Все, что блестит - Эндрюс Вирджиния. Страница 17

5. Печальные новости

Мои первые шесть месяцев пребывания в Кипарисовой роще в качестве ее хозяйки были так наполнены каждодневными заботами, что времени на размышления о жизни, которую я выбрала для себя и своей дочери, не оставалось. Я и не заметила, как пролетела зима, пока не увидела, что сходит последний снег. А наступающая весна ошеломила меня таким буйством красок, какого я никогда прежде не видела. Вскоре после поездки в Новый Орлеан начали поступать предметы обстановки и убранства для нашего огромного дома. По комнатам сновали художники и декораторы, рабочие укладывали плитку, стелили ковры, вешали драпировки и зеркала.

Мать Поля приезжала почти каждое утро, чтобы осуществлять надзор. Когда я высказалась по этому поводу, Поль то ли неправильно меня понял, то ли проигнорировал мое неудовольствие.

– Разве не здорово, что она проявляет к нам такой интерес? – ответил он. – Проводит здесь столько времени, бегает из комнаты в комнату, вверх-вниз по лестнице, отвечает на все вопросы и освобождает тебя для работы в твоей студии.

Я проводила почти все время на мансарде, потому что это было единственное место, куда Глэдис отказывалась заходить. Поль тоже был охвачен деловым порывом. Он делил свое время между консервным заводом и нефтяными скважинами. Через две недели после нашего возвращения из Нового Орлеана пробурили новую скважину. Он назвал ее «Колодец Перл» и решил, что все доходы от нее будут принадлежать ей. Перл еще не исполнилось и года, а она была уже богаче большинства людей в конце их трудовой жизни.

В выходные дни мы давали грандиозные ужины для партнеров Поля по нефтяному бизнесу и их жен. Наш дом и усадьба производили на всех огромное впечатление, особенно на выходцев из Батон Руж, Хьюстона или Далласа. Я знала, что они не ожидали увидеть ничего подобного в кейджунской бухте. Поль без устали расхваливал на все лады меня, мои таланты и успехи.

Прошел почти месяц после моей попытки встретиться с Дафни в Новом Орлеане, прежде чем я нашла в себе силы написать ей письмо. Поль спрашивал меня об этом время от времени, и я отвечала: «Скоро. Я собираюсь с мыслями». Он знал, что я просто тяну время, но не настаивал. Наконец наступил день, когда я села в патио с ручкой и бумагой и начала писать.

Дорогая Дафни,

мы не переписываемся и не разговариваем друг с другом уже почти год. Я знаю, что тебя мало интересует, что со мной происходит и где я сейчас, но ради памяти моего отца я решила написать это письмо.

После того ужасного случая в отвратительной клинике, куда ты отправила меня на аборт, я убежала и вернулась к своим корням, в бухту. Несколько месяцев я жила в старой хибаре моей бабушки, стараясь выжить так, как она меня этому научила. Я родила красивую дочку, которую назвала Перл, и несколько месяцев боролась за наше существование.

Я поняла, что главная моя обязанность – обеспечить благополучие дочери, и, помня это, вышла замуж за Поля Тейта. Вряд ли ты это поймешь, но у нас необычная совместная жизнь. Мы скорее партнеры, стремящиеся сделать друг друга счастливыми и обеспечить спокойное будущее Перл, чем муж и жена. Поль получил наследство и сделал себе состояние на нефти. У нас прекрасный дом, который называется «Кипарисовая роща».

Я ничего у тебя не прошу, уж, во всяком случае, не твоего прощения, не воспринимай и ты это письмо как мое прощение тебе за то, что ты пыталась сделать со мной в прошлом. На самом деле я испытываю к тебе больше жалости, чем гнева, и по-прежнему надеюсь, что мне будет передано то, что мой отец мне оставил. Моя любовь к нему не уменьшилась ни на йоту. Я безумно скучаю по нему.

Пожалуйста, проследи, чтобы у адвоката, распоряжающегося моим имуществом, был мой адрес.

Руби.

Я не получила ответа, но это и неудивительно. По крайней мере, я объявилась, и она не могла заявить, что я исчезла и порвала всяческую связь с именем отца. Я никогда не воспринимала ее как мать или члена семьи. Она была для меня чужим человеком, когда я жила в доме Дюма, а уж теперь-то и подавно.

Жанна заезжала чаще, чем Тоби, навестить нас и поиграть с Перл. После моего замужества она охотно приняла меня в свои объятия как сестру и временами поверяла мне свои маленькие тайны больше, чем родной сестре Тоби, и уж, конечно, больше, чем своей матери. Однажды мы сидели в патио и потягивали прохладный лимонад, наблюдая, как миссис Флемминг гуляет с Перл по саду.

Жанна приехала в Кипарисовую рощу, чтобы поговорить о своем друге Джеймсе Пайтоте, молодом адвокате. Это был высокий, темноволосый красивый мужчина, чья вежливость и обаяние слегка напоминали мне папу.

– Думаю, скоро у нас будет помолвка, – сообщила Жанна. По тому, как она это сказала, я поняла, что узнала об этом первой.

– Думаешь?

– Даже мысль об этом приводит меня в ужас! – воскликнула она. Я расхохоталась. – Это не смешно, Руби. Я лежу ночи напролет без сна и совсем себя извела. Что окончательно заставило тебя решиться выйти замуж за Поля? – спросила она.

«Если бы она знала правду, то не вела бы себя так по-родственному», – испугалась я.

– Понимаешь, я не знаю, что такое любовь на самом деле. Я влюблялась во стольких парней и, ты помнишь, одно время встречалась с Дэни Морганом.

– Помню.

– Но он стал таким… идиотом. Джеймс – другой. Джеймс, он…

– Какой? Расскажи мне, – попросила я.

– Заботливый и внимательный, любящий и мягкий. Знаешь, мы еще не делали этого, – добавила она краснея. – Конечно, он хотел, и я – тоже, но я просто не смогла до свадьбы. Я сказала ему, и он понял. Он не рассердился.

– Потому что ему действительно не безразличны ты и то, что делает тебя счастливой, – заключила я. – Это и есть любовь или, по крайней мере, ее суть. Другие вещи, конечно, тоже важны, но совершенно не обязательно, чтобы раздавался звон колоколов каждый раз, когда вы целуетесь. Мне кажется, что зависимость друг от друга – это и есть та почва, из которой вырастает долгая настоящая любовь, Жанна.

– Ну конечно, у вас с Полем был свой звон колоколов. Ведь вы так давно влюблены. Я помню, как он не мог дождаться конца ужина, чтобы сесть в свою моторку и поехать повидать тебя, хоть всего на десять минут. Это было как… как восход солнца, когда лучи падают тебе на лицо.

– Мои чувства к Джеймсу не такие сильные, – призналась она, – поэтому я боюсь, что совершу ужасную ошибку, если скажу «да».

– Некоторые люди любят слишком сильно, – сказала я тихо.

– Как Адам любил Еву, – ответила она кивая. – Он съел запретный плод вслед за Евой, чтобы не потерять ее. Это мне однажды рассказал отец Раш.

– Да, значит, как Адам, – сказала я улыбаясь.

– Эта романтическая история стала для меня символом любви. Я хочу, чтобы мой брак был романтичным, таким же романтичным, как твой, – произнесла она. – А твой ведь именно такой, правда, Руби?

Я пристально посмотрела на нее. Что это? Ее молодость мешает ей увидеть правду в моих глазах или моя скрытность? Я мягко улыбнулась.

– Да, Жанна, но это не происходит вдруг, в одночасье, а, судя по тому, как ты говоришь о Джеймсе и что ты мне о нем рассказала, вас ждет большое счастье.

– О! Я так рада, что ты это сказала! – воскликнула она. – Я очень ценю твое мнение, даже больше маминого и уж, конечно, Тоби.

– Я думаю, что тебе все же нужно сначала поговорить с мамой, – сказала я. – Мне бы не хотелось убеждать тебя что-то сделать. Ты должна сама себя убедить.

В голове у меня мелькнула мысль о том, как будет ненавидеть меня Глэдис Тейт за то, что я даю интимные советы ее дочери.

– Не беспокойся, глупенькая, – проговорила она. – Просто я хочу быть абсолютно уверена, что поступаю правильно. Было время, когда и ты не чувствовала себя уверенно, ведь так?

– Да, – призналась я.

– Ты никогда не говоришь о своей жизни в Новом Орлеане. У тебя там было много ребят, когда ты училась в частной школе?