Изумрудное пламя - Грайс Джулия. Страница 40
Только Мэйс Бриджмен мог держать их в узде.
– Зря тратят силы на глупые споры, которые им еще пригодятся в пути, – с досадой говорил он Эмери. – Много таких парней погибло из-за разногласий. Кто-то хотел поохотиться, кто-то понаслаждаться природой, а когда зима заставала их в горах, то упущенное время уже невозможно было вернуть никакими молитвами.
Даже Сюзанна и та изменилась. В Каунсил Блафсе Эмери встретила маленького капризного ребенка, всюду таскавшего за собой куклу. Сейчас она заметно подросла. Ножки ее стали стройнее и сильнее. Лицо девочки покрылось коричневым загаром, синие глаза сияли на смуглом лице, словно два глубоких озерца. Она бегала повсюду, играла с Эдгаром, подражая лаю диких собак, взбиралась на скалы, болтала без умолку и не вспоминала о куклах.
Гертруда Вандербуш высохла донельзя, изжёлта-серая кожа обтягивала кости. Она редко покидала повозку.
Кэтти, слава Богу, оправилась от дизентерии. Но полудетская округлость черт исчезла, и с нею Кэтти утратила часть своей прелести. Однако путешествие закалило ее: она почти перестала жаловаться.
Рэд Арбутнот превратился в глубокого старика с трясущимися руками и головой. Он страдал от болезни, которую Мэйс определил как горную лихорадку. Его старое сердце болело за взрослых сыновей, и он уже потерял надежду увидеть конец маршрута.
Бен Колт совсем почернел, нос облупился, губы потрескались. Взгляд его неотступно преследовал Эмеральду, но стоило ей взглянуть на него, как он отводил глаза. И когда он разговаривал с ней, его реплики были желчными и злыми.
После ампутации ступни у Тимми Пьер, сын Вандербуша, тронулся рассудком. Он не буянил, но совершенно потерял интерес ко всему и часто разговаривал сам с собой. Эмери знала, что виной тому эти необъятные просторы, в которых он ощущал себя таким маленьким и беспомощным, что испытывал постоянный страх.
Но кое-кто не изменился совсем. Среди них были Зик, Билл Колфакс, Труди, а также мальчики-подростки Боб Ригни и Жан Вандербуш, которые не утратили детского восприятия мира.
Ну, а сама Эмери?.. Она решила не думать об этом. Она выбрала этот путь и должна пройти его до конца.
– Делайте, что хотите, – развязно говорил Зик Йорк. – А я буду делать то, что хочу я. Моя скотина хочет пить, и я напою ее! – Он стоял, прислонясь к повозке, лицо его было искажено злобой.
Эмеральда, посмотрев в его сторону, передернулась от отвращения. Она ничего не рассказала о его приставаниях ни Маргарет, ни Оррину. Да и зачем? Что могли они сделать? Здесь правил один закон. Право сильного. Зика не перевоспитать, его можно только убить.
Мэйс отошел от мужчин и прикрыл глаза. Труди подошла к нему. Коричневое платье ладно сидело на ее статной фигуре. Она шла, покачивая бедрами, зная, что все мужчины лагеря провожают ее жадными взглядами.
Труди остановилась возле Мэйса, взяла его под руку и улыбнулась, заглядывая ему в глаза.
«Друзья, – подумала Эмеральда, – друзья-любовники». Она не могла на это смотреть. Слезы сами навернулись на глаза: драгоценная влага, напрасная трата на этой иссушенной солнцем земле.
Она отвернулась и заспешила к повозке Уайлсов.
«Нельзя плакать! Не смей!» – гневно приказала она себе. Но когда она, вернувшись в повозку, принялась шить скудной порцией воды Сюзанну и Тимми, слезы сами полились из глаз. Эмери опустила голову. Дети не должны стать свидетелями ее слабости.
Маргарет уже потеряла представление о времени; Схватки становились все чаще, все сильнее. Вцепившись посиневшими пальцами в край повозки, она изо всех сил старалась сдержать крик.
Тимми был с ней рядом. Это она настояла на том, чтобы он вернулся в повозку, ведь он еще не до конца окреп и сейчас, свернувшись на одеяле, в пятый или шестой раз перечитывал своего любимого Эдгара По. Его протез лежал рядом.
– Мама, что с тобой? Тебе плохо? – с тревогой спросил он.
Должно быть, она все же застонала.
– Со мной все в порядке, сынок. – Маргарет попробовала улыбнуться. Повозку нещадно трясло.
– Мама, это такая интересная книжка. Читаешь и дрожишь от страха, словно увидел призрака.
– Да. Я тоже перечитывала его рассказы по многу раз. Правда, что-то давно уже ничего не читала. Хорошо бы иметь побольше книжек.
– Наверное, в Калифорнии мы сможем купить разные книги.
– Не думаю. Мэйс говорил, что там пока мало всего. Только самое необходимое: кожа для шитья сапог да кое-какие инструменты. И хотя иногда приходит шхуна с товаром, но Мэйс сомневается, что они привезут книги.
Маргарет улыбнулась. Мальчик следовал за Мэйсом по пятам, задавал ему тысячи вопросов, жадно впитывал его рассказы о повадках диких животных, о жизни охотников в горах. Ей бы хотелось, чтобы Оррин проводил с мальчиком побольше времени, но все его мысли были заняты то маршрутом, то волами, то какой-то работой.
Еще раз схватило живот. Она прикусила губу. Эта схватка казалась бесконечной – сплошной сгусток острой, невыносимой боли. Пот выступил у нее на лбу, воздух со свистом входил в легкие.
– Мама, с тобой действительно все в порядке?
– Да, Тимми. Все хорошо. Почитай мне вслух, я хочу знать, о чем там речь.
– Да, мама. – Тимми бросил на мать сочувствующий взгляд и принялся читать.
Маргарет неловко повернулась на бок, почувствовав сильную боль в спине. Если бы можно было позвать в повозку Эмери, чтобы она помассировала ей затекшую спину. Но тогда придется остановиться под палящим солнцем, пока она будет рожать.
Она оглядела знакомую обстановку повозки. Просоленные, выгоревшие на солнце парусиновые стены с нашитыми повсюду карманами, где они хранили ценности. Сложенные вещи, груда лоскутных одеял, сделанных еще ее матерью и доставшихся ей в приданое.
Новая схватка сжала ее, словно железными щипцами.
Маргарет закрыла глаза и вцепилась в деревянный пол, так что щепки впились в кожу под ногтями. Она старалась не стонать. Нельзя поднимать шум.
«Интересно, что чувствуют люди, умирая? Неужели агония смерти страшнее, чем эта боль? Или смерть – это простое соскальзывание в бездну…» – подумала Маргарет.
Наконец боль отступила. Только спину ломило. «Я не боюсь смерти, – сказала она себе. – Пусть я умру, пусть умрет и этот ребенок, которого я не очень-то и хотела».
Переживая из-за Тимми, она каждый день молила Бога о его здоровье, но ни разу не вспомнила о том, кого сейчас носила под сердцем. Она не думала и о том, как назовет его. Ей было все равно, какого он пола.
Может, Бог хочет наказать ее за это смертью в родах?
Маргарет подняла руку и посмотрела на нее. Она дрожала. Эти роды проходили быстрее других. Сейчас она еще могла держать себя в руках, но что делать дальше? Не стонать, только не стонать…
– Мама, мама. – Тимми тряс ее за плечо. – Мама, ты заболела, ты так странно мычишь.
– Тебе это показалось, сынок…
Когда она вновь открыла глаза, то почувствовала, что тряска прекратилась и Тимми куда-то исчез. В повозку заглянул Оррин, за ним показалось лицо Эмеральды. Оно расплывалось, черты сливались…
– Маргарет, Маргарет? Твое время пришло? О Господи!
Это был Оррин. Маргарет слышала его, но не воспринимала смысл его слов. Она уже не в силах была даже кричать.
– Я приведу Бена, – сказала Эмеральда.
– Вы женщины, неужели не сможете справиться с этим сами? Рожать – женское дело, – остановил ее Оррин.
– Я ничего не понимаю в этом, а Бен Колт – врач, Сама Маргарет просила, чтобы он помог ей.
Маргарет смутно видела, что они о чем-то спорили. Эмеральда упрямо настаивала на своем, затем их лица пропали…
– Миссис Уайлс, когда у вас начались схватки? Маргарет открыла глаза, Бен Колт склонился над ней. Она с трудом узнала в нем прежнего Бена, которого впервые увидела в Каунсил Блафсе. Под глазами были синяки, лицо заострилось, словно клинок.
– Я… не знаю. – Она дотронулась рукой до живота. Он был большой и твердый, как мяч.
– Они начались после завтрака?