Синеглазая принцесса - О'Бэньон Констанс. Страница 40

В глазах Аланы блеснули слезы.

– Бедная Лилия!

– Я не говорю, что он был законченным злодеем, – продолжала мать Николаса. – Думаю, он недооценил свои силы. Взяв меня в жены, Симеон не подозревал, что соседи отнесутся ко мне с предубеждением. Но, увы, они сочли, что «янки из Филадельфии» им не ровня. Для мужа это явилось страшным разочарованием – общественное мнение всегда было для него превыше всего.

– Не понимаю, чем вы им не угодили? Какие глупые предрассудки!

– Да, но что поделаешь? К тому же, будучи юной и не искушенной в любовных делах, я, вероятно, разочаровала Симеона. Ему нравились зрелые, опытные женщины. В ту ночь он сказал, что со мной скучно, а его привлекают острые ощущения, и он находит их в объятиях любовниц. – Лилия схватила Алану за руку и воскликнула: – Я хотела умереть, но судьба распорядилась иначе. Как раз тогда я обнаружила, что жду ребенка. И это примирило меня с жизнью.

Она принялась нервно расхаживать по комнате, заново переживая давние события. Потом прижалась лбом к холодному окну.

– Мне так хотелось, чтобы у меня поскорее родилось дитя! По своей наивности я полагала, что ребенок поможет мне обрести любовь Симеона. И действительно, муж ко мне переменился. Он стал гораздо добрей и внимательней, но потом у меня случился выкидыш, и наша супружеская жизнь превратилась в сущий ад. Как будто я была виновата в том, что потеряла ребенка! Симеон словно с цепи сорвался, он вообще перестал бывать дома, а когда наконец появлялся, запирался в библиотеке и напивался до беспамятства. Лакею было велено не впускать меня в комнату.

Лилия замолчала, а потом сказала прерывающимся шепотом:

– И вот как-то ночью я проснулась оттого, что Симеон… короче, он слишком много выпил и… Право, мне, наверное, не стоит тебе об этом рассказывать, но я не могу больше молчать! Симеон… провел эту ночь со мной и был… очень груб. В ту ночь я… зачала Николаса. До сих пор не понимаю, как в результате такого кошмара мог родиться столь чудесный ребенок.

Лилия вытерла платочком щеки, залитые слезами.

– Симеон был в восторге, что у него родился сын, и на время наши отношения улучшились. Николас был ласковым, чувствительным мальчиком. Он обожал отца и повсюду ходил за ним, словно тень. Надо отдать должное Симеону: несмотря на все свои недостатки, он был хорошим отцом. Он старался воспитать из Николаса рачительного хозяина, рано начал приобщать сына к управлению поместьем.

– Пожалуйста, расскажите мне еще немного про детство Николаса, – попросила Алана.

– Он любил меня и, как все маленькие мальчики, считал, что его мать – необыкновенная женщина. Затем, когда Николас немного подрос, Симеон заявил, что ему пора отрываться от материнской юбки, и старался реже подпускать меня к сыну. Я же во имя ребенка не перечила ему и потакала всем его прихотям. Муж охладел ко мне, любовниц у него было не счесть. Я даже не пыталась протестовать, считала себя совсем не привлекательной и вела затворническую жизнь.

Алана догадывалась, что Симеон Беллинджер обращался с женой еще хуже, чем она рассказывает, но предпочла не расспрашивать. Бедняжке и без того было тяжело.

– Мне очень жаль, Лилия, что вам пришлось перенести столько обид, – тихо проговорила Алана. – Представляю, что вы пережили. Я бы на вашем месте…

– О нет! Надеюсь, ты никогда не окажешься на моем месте! – горячо воскликнула Лилия. – Я этого не допущу!.. Однако мы с тобой отвлеклись. Затем разразилась война, и главной заботой Симеона стало спасение Беллинджер-Холла. Юный Николас – он был таким восторженным мальчиком! – против воли отца ушел воевать. А спустя некоторое время война пришла и в наши края. С каждым днем черный дым пожаров, которые устраивали янки, все ближе и ближе подбирался к нашей усадьбе…

– Вы боялись северян, Лилия?

– Я больше боялась Симеона. Он стал просто невменяемым, его настроение могло измениться в любую минуту. То он угрюмо молчал, а то принимался кричать, крушил мебель, кидался в драку… Слава Богу, Николас ни разу не видел его в таком состоянии! Сын тогда уже получил повышение и воевал далеко от дома.

Слезы, которым Лилия старалась не давать воли, вновь потекли по ее щекам. Она закусила губу, чтобы не зарыдать в голос, и, нервно теребя в руках носовой платок, прошептала:

– И наконец отряд янки появился в Беллинджер-Холле. То был самый ужасный день в моей жизни.

Вымолвив это, свекровь надолго умолкла, и Алана даже потеряла надежду услышать продолжение. Но потом раздался еле слышный шепот:

– Командиром отряда был капитан Барнард Сандерсон. И странное дело – стоило ему объявить о своем намерении превратить Беллинджер-Холл в штаб-квартиру северян, как муж моментально успокоился. Вероятно, он сразу заметил, что я понравилась Барнарду, и решил использовать это в своих целях. Но не обольщайся на мой счет, Алана. Я тоже не осталась равнодушной к Барнарду. Он являл собой полную противоположность Симеону, и я влюбилась… влюбилась до безумия. За что и заплатила потом сполна. Все эти годы я встаю и ложусь с мыслью о том, что Барнард умер из-за меня!

– Ах, Лилия! У меня разрывается сердце, как подумаю, что вам пришлось перенести! – со слезами на глазах вскричала Алана.

– Не жалей меня, крошка, – покачала головой Лилия. – Гораздо большей жалости достоин твой муж. Вот кто невинная жертва наших распрей с Симеоном!

– А капитан Сандерсон догадался, что вы в него влюбились, Лилия?

– Догадался, но не сразу. Барнард и два его адъютанта поселились у нас в доме, а в библиотеке Симеона устраивались заседания штаба. Заметив нашу обоюдную симпатию, Симеон сделал все, чтобы мы с Барнардом сблизились. Он старался под любым предлогом уехать из дома и не возвращался порой целыми неделями.

– Чтобы вы с капитаном побольше были наедине?

– Да. Поначалу мы избегали друг друга, ибо чувствовали, что наше взаимное притяжение растет с каждым днем. Тогда Симеон открыто потребовал от меня, чтобы я соблазнила Барнарда. Когда я поняла, чего он хочет, я пришла в ужас. Но он буквально заталкивал меня в постель к Барнарду, считая, что, вступив со мной в любовную связь, тот не решится спалить Беллинджер-Холл.

Лилия помолчала и многозначительно посмотрела на Алану.

– Мне было так стыдно чувствовать себя беспомощным орудием в руках Симеона! Наверное, следовало дать ему отпор или спастись бегством, но моя воля настолько была подавлена, что я не могла восстать. Не могла! И за это теперь расплачиваюсь, ибо однажды вечером Симеон приказал мне пойти в спальню к Барнарду и…

– И вы пошли?

От лица Аланы отхлынула кровь.

– Да. Но клянусь, между нами ничего не было, если не считать одного поцелуя и признания в любви. Мы проговорили всю ночь напролет. Барнард, конечно, догадался, что я пришла к нему не по своей воле, и проявил такую доброту, что я полюбила его еще больше. Впервые за много лет рядом со мной оказался человек, который считал меня красивой и заботился обо мне. Я никогда в жизни не встречала таких чутких, нежных мужчин и не сомневаюсь, что, если бы Барнард остался жив, я бы ушла к нему после войны. Но этого не произошло, и в гибели мужа и Барнарда, как ни печально, виновата я.

– Да в чем вы виноваты? – возмущенно воскликнула Алана. – Муж так над вами издевался… Вы еще очень долго терпели…

– Моей самой большой ошибкой, – не слушая возражений невестки, продолжала Лилия, – было то, что я не сумела скрыть своих чувств к Барнарду. Конечно, я старалась не выказывать их, но в каждом моем взгляде, брошенном на капитана, была любовь. Мы с Барнардом избегали встреч. Дело в том, что, хотя разлука причиняла нам страдания, встречи при посторонних были для нас еще мучительней: мы страстно желали друг друга, но понимали, что нам сейчас нельзя быть вместе. Симеон же требовал, чтобы я отдалась капитану. Однако я нашла в себе силы сказать ему «нет».

Лилия подсела к камину, чтобы погреть над огнем озябшие руки.

– Беда пришла неожиданно. Впрочем, иначе, наверное, не бывает. Мы с Китти готовили обед. Нам приходилось делать это самим, потому что рабов тогда уже освободили и наша кухарка поспешила покинуть Беллинджер-Холл. Когда Симеон ворвался в кухню, дико сверкая глазами, у меня ноги подкосились от страха. Он начал бушевать, осыпал меня бранными словами, а потом… потом прямо спросил, люблю ли я Барнарда. А я вместо того, чтобы солгать, сказала правду и вдобавок… призналась, что он пообещал приехать за мной после войны. Симеон совсем зашелся от ярости. Он кричал, что никто не посмеет отнять его собственность… то есть меня… я пыталась его урезонить… но… – Лилия с трудом перевела дыхание и жалобно прошептала: – Откуда мне было знать, что Симеон совсем потеряет голову? Он побежал в спальню, схватил ружье и ринулся в библиотеку. Барнард сидел за письменным столом… Он так и не понял, что произошло… Симеон убил его наповал… Я… я до сих пор не знаю, куда именно попала пуля… В доме началась страшная суматоха… тело Барнарда куда-то унесли… я его так и не увидела. Но пол в библиотеке был залит кровью… Я никому не позволила там прибраться и вытерла кровь сама, своими руками. – Лилия содрогнулась. – С того дня я ни разу не зашла туда. И не зайду до самой смерти.