Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет. Страница 47

Оливер стиснул зубы и направил Героя в мутные потоки. Он знал, что будет плохо, но когда вода поднялась до подпруги и холодные брызги проникли под кольчугу и одежду, у него невольно перехватило дыхание. Он слышал, как Гавейн чертыхнулся по поводу ледяной ванны, когда его жеребец оступился и едва не уплыл. Любой человек, который падал с лошади или не мог удержаться на ногах, немедленно тонул: его тянули на дно вес кольчуги и промокшего поддоспешника.

Первые, кому удалось достичь противоположного берега, позаботились о канате, протянутом через ров, чтобы облегчить путь тем, кто осмелился нырнуть в доходящую до груди воду вслед за ними. Среди них оказалось много привыкших к переправам через глубокую воду уэльсцев: им было не в новинку пробираться по негостеприимным болотам. Они так ловко и мужественно преодолели переправу, что воодушевили своим примером менее опытных в таких делах англичан.

– Адская пасть! Я потребую за это двойную плату! – заявил Рэндал де Могун, пристроившись на своем гнедом скакуне, с копыт которого вовсю текла вода, прямо за Оливером. – Никто не говорил, что придется разыгрывать из себя рыбу!

– Если мы победим, то двойная плата тебе обеспечена.

– Да, только сначала придется победить, – фыркнул де Могун и отправился строить своих людей.

Оливер покачал головой и поехал к графу Роберту за очередным приказом.

Был день Освящения свечей – праздник Очищения Девы Марии, церемония, основанная на римском культе божества Юноны Фебруаты. Кэтрин снова принимала роды в городском квартале мыловаров, где они с Этель завоевали себе хорошую репутацию. Для Элайн Сапоньер это были уже седьмые роды; мальчик появился на свет легко и быстро и тут же возвестил о себе таким ревом, словно вместо легких у него стояли кузнечные мехи.

– Хороший мальчик, – улыбнулась Кэтрин, принимая его в подол – Вы, госпожа, могли бы обойтись и без повитухи.

– Мне говорили, что вы умеете делать роды легкими, – выдохнула Элайн с родильного ложа. – У него все пальчики на месте?

– Совершенно на месте. – Кэтрин бережно завернула младенца в полотенце и вручила матери.

Когда Элайн всмотрелась в гладкое, лишенное выражения личико новорожденного, по ее покрытому потом лицу пробежала целая буря эмоций.

– Он красивый! – всхлипнула она и расплакалась.

– Да, госпожа, – дипломатично отозвалась стоявшая на коленях Кэтрин, обрезая пуповину и удаляя послед.

Остальные женщины, обитавшие в этом доме, толпились вокруг, ворковали, то и дело дотрагивались до ребенка и обменивались всяческими замечаниями. Здесь были три тетушки, кузина и беззубая бабушка. Они пришли, чтобы помочь и засвидетельствовать свершившееся событие, превращая его таким образом в значительный общественный акт? Кэтрин уже успела привыкнуть к подобным собраниям, но пару раз ей все же очень хотелось заткнуть рот бабушке первой попавшейся тряпкой.

Одна из тетушек рысцой выбежала из комнаты, торопясь возвестить находящейся в ожидании мужской части, что на свет благополучно появился новый сын. Кэтрин проследила, чтобы мать обмыли, помогли взобраться на вновь застеленное семейное ложе и удобно обложили подушками.

Бабушка пошамкала беззубыми челюстями и потрепала повитуху по плечу:

– Не так уж плохо для молоденькой, которая сама никогда не рожала.

– Спасибо, – тепло поблагодарила Кэтрин.

– Я слышала о вас от госпожи Губерт из дома в конце улицы. Она уверяет, что вы со старухой очень умелые.

Кэтрин выдавила из себя улыбку и принялась складывать свои инструменты обратно в сумку. На этот раз понадобились только масло да острый нож.

– Но ты почему-то пришла одна, – не унималась бабушка.

– Моя наставница недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы идти в город, – ответила Кэтрин. – Годы и зима тяжело легли на ее плечи.

Она сжала губы. Этель чихала все утро и, несмотря на то, что сидела у самого огня, закутавшись в мантию и плащ, дрожала так, что было непонятно, как еще мясо держится на костях.

– Да, да. Мне самой уже три дюжины и еще десять зим, и кашель, как лай у собаки, – проговорила неотвязная старуха. – Точно говорю, иногда доходит до того, что, того и гляди, освобожу я свою постель как-нибудь утром.

Это было уже последней каплей. Кэтрин огляделась. Две тетушки купали младенца в серебряном тазу, а кузина прогревала его пеленки над жаровней с углем. Вдоль стен двигалась служанка, зажигавшая свечи с помощью специально предназначенной для этого длинной тонкой свечки. Кэтрин отметила, что это не обычные тусклые сальные свечи в виде веретена, а настоящие толстые восковые, вроде тех, какие горят в покоях графини.

Проследив за направлением ее взгляда, старуха проковыляла к нише в стене и вернулась с тремя гладкими, отливающими кремом свечками.

– Вот, возьми. Это тебе в честь благословенной Девы Марии, ведь сегодня ее праздник.

Кэтрин с удовольствием приняла дар. Она знала, насколько Этель любит восковые свечи. Всевозможные подарки, которыми наделяли повитух благодарные горожане, вообще были самой приятной особенностью их ремесла.

На улице царили серые февральские сумерки, холодный ветер обжигал лицо. Кэтрин натянула на плат капюшон и понадежнее закрепила застежку плаща, ее зубы стучали от холода. Колокол церкви Св. Марии у врат отзвонил полдень, к нему присоединились колокола собора Святого Петра. Молодая женщина подумала об Оливере. Интересно, что он сейчас делает? Трясется в седле с посиневшими от холода пальцами, или они уже добрались до места? Может быть, уже идет сражение? Две недели без всяких вестей серьезно нарушили душевное равновесие Кэтрин. Она постоянно грызла ногти и, несмотря на уверения Этель, что Оливер непременно вернется, не находила себе места от тревоги.

От стены дома Сапоньер отделилась темная фигура Годарда и незаметно пристроилась рядом с молодой женщиной, огромная и надежная, как шагающая стена. Кэтрин нравилось, что он рядом и что он молчит. Она так устала от разговоров ради разговора, когда жизненно необходимо, но и страшно, было только одно: получить известия об армии графа Роберта.

Они шли мимо собора Святого Петра вдоль берега реки. На поднявшейся от прилива воде плясали суда и шлюпки; в небе, словно жидкие обрывки облаков, вились чайки, вспарывая воздух резкими криками.

У замковой верфи стоял под разгрузкой небольшой, пришедший с моря ког, с него снимали ящики и бочки. Вполне обыденная сцена, и сначала Кэтрин практически не обратила на нее внимания, но, когда они с Годардом подошли поближе, оказалось, что никто не работает. Все люди столпились вокруг чего-то на земле. Один из более молодых грузчиков вдруг кинулся к воде, и его вырвало. Остальные прижимали ко ртам плащи и шапки.

Подчиняясь естественному любопытству, Кэтрин направилась к толпе. Наверное, там морская свинья или даже кит: эти создания изредка попадали с приливом в реку, вызывая всеобщее удивление, иногда смешанное с отвращением, если успевали умереть и их тела начинали разлагаться. Молодая женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть, что же такое белое лежит на причале у ног людей. Оно слишком маленькое и тонкое, чтобы быть морской свиньей или китенком.

– Пойдемте, госпожа, – внезапно проговорил Годард, схватив ее за локоть, но было уже поздно, потому что Кэтрин успела разглядеть кости, просвечивающие сквозь гнилую плоть, и понять, что люди смотрят на человеческое, точнее, бывшее человеческим тело.

Одну из ног обвивал конец веревки, за который зацепился клок розовой ткани, расшитой темно-красным цветочным узором. К черепу, который отвалился, когда мужчины вытаскивали тело, и лежал теперь, запутавшись в рыбачьей сети, еще крепилось несколько прядей волос. Их цвет был похож на цвет локона, вплетенного в тот узел, который Кэтрин дала Оливеру, но, когда они высохнут, то будут светлее: более каштанового оттенка. Молодая женщина почувствовала, как к ее горлу подкатывает комок. Теперь она знала, что случилось с Рогезой де Бейвиль.