он, еще раз ухмыльнувшись. – Но может быть, он и пробегал мимо час или два назад. Он мог попасть в яму. Тут полно таких ям. Туда и лошадь может угодить, не говоря о собаке.

– Вы так думаете? Тимми будет очень расстроен!

Они шли, удаляясь от вереницы повозок, медленно ползущих на запад.

– Зачем вы держите такую странную собаку? – спросила она.

– Блэк не странный. У него просто такой вспыльчивый характер. Билл специально обучал его сторожевой службе. У нас много ценного оборудования, которое надо защищать от воров.

– Но кто станет красть оборудование? Что с ним делать здесь, в прериях?

– Осторожность не повредит. Если ты не осторожный человек, то никогда не станешь пастором, – засмеялся Зик.

– Возможно, вы правы.

Разговаривая, они дошли до поляны, изрытой норами грызунов. Трава здесь была не такой густой и высокой, как везде. Возле каждой норки виднелся небольшой холмик земли. На одной из «насыпей» они увидели зверька, похожего на белку, с любопытством взирающего на неведомых гостей.

Они осмотрели несколько норок, но Эдгара нигде не было.

– Не исключено, что он угодил в одну из них и не может выбраться, – предположил Зик.

– Эдгар не так глуп. Он всегда вел себя вполне разумно.

– Собака есть собака. Надо посмотреть, нет ли в норках следов того, что кто-то старался вобраться оттуда, следов земли или чего-то в этом роде. Так мы скорее сможем найти его и откопать.

Эмери в тревоге склонилась над одной из ямок и вдруг почувствовала руку Зика на правой груди. Она попробовала оттолкнуть его, но он накинулся на нее сзади, крепко сжимая ее груди обеими руками. Она закричала, и он заткнул ей рот рукой.

– Ну, ну, мисс Эмеральда. Вы же не хотите, чтобы нас кто-нибудь услышал. Хотя, сколько ни кричите, толку не будет. Караван находится не меньше чем в полумили от нас, да и волы так шумят, что и в десяти футах ничего не услышишь!

Вне себя от ярости она рванулась, чтобы убрать его потную ладонь со своего лица.

– Эй, полегче, тебе понравится!

Свободной рукой он шарил по ее телу, ощупывая живот, и, задрав платье, полез к заветной выемке между ног.

– Это совсем не страшно, маленькая книжная девочка, всего пять минут, и ты узнаешь, что такое настоящий мужчина.

Труди Вандербуш скакала на своей златогривой лошадке перед караваном, отдавшись во власть радостному, пьянящему чувству единения с сильным животным, легко, словно играя, уносившего наездницу вдаль.

Она держалась в седле по-мужски, подоткнув мешающую ей длинную юбку, шляпка висела за спиной на тесьме, золотистые волосы развевались на ветру, грудь вздрагивала. Труди предусмотрительно надела под платье брюки своего брата Пьера для верховой езды, за что Марта Ригни обозвала ее бесстыдницей. Но Труди это не волновало. Кто ее видит? Да и что в этом такого? В конце концов даже папа согласился с ее нарядом, а что думают о ней другие, ей плевать.

Непонятно, что в этом стыдного, спрашивала она себя. Почему парням можно скакать в свое удовольствие и в чем угодно, и никто их за это не осудит. Им купаться можно в чем мать родила и не бояться, что дома их встретят розгами. Девочки же со всех сторон окружены самым пристальным вниманием семьи, соседей и целым частоколом запретов. Особенно бедняжкам достается от ханжей, таких как эта ведьма Ригни. Наверное, она просто завидует ее молодости.

Труди твердо решила, что не даст запереть себя в четырех стенах, когда молодость играет в ней. И не важно, что думает на этот счет папа. Словно стремясь придать уверенности себе, она пришпорила лошадь и понеслась галопом. Однако, заметив ямки, приостановила свою Гольден, чтобы, не дай Бог, не повредить ей ногу. Но предосторожность была излишней: Гольден никогда не попадет в подобную западню, в этом было ее сходство с хозяйкой. Труди тоже не даст поймать себя в ловушку замужества. Она-то знает, как держаться с мужчинами…

Именно из-за нее семья покинула Мичиган. Из-за нее и близнецов Клаусов, живущих по соседству. Часами они могли лежать в амбаре у Клаусов, все трое, сплетаясь телами.

Проживи она еще хоть сотню лет, ей все равно не удалось бы забыть этот опыт. Она могла бы всю оставшуюся жизнь провести в этом амбаре, предаваясь незабываемым плотским наслаждениям.

И вот однажды в дверях амбара, словно призрак мщения, показался сам Герман Вандербуш. Он неожиданно рано вернулся из церкви. Схватив вилы, он двинулся на них всей своей массой, и Труди показалось, что всем им пришел конец.

Герман был довольно добродушным малым. Любил выпить и поесть, отчего мать постоянно была занята на кухне. Но сейчас от добродушия не осталось и следа, была одна лишь ярость.

– Чем вы там занимаетесь? Плодите мне ублюдков для помощи по хозяйству?! – завопил Герман.

– Нет, папа, нет…

Труди была уверена, что ублюдков она отцу не принесет, так как наверняка была бесплодна. Она сгребла в кучу одежду. Все поспешно стали одеваться. Веселого было мало: у вил были острые и длинные зубья. Однажды Труди видела, как отец проткнул ими крысу.

– Живо одевайся и иди в дом. Там с тобой разберусь. А вы, молодые люди, решайте между собой, кто из вас станет мужем моей дочери. Жду ответа через полчаса. – И тихо, как бы про себя, добавил: – Боже мой, сразу двое…

Через полчаса к ним в дом, сконфуженно улыбаясь, вошел Рольф Клаус, чтобы сообщить Герману Вандербушу, что ни он, ни его брат Жан не обязаны жениться на Труди, так как никто из них не был у девушки первым. Похоже, что тем же самым с ней еще до них занимались многие.

Рольф также сказал, что они занимаются этим давно, с тех пор как Труди исполнилось двенадцать. И ее хорошо знают в округе. Кто смеется над ней, а кто жалеет.

Отец запер Труди на два дня под замок, разрешив входить к ней только матери, чтобы та приносила ей еду. Каким бы разозленным ни был Вандербуш, он не мог отказать кому-либо в пище.

– Он думает, – только и могла сообщить ей мать, глядя на дочь со смешанным чувством удивления, отвращения и жалости. – Он все еще думает.

Родители ничего не знали и могли бы так и не узнать. Мужчины обещали Труди хранить все в тайне, но они предали ее… Они, конечно, пользовались ее услугами, но она прекрасно понимала, что нуждается в них больше, чем они в ней. Желание накатывало на нее так же неотвратимо, как голод или жажда. Мужчины, насколько ей было известно, могли удовлетворять свой голод когда угодно и с кем угодно, и им это не возбранялось, тогда как женщины должны были оставаться чистыми, и не важно, какие у них сексуальные потребности. Это никого не заботит…