Завтра не наступит никогда - Романова Галина Владимировна. Страница 39

– Он вообще не верит, что я Марго по башке ударила, – не выдержав Сониного наседания, призналась Маша.

– Не верит?! – прошипела Соня. – Как это не верит?! А кто же ее, по его разумению, убил?!

– Я не знаю. – Маша пожала плечами и, соскользнув тощим задом с табуретки, пошла к выходу из кухни. – Он говорит, что если бы он так думал, то я давно бы уже нары грела.

– Ишь ты! – выпалила Соня ей вслед. – Много он знает! Ты сильнее всех Марго ненавидела. И никто не грозил ей, что убьет, никто! Никто, кроме тебя. Чего это теперь все так?

– Им виднее, – философски заключила Маша и поспешила удрать в магазин.

Там она очень удачно купила килограмм картошки, банку кильки в томате, маргарин по десять рублей и полбуханки хлеба. И у нее еще даже деньги остались.

На завтра, решила Маша, пряча сдачу в пустой кошелек. Завтра она на эти деньги купит макароны и лук. Маргарин еще останется, она на нем поджарит лук, добавит туда сваренные макароны и соусом от кильки польет. Вкусно будет. А сегодня она картошечкой себя побалует. Можно было бы, конечно, и супчик сварить немудреный, да лука нет и моркови, да и на воде что за суп.

Потом, все потом, успокоила она себя. Вот с работой определится, тогда уж и начнет себя баловать. А пока так, чтобы хоть ноги таскать.

Она вошла в подъезд, дошла до лифта. Ткнула пальцем в кнопку – тишина. Задрала голову вверх, подождала немного. Нет, ничего не клацает там наверху, не гремит. Либо сломался, либо кто-то держит лифт там для себя. Пошла пешком, попетляв в странных коридорных поворотах, прежде чем до лестницы добралась.

Чего так строили, спрашивается? Кому нужны такие катакомбы? В них укрыться и напугать кого-то – дело плевое. Вот и Марго попалась кому-то под горячую руку, не заметила спрятавшегося убийцу.

Кто же ее огрел-то? Кому она была нужна, руки об нее марать? Гадкая ведь, гадкая и мерзкая, до нее дотрагиваться тошно. Что-то Соня как-то странно себя ведет в последнее время? Все на нее наседает, все намекает на что-то. В самом деле думает, что она Марго убила, или от скуки смертной развлекается? А может, еще какая причина в этом во всем кроется?

Додумать внезапную догадку у Маши не получилось. На последней ступеньке лестничного пролета, ведущего на второй этаж, стоял, широко расставив ноги, ее бывший собутыльник Валерка.

– Здорово, Машка, – улыбнулся он ей вполне приветливо, что случалось крайне редко.

Был он злобным и ехидным по сути своей.

– И тебе не хворать, – отозвалась Маша вежливо. – Дай пройти-то.

Валерка как стоял, так и не сдвинулся с места, преграждая ей дорогу. Мало того, к ее голове потянулся, попытавшись погладить по затылку.

– Да иди ты! – разозлилась Маша. – Некогда мне.

– Чем занята-то? – ухмыльнулся тот, так и не уступив дороги. – Ты теперь трезвенница, да?

– Допустим, и что?

Ругаться с ним смысла не было. Этот гад еще мог и в морду дать, с него станется. Поэтому Маша, привалившись спиной к стенке, примирительно улыбнулась:

– Ты-то не собираешься пить бросить?

– А я и не пью, – быстро успокоившись, ответил Валерка. – Не наливает никто, Машка. А вот ты бы могла!

– Я?! – Она растерялась. – Я-то с какой стати, Валер? Мне и не на что, сам знаешь, с работы турнули.

– А чего тогда несешь? – И он сунулся в ее сумку, пошуршал пакетами, сморщился недовольно: – У-уу, картошка-а, а я-то думал… Так на хлеб денег нашла, а на банку пива не найдешь? В жизни не поверю! Откуда деньги-то, Машка, если не работаешь?

– Соня дала Миндалина. Жалеет меня, – призналась Маша, оттолкнулась от стены и попросила: – Пропусти меня, Валер, жрать охота, честное слово.

– Меня, между прочим, никто вот не кормит, даже из жалости, – он поймал ее за плечо и потянул на себя. – А тебя жалеют! А почему, Машка? Не задавалась таким вопросом, с чего это тебя жалеют, а?

– Не знаю, Валер, пусти. – Она попыталась вырваться, но хватка у Валерки была мертвой. – Чего тебе нужно?!

– Мне?! Мне нужно?! – Его пальцы скользнули ей под воротник и, нащупав позвоночник, грубовато погладили. – Это тебе, Машка, нужно, а не мне!

– А мне чего нужно?

– Ну, например, тебе нужно знать, что я видел.

Валеркины наглые пальцы полезли еще ниже по ее костлявой спине. И она знала, что орать и вырываться – себе дороже. Пускай покуражится, решила Маша, смиренно стоя двумя ступеньками ниже бывшего дружка. Сейчас отпустит. Начнешь вырываться, он воротник у последней блузки порвет, тогда и на люди выйти будет не в чем.

– А я много чего видел, Машка, – зашипел ей в ухо прерывистым жадным шепотом Валерка. – И мог бы помочь тебе, а заодно и твоему следаку, который таскается сюда то и дело. И пигалице его помочь мог бы.

– Чем же? – Она насторожилась.

Валерка, хоть и пил почти беспробудно, был очень наблюдательным. Имелась у него такая особенность: подмечать все что нужно и не нужно. Бывало, пойдут в магазин за бутылкой, вернутся оттуда, он давай рассказывать, что видел, кто с кем шел, кто к дому на чем подъехал и кто кого по заднице шлепнул. Все удивлялись, рядом же, казалось, шли. Никто ничего не видел, а он вот все заметил и запомнил главное.

– А пошли ко мне, – неожиданно предложил он. – Пошли ко мне, картошечки сварим, я за пивом сбегаю. Посидим, как люди, поговорим. Деньги-то остались, я знаю, Машка, что в кошельке твоем не пусто. Ты всегда за душой грош имела. Ну что, хочешь узнать, кто Марго ухандокал или нет?

– А ты знаешь? – Она поежилась, отступая на шаг, чтобы Валеркины пальцы выскользнули наконец из-под ее воротника и не терзали ее хребет. – Не верю я тебе, Валер!

Верить ему Маша боялась. И не верить было нельзя. Он ведь редко врал, Валерка-то. Редко, почти никогда. Злоязычил, скабрезничал, матерился, сплетничал, но не врал почти никогда. И если так, то получалось, что он в самом деле что-то знает о смерти гадкой Марго. Но здесь вот, на лестничном пролете, он ни за что Маше об этом не расскажет. А расскажет у себя в квартире, куда ее настойчиво приглашает. А там Маше нужно будет приготовить ему еду, дать денег на пиво, а то и самой выпить с ним, чтобы он не приставал, и уж тогда Валерка ей все расскажет.

– Не хочешь, не верь, – ухмыльнулся ее бывший собутыльник загадочно. – Только дура ты, Машка, скажу я тебе. Людей, которые тебе хотят помочь, сторонишься, а иуду на груди пригреваешь.

– То есть?

– Вот тебе и то есть, – он тут же отодвинулся, с каким-то невероятным галантным поклоном уступая ей дорогу, и когда она проходила мимо, обронил: – Полтинник тебе дороже правды, Машка…

Господи, помоги ей! Помоги ей добраться до собственной двери, открыть ее ключом, найти номер телефона под скатертью и позвонить Орлову. Помоги ей все это сделать, Господи, изгони страшный пьяный дурман из ее головы!

Она ведь уступила Валеркиной настойчивости, малодушно уступила. Отдала последний полтинник ему, послушно встала у его закопченной плиты, принявшись жарить картошку в глубокой чугунной сковороде. И пока он бегал за пивом, она нарезала хлеба, открыла банку консервов, нажарила картошки, даже стол его шаткий попыталась накрыть более-менее прилично. Хотя без тарелок и скатерти, на изрезанной вдоль и поперек клеенке это было почти невозможно.

– Оп-па! – ворвался в квартиру вдохновленный удачей Валерка. – А глянь-ка, Машка, что у меня есть! Доставай стаканы!

Вместо пива этот гад притащил самогонки. И пока Маша не выпила первый стакан, говорить не начал. А когда начал говорить, то ее рука сама собой потянулась ко второму, а потом и к третьему стакану.

Надо же все как, а!!! Как же так можно?! Гадкие, гадкие, мерзкие людишки, желающие казаться добрыми и отзывчивыми! Марго хоть и подлой была, так в открытую подличала, а эти что?! Эти из-за угла, в спину ножом и покручивают, поворачивают его то в одну, то в другую сторону.

– А я тебе что говорил! – надрывался Валерка, подливая и подливая себе и ей, успел ведь и за второй бутылкой самогонки сбегать, взяв ее в долг. – Ты людей приличных вроде меня сторонишься. Завязала она! Да никогда, Машка, нам не завязать, понимаешь!