Падший ангел (Женщина для офицеров) - Арнольд Марго. Страница 2

Увидев меня, отец занервничал еще больше и начал что-то говорить, но Белль знаком велела ему замолчать и одарила меня ослепительной улыбкой. Слишком крупные квадратные зубы были, пожалуй, единственным, что портило ее. Поманив меня рукой, она сказала:

– Подойди сюда, Элизабет, подойди, дорогая. Присаживайся рядом с нами. Мы с твоим отцом только что обсуждали планы относительно твоего будущего. Я намерена забрать тебя отсюда. Садись, дитя мое, и слушай.

Повернувшись к моему отцу, она заговорила, словно продолжая прерванную фразу:

– Как я уже сказала, в течение года ничего не произойдет, но я настаиваю на том, чтобы у меня были полностью развязаны руки. За это время она должна будет выучиться всему: танцевать, петь, говорить, развлекать гостей, со вкусом одеваться. – Белль выразительно пожала плечами и подвела итог: – Абсолютно всему. Ты умеешь читать и писать? – внезапно обратилась она ко мне.

Хоть я и была ошеломлена, мне удалось съязвить:

– Да, и разговаривать я тоже уже умею.

Белль не смогла сдержать тихий приятный смех:

– О, мое чудесное дитя! Я и забыла, как остер твой язычок.

Это было правдой. Когда я была поменьше, мы часто болтали с ней, и мои высказывания нередко заставляли ее смеяться. Повзрослев, я несколько отдалилась от Белль, подсознательно чувствуя, что старшие не одобряют нашей дружбы.

– Да нет же, – продолжала она. – Я имею в виду, что ты должна выучиться говорить должным образом: без акцента и без всех этих ужасных словечек на кокни, [2] которыми пестрит твоя речь. Ты научишься говорить так, как говорю я.

Голос Белль был одной из самых привлекательных ее черт: глубокий и приятный, без всякого следа жаргона и визгливости, присущих всем нам. Только в те редкие моменты, когда Белль была рассержена или очень возбуждена, в ее речь возвращались жаргонные словечки и резкость, но теперь она говорила, как настоящая леди.

– Впрочем, то, что ты умеешь читать и писать, в огромной степени поможет нам. Уроки будут даваться тебе гораздо легче. Что же касается финансовой стороны, – обернулась она к моему отцу, – то все расходы в течение следующего года я беру на себя. После этого мы встретимся и еще раз обсудим материальный вопрос – в зависимости от того, каковы будут ее успехи.

У меня похолодело внутри и окаменели губы, но я все же сумела выговорить:

– Зачем вам все это? Что вы собираетесь сделать со мной? Вы что, хотите превратить меня в… – я запнулась, но затем все же нашла в себе силы произнести это слово: —…проститутку? Так вот, я не буду ею! Не буду!

При этих словах мой отец издал какой-то сдавленный звук: не то стон, не то всхлипывание. Несколько мгновений Белль молчала, а затем со вздохом подняла руку, желая привлечь мое внимание.

– Дитя мое, я полагаю, они говорили тебе, что я – проститутка. И ты, разумеется, знаешь, что это такое?

Я упрямо кивнула.

– И еще они говорили тебе, что я несчастна, покрыта позором и обязательно плохо кончу?

Я вновь кивнула.

– А теперь взгляни на меня, – резко приказала Белль. – Неужели я похожа на такое ничтожество?

В то время ей было около тридцати пяти. Высокая и хорошо сложенная, с большой крепкой округлой грудью и роскошными плечами, которые она любила демонстрировать, Белль находилась в расцвете своей красоты. У нее была копна волос цвета спелой кукурузы и живые голубые глаза. Конечно, ремесло, которым она занималась уже многие годы, не могло не наложить на нее свой отпечаток: цвет ее лица несколько поблек, но она компенсировала этот недостаток с помощью косметики, умело пользуясь румянами. На фоне нашей убогой обстановки она казалась мне окруженной сиянием, поэтому я отрицательно покачала головой.

– Позволь кое-что сказать тебе. – Она заговорила почти шепотом. – Когда я начинала, то была так же бедна и невежественна, как ты теперь. И никто не мог мне помочь. Это было двадцать лет назад. Теперь я владею тремя домами, на моем счету в банке лежит пять тысяч фунтов. У меня есть слуги, кареты, платья, которые с гордостью одела бы даже принцесса, а ведь я еще молода и у меня все впереди. Если ты используешь умную головку, которую, как я полагаю, носишь на плечах, то сможешь добиться всего того же – и даже большего. Это шанс изменить всю твою жизнь, шанс выбраться из всего этого… – Жест, которым Белль обвела то, что нас окружало, был подобен пощечине. Я взглянула на отца, и мне показалось, что он съежился, а стены нашей и без того мрачной комнаты сдвинулись теснее.

– Но это вовсе не то, чего я хочу, – удалось вымолвить мне.

– Чего же ты хочешь? – мягко спросила она. Запинаясь, я постаралась объяснить это ей и отцу, но, по-моему, вышло у меня плохо. Иногда по воскресеньям мой брат брал меня на прогулку за пределы Сити, и мы неторопливо шли по полям к Айлингтону или Сэдлерз-Уэллс. Мы проходили мимо домов – не тех больших и элегантных, которые обычно строят для себя за городом богачи, а маленьких уютных домиков с заплатками крохотных садиков. Обитатели этих домов одевались небогато, но со вкусом, по вечерам они часто выходили посидеть на свежем воздухе и поболтать с соседями. По словам моего брата, это были дома, принадлежавшие «среднему классу» – владельцам магазинов, обслуживающих богачей, и клеркам, работавшим в огромных торговых домах, что теснили наши трущобы в Сити. Над ними витало ощущение покоя, удовлетворенности и надежности. Мой брат мечтал о том, как в один прекрасный день мы заведем такой же домик, и в такие моменты я чувствовала, что это предел желаний любого человека.

Все это я пыталась объяснить в тот вечер отцу и Белль. Когда я закончила свою сбивчивую речь, Белль, смотревшая на меня с болью и сожалением, порывисто сжала мою руку и произнесла:

– Да, звучит очень мило. Все эти твои мечты – обычные мечты честного человека. Но скажи мне, дорогая, каким образом, по-твоему, такие, как мы, могут достичь всего этого?

«Такие, как мы»… Какая грусть прозвучала в ее словах!

– На что ты можешь надеяться? – продолжала она. – Твоя мать, насколько мне известно, хотела отдать тебя в ученицы. Ну что ж, ты работала бы семь лет за гроши, а то и вообще бесплатно, приходя домой поздно вечером и трясясь от страха, потому что в любую ночь какой-нибудь оборванец мог затащить тебя в темный переулок и изнасиловать. Если бы ты не пошла в обучение, ты могла бы выйти замуж, взвалить на себя обязанности по содержанию дома вроде этого и жить так до конца своих дней. А пойди ты на службу в какой-нибудь богатый дом, как того хочет твой отец, с тобой обращались бы как с самым ничтожным созданием на свете. Лакеи шарили бы у тебя под юбками, а джентльмены вытворяли бы с тобой все что им угодно и когда угодно. Тебе пришлось бы кланяться и унижаться перед всеми, кому это по душе, в том числе и перед такими, как я. Нет, девочка моя. Позволь мне сказать тебе, что все несчастные развалины, которые на твоих глазах продают свое тело за шиллинг первому встречному пьянице, все эти заживо разлагающиеся обломки начинали именно с того, что работали служанками в домах знатных – и не очень – вельмож. Эта дорога не приведет тебя к твоему маленькому домику в полях, уж поверь мне. Я повидала достаточно много, чтобы знать это наверняка.

Произнося эту речь, Белль так разволновалась, что у нее перехватило дыхание.

И все же я снова отрицательно покачала головой.

– Я не понимаю, почему ты – такая богатая, а они – такие бедные, коли вы занимаетесь одним и тем же.

При моих последних словах спокойствие вернулось к Белль, и она вновь рассмеялась.

– Сейчас я не могу объяснить тебе всего, но дело обстоит примерно следующим образом. Так уж случилось, что Англия непрерывно воюет, и это длится так долго, что я даже не помню, когда было иначе. Когда идет война, повсюду есть солдаты, моряки – мужчины, оторванные от дома, мужчины, ищущие немного уюта и женской ласки, прежде чем им снова придется рисковать своей головой на поле боя. Кроме того, существуют господа, позаботившиеся о том, чтобы обезопасить своих маленьких симпатичных жен и детей, отправив их в деревни. Сами они остаются в городах и тоже хотят получить свой кусочек удовольствий. И вот тут-то появляемся мы – те, для кого французы нашли замечательное слово «полусвет». Та часть общества, о которой не принято говорить вслух, но без которой не обойтись. Но мы не обслуживаем просто солдата Билла или морячка Джека – это для тех, кто шляется по улицам и торгует собою за полкроны. Мы доставляем удовольствие богатым людям. Тем богачам, которые, залезая в постель, не хотят заработать сифилис, которые стремятся получить домашний уют, сдобренный пряной приправой. Чем они богаче, тем большего ожидают и тем больше получают. Поверь мне, в Англии таких предостаточно, поэтому у нас не хватает времени даже на капитанов и майоров, у которых за душой нет ничего, кроме их жалованья.