Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет. Страница 83

Молитва окончилась; люди принялись за еду. Хотя у Кэтрин была свободна только одна рука, она все-таки сумела отломить хлеб и добраться до миски с щедрой порцией тушеной баранины. Она ела, оглядывала зал и замечала много знакомых лиц, но не то единственное, которое искала. Но, с другой стороны, почему Оливер должен быть здесь? Граф часто отсылал его с поручениями, и за полтора года ситуация вряд ли изменилась. Между сменами блюд молодая женщина попыталась расспросить соседей по столу, но никто из них не был близко знаком с Оливером и не мог помочь ей.

Когда ужин кончился и слуги начали убирать все со столов, Кэтрин направилась к женским покоям на верхнем этаже. Один раз ее окликнул стражник, но, узнав, улыбнулся, поздоровался и пропустил.

Дыхание молодой женщины напряженно участилось, когда она вошла в хорошо знакомые ей покои, находиться в которых она уже не имела права.

– Привет, леди, – сказал очень маленький мальчик, уставившись на нее серьезными глазенками цвета ореха. У него были густые курчавые светлые волосы, а в руке он держал очищенное от кожуры наполовину съеденное яблоко.

– Привет, – отозвалась Кэтрин. – Ты кто?

– Эфри, – ответил он, посмотрел на укутанную Розамунду в руках у женщины и добавил. – А у меня тоже есть малыш.

С этими словами он откусил от яблока и протянул его Кэтрин.

– Джеффри, поди сюда, что я тебе го… – Эдон Фитц-Мар оборвала слово и изумленно вытаращилась. – Кэтрин? Святая Дева, я просто не верю своим глазам!

– Это я, – рассмеялась молодая женщина сквозь слезы. Глупенькая, пустенькая, легкомысленная Эдон казалась сейчас ангелом.

Она кинулась к Кэтрин с радостным восклицанием, но резко остановилась, увидев завернутого в плащ младенца.

– Моя дочка, Розамунда, – гордо сказала Кэтрин.

– Малышка! – Эдон аккуратно развела края одеяла, чтобы заглянуть в крошечное личико. – Ой, только посмотрите, какие ресницы! Ну разве она не хорошенькая?!

Она погладила Розамунду по нежной, как лепесток, щечке и снова посмотрела на Кэтрин:

– Что ты делаешь в Бристоле?

– Это долгая история, – покачала головой Кэтрин – Мы пришли сюда искать убежища… опять, как тогда.

Эдон кинула на нее взгляд, выдававший сильное любопытство, однако, к ее чести, что свидетельствовало кстати о появившихся признаках зрелости, не попыталась удовлетворить его, не сходя с места. Вместо этого она отвела Кэтрин к подушкам на скамье у окна, велела самой младшей служанке приготовить тюфяк и сама подала гостье вина. Затем Эдон наклонилась над колыбелькой и вынула из нее младенца того же возраста, что и Розамунда.

– Мой второй сын, Роберт, – объявила она – Жаль, что тебя здесь не было. Местным повитухам далеко до вас с Этель. По крайней мере, на этот раз ребенок шел головкой и без всяких осложнений.

Она уложила малыша обратно в колыбель. Мальчик постарше принялся таращиться на младшего брата и слегка тыкать его кулачком.

– Мне тоже жаль, что меня не было здесь, – ответила Кэтрин с усталой улыбкой.

Она сняла плащ, открыв верхнее платье из синей шерсти с богатой золотой вышивкой. Эдон широко раскрыла глаза.

– Ты украла его из гардероба королевы? – выдохнула она.

Кэтрин сделала маленький глоток вина и горько рассмеялась:

– Мой муж щедр до невероятности. – Она подняла подол первого платья, чтобы показать Эдон второе, яркозеленое. – И еще три мне пришлось оставить. Теперь в них щеголяют девки фламандцев в благодарность за свои услуги.

– Твой муж… – несмело начала Эдон. – Значит, это правда.

– Не знаю. Что ты слышала? – В голосе Кэтрин прозвучала оборонительная нотка.

– Что он не умер, что ты снова нашла его. Джеффри сказал, что он благородный человек. Он хорошо обходился с пленными, и они любили его. Джеффри жалел Оливера, но радовался за тебя. – Она поспешно вскочила на ноги и схватила старшего сына. – Нет, милый, в глазик нельзя, будь хорошим мальчиком.

– Луи может внушить любовь кому угодно, если захочет, – тускло произнесла Кэтрин. – Он поклялся мне, что стал другим, но на самом деле этого не произошло, а я все еще была слепа, чтобы заглянуть глубже внешнего лоска. Он требовал всего моего внимания, как жадный ребенок, но, получив его, утратил интерес. Он хотел сына, а я разочаровала его, родив дочь, чего он так и не простил мне. Правда, меня это не волнует. – Она покачала головой. – То же самое с Уикхэмом. Сначала нетерпеливое стремление, а потом можно бросить, как надоевшую игрушку.

– Он тебя бросил? – совершенно растерянно спросила Эдон, пытаясь справиться с отбрыкивающимся сыном.

Кэтрин пожала плечами.

– Бросил, но на этот раз я не буду оплакивать его целый год, прежде чем снова начать жить.

Под крики недовольного двухлетнего малыша она коротко рассказала Эдон об осаде и о том, как добралась до Бристоля.

– Вот так, – закончила она и болезненно улыбнулась. – Я пришла, чтобы отыскать Оливера и на коленях вымолить у него прощение.

Молоденькая служанка кончила готовить ложе и предложила сыну Эдон показать клетку с зябликом в соседней комнате. Когда она увела ребенка и мир был восстановлен, Эдон поправила сбившийся плат.

– Совсем на меня не похож, – сказала она, имея в виду первенца, потом вздохнула. – Это едва не сломило Оливера, когда он потерял тебя. Все, что удалось сделать Джеффри, – мешать ему мертвецки напиваться каждый вечер да не дать найти собственную смерть в сражении.

Эти слова заставили Кэтрин глубже почувствовать свою вину и углубили мрачные опасения. Весьма возможно, что Оливер не простит ее или даже совсем не захочет ее видеть.

– Мне пришлось выбирать, – сказала она, – и я не пожелала бы такого выбора ни одной женщине. Как оказалось, – тут молодая женщина прикусила губу, – я совершила ошибку.

Они минутку помолчали, потом Кэтрин взглянула на Эдон и спросила:

– По-твоему, поздно уже что-либо исправить?

Эдон сморщила носик и растерянно захлопала ресницами.

– Я не знаю. Оливер не сошелся ни с какой другой женщиной, но о тебе он никогда не говорит. Джеффри сказал, что летом он получил письмо, в котором сообщалось, что ты счастлива с мужем и готовишься родить. Мне кажется, до того момента он как-то еще держался и даже начал оправляться, но эти новости сильно растревожили его.

Кэтрин побледнела.

– Я ничего не знала об этом, – сказала она, – но такая злая выходка вполне в духе моего мужа.

– Зачем же ты предпочла такого человека Оливеру? – совершенно запутавшись, спросила Эдон. – Зачем менять золото на золу?

– Иногда глаза слишком слепы, чтобы понять разницу. – Кэтрин встряхнула головой и отерла слезы. – Я думала, что право на стороне Луи. Теперь я знаю, что у него не было никаких прав. – Она подняла на Эдон печальный взгляд. – Я пыталась найти Оливера в зале за ужином, но так и не увидела. Он здесь?

Эдон задумчиво сморщила лобик.

– Нет, – выговорила она наконец. – По-моему, нет. Но в последнее время мы редко видим Оливера, он же стал вторым лицом у принца Генриха.

– Принца Генриха?

– Если ты была в зале, ты должна была видеть его за высоким столом. Мальчик с рыжими волосами, страшный непоседа.

– Я не присматривалась, – сказала Кэтрин. – Мы слышим, что он в Англии, но я как-то не связала этот слух и ребенка за столом.

– Ну вот, он возвел Оливера в ранг своего «любимого сакса», – продолжила Эдон. – Когда он вернется к отцу в Анжу, Оливер поедет в составе его свиты.

Кэтрин вбирала эти сведения с удивлением и с уколом отчаяния, хотя за отчаяние немедленно обругала себя в мыслях. Ни время, ни люди не стоят на месте. Эгоистично было ожидать, что Оливер останется точно там же и таким же, как скала, к которой можно прибегнуть в поисках защиты и утешения. Но, как бы то ни было, именно так молодой женщине и представлялось, и теперь она была несколько выбита из равновесия.

– А ты знаешь, где он сейчас?

– Нет. – Эдон задумчиво прищурилась. – Кажется, Джеффри упоминал, что Оливер отправился по собственным делам… в какое-то паломничество или наподобие того, прежде чем полностью посвятить себя службе принцу Генриху. Наверное, он вернется к концу недели, ну а тебя, разумеется, примут с великой радостью. Графиня только вчера жаловалась, как ей не хватает твоего зеленого бальзама для больных рук.