Завтра не наступит никогда - Романова Галина Владимировна. Страница 13
– Я очень проблемный человек, Геннадий Васильевич, – нарушила она тишину еще через полтора часа, когда Орлов уже хотел было собираться на обед. – Постоянно лезу не туда, куда надо. Где нужно промолчать, там рот раскрываю непременно.
– Это как же? – вдруг заинтересовался он, отчет закончил, можно было и поболтать. – За справедливость, что ли?
– За нее, за нее, родимую, – обронила она с печалью. – Поступила в медицинский институт. Так со второго курса попросили.
– Попросили? – выгнул Орлов бровь дугой.
Сам-то он из педагогического был изгнан. В школу милиции уже потом поступил.
– Завалили, вернее, – призналась она с неохотой.
– А за что? – поинтересовался он.
– Так на декана жалобу накатала, он у меня взятку вымогал.
– За что? Не успевала?
– Все я успевала! – возмущенно отозвалась Влада. – Факультет престижный стоил очень дорого.
– Что, прямо так и сказал? Напрямую?
– А чего нет?! Вызвал к себе и обозначил цену. Или, говорит, быть тебе, Влада Владимировна, педиатром.
– Совсем обнаглели!
Орлов установил локоток на стол, подпер щеку кулаком.
Интересный экземпляр ему, оказывается, подсунули. Надо бы навести о ней справки, озадачить своих бывших сотрудников. Если все так и она не врет, заранее подготовив себе легенду, то, может, они и сработаются.
Тогда держись, Левин! Вдвоем они ему точно отдел загубить не позволят.
– Девка эта просто армагедец, лейтенант! – ржал в телефонную трубку бывший подчиненный тремя днями позже. – Если ее попридерживать и направлять в нужное русло, то она не то что Левина, она и его тестя со временем с места уберет. Она тебе не рассказала, чем закончилась ее история в медицинском институте?
– Нет. Просто сказала, что ее отчислили.
– Да туфта это. Она «неуд» получила по предмету, который знала на «пять» с плюсом. Оскорбилась и забрала документы. Гордая очень! Тебе под стать, Гена.
– Так чем закончилась история с деканом? – Орлов недовольно поморщился.
Не надо никого ему под стать. Он сам по себе кот, гуляет, где захочет, и все такое!
– А сняли его, Гена, – снова заржал его друг, которого он попросил пробить девочку на правдивость истории. – И преподы ее потом уговаривали вернуться, она отказалась.
– А в школе милиции что? Почему там на тройки училась?
– У нее всего одна тройка. Остальные – «отлично».
– И почему?
– А тебе что сказала?
– Сказала, что отказалась быть удовлетворительницей.
– Не соврала, лейтенант. Там препод один работает, и предмет-то пустяшный, так он весь понравившийся ему женский пол через себя пропускал. А вот Влада Удалова отказала. Ну и из трояков по его предмету не высовывалась. «Неуд» поставить он не осмеливался, она отлично отвечала, но и на «хорошо» она после отказа рассчитывать не могла.
– Так, так, так… – Орлов помолчал, анализируя, потом спохватился: – Слушай, а чего он к ней прицепился-то? Там ведь глянуть особо не на что. Сизо-серая какая-то. Очки, пучочек.
– Помнишь, как Жеглов сказал Шарапову, лейтенант? – снова развеселился бывший подчиненный. – Ты приглядись к девочке, приглядись, девочка-то правильная…
Глава 7
– Они не должны отдавать его чужим людям, Соня!!! – Глаза Маши снова наполнились слезами. – Они не имеют на это права!!!
– Маш, ты успокойся для начала.
Соседка по коммунальной квартире, полнотелая еврейка Софья Миндалина, погладила Машу по голове.
Ей не было жаль Гаврилову. Ей вообще никого не было жаль после того, как она пять лет назад потеряла всю семью в один из штормов на черноморском курорте.
Они жили тогда в палаточном городке прямо на галечном пляже. Отдыхали там каждое лето – она, муж и двое ее сыновей. Неплохо отдыхали, хотя Софья с удовольствием сменила бы брезентовые стены на что-нибудь посолиднее. Но разве мужу докажешь! Он способен был выколотить копейку из чего угодно, сэкономить на всем. И на отдыхе тоже ухитрялся экономить, восполняя бытовые неудобства собственным энтузиазмом.
Вспоминая осенью или зимой летний отдых, Соня с изумлением обнаруживала, что не было в нем ничего хорошего. Сортир в кустах. Это потом уже биотуалеты завезли, так к ним очередь, и опять же платными они были. Муж гундел, что дорого, приходилось тайком все равно в кусты бегать.
Еду на примусе готовила. Каждый день одну и ту же еду. Суп из пакетов. Макароны либо с растительным маслом, либо с тушенкой. Хорошо, что не было холодильника, а то заставил бы одну банку растягивать на три дня. Чебуреки не покупали. В кафе не ходили. Дискотеки он сам устраивал на пляже. И даже народ сбегался, одураченный его энтузиазмом. Мыться приходилось в палатке над тазиком, потому что за душевые тоже надо было платить.
Одно утешало всегда Софью и радовало, что все вместе они были. Что дети веселы и счастливы. И готовы были на свежем морском воздухе есть макароны три раза в день. Муж заботлив, внимателен. Ночами тайком от сыновей увлекал ее к совсем уж дальним кустам и любил ее там неутомимо, и слова всякие прекрасные нашептывал.
Разве могла она роптать против такого счастья. Она улыбалась и послушно год за годом паковала рюкзаки для их поездки к морю. А потом…
Потом передали прогноз о надвигающемся шторме. Кто-то начал собираться и съезжать. Кто-то, как они, не слышал прогноза. Кто-то, понадеявшись на авось, пропустил штормовое предупреждение мимо ушей и тоже остался. И беды-то, как ни странно, ничто не предвещало. И туч никаких не заходило. Все было, как всегда, за исключением странного тревожного чувства, не дающего покоя Соне с самого утра. Все-то ей казалось, что она что-то то ли потеряла, то ли не нашла.
Часам к пяти вечера подул ветерок и опрокинул пакеты с солью и с сахаром, которые она пристроила на походном столике перед палаткой. Готовить было не с чем. А она компот собиралась ребятам варить из сушеных яблок, которые привезли с собой. И еще картошка от уезжающих соседей осталась, хотелось вареной с укропом. А соли и сахара нет, просыпал ветер. И тогда муж с обычной своей улыбкой, в которую мог вкладывать что угодно – от любви до агрессивного укора, – послал ее в магазин. Проворонила, мол, мамашка, свои запасы, топай теперь сама пополнять. Машину он ни за что заводить не станет.
Она и потопала. Магазин располагался в маленьком поселке. Ох она и попыхтела, топая в горку, ох и поругала скопидома мужа, пожалевшего кружку бензина на поездку. Вот ни за что она на обратном пути спешить не станет. Пускай знает, что над ней нельзя измываться и на ее комфорте экономить. Купить все она, конечно же, купит, но заодно еще и в баню зайдет. Сколько можно над тазиком плескаться?! А если все займет немного времени, то еще и в кафе за плетеным забором наведается.
Ох и пахло оттуда, когда они ездили в поселок за хлебом. И мясом жарящимся, и еще чем-то остро-пряным, и перцем печеным. Софья тогда чуть язык не проглотила. И даже осмелилась запроситься туда. Муж осек сразу. Высмеял ее желание и пригрозил гастритом и язвой желудка. Тогда Софья успокоилась, а теперь нет. Теперь она непременно туда зайдет.
Не зашла.
Еще когда в бане мылась, услыхала страшный вой и грохот за стенами. Потом по коридору кто-то топал, кричал, метался. Кое-как вымывшись и вытершись, Соня поспешила на волю, а там…
А там море бешено плясало почти у самого порога, над головой низко нависло черное небо и жутко выл ветер. Никогда Соня не слышала, чтобы ветер так выл. Видела как-то в кино смерч – ужасное зрелище. А тут воочию убедилась, что ветер может выть, как дюжина страшных демонов.
Она попятилась, еще ничего не соображая, и тут же наткнулась спиной на кого-то, кто застонал с испугом:
– Люди!!! Господи, людей-то всех смыло теперь, кто на берегу жил!!!
Вот тогда и она завыла, соревнуясь по силе и ужасу с ураганом. И даже в волны, омывающие порог поселковой бани, хотела броситься, ее удержали.
Конечно, никого не нашли. Да их и не искал никто. О них даже в сводке происшествий никто не упомянул, она специально у телевизора все новости караулила, как дурочка.