Синеглазая принцесса - О'Бэньон Констанс. Страница 7
Алана еще немного полюбовалась восходом и, прижав к груди хворост, добыть который ей удалось с большим трудом, сбежала по склону холма. Следы ее мокасин тут же запорошило свежим снегом. Внезапно ветер задул еще сильнее, сердито завывая, он носился над прериями, вьюга слепила глаза.
Войдя в темную и тесную деревянную лачугу, по которой гулял ветер, Алана обнаружила, что за недолгое время ее отсутствия бабушке стало хуже. Она лежала на циновке, маленькая и беспомощная. Увидев это, Алана переполошилась: сколько она себя помнила, бабушка всегда вставала до зари, чтобы встретить восходящее солнце…
Нагнувшись, Алана потрогала ее лоб. Он был очень горячим.
«У нее жар!» – испугалась Алана.
И, словно прочитав мысли внучки, Лазурный Цветок прошептала:
– Не тревожься обо мне, девочка.
Индианка попыталась улыбнуться, но глаза ее были по-прежнему тусклыми и безжизненными, а рука, потянувшаяся к Алане, дрожала.
– Почему ты молчала о своей болезни, бабушка? Погоди… я сбегаю за знахаркой…
– Не надо, – покачала головой Лазурный Цветок, – не беспокой Уанну, у нее и без меня есть кого лечить. Скоро мне станет полегче.
Алана поднесла к губам бабушки кувшин с водой. А потом положила в котелок последний кусочек мяса.
На глаза Аланы навернулись слезы, и она поспешила отвернуться, чтобы не огорчать бабушку.
Бульон получился жидким, но все-таки это была хоть какая-то пища. Алана приподняла голову старушки и принялась кормить ее с ложечки, стараясь не думать о том, что когда котелок опустеет, их обеих ждет неумолимый голод.
Внезапно Лазурный Цветок сжала губы. Глаза ее вызывающе вспыхнули.
– Я уже не раз замечала, что ты отдаешь мне почти всю еду. Зачем? Еда нужна живым. Не трать ее на меня, дитя мое.
– Не говори так! – взмолилась девушка. – Все будет хорошо. Ты поправишься!
Лазурный Цветок вздохнула:
– Я была бы рада избавить тебя от этого испытания, девочка. Тебе и так пришлось нелегко. Но нужно смотреть правде в глаза. Я тебя покидаю.
По осунувшемуся лицу Аланы заструились слезы:
– Нет! Нет! Я тебя хорошенько укутаю, чтобы ты согрелась, а потом побегу к мистеру Чеппелу, брошусь ему в ноги и вымолю для тебя еды. Вот увидишь, ты скоро поправишься, бабушка!
– Нет, – покачала головой индианка. – Время моего пребывания на этой грешной земле подходит к концу. И жалею я лишь о том, что придется оставить тебя одну, девочка. Что-то с тобой будет?
Алана заткнула уши:
– Я не хочу этого слышать! Не хочу! Ты не умрешь! Я этого не допущу! Я и так потеряла почти всех, кого любила.
И Алана решительно поднесла ко рту бабушки ложку:
– Ешь!
Лазурный Цветок отвела ее руку:
– Слушай меня… Алана, и не перебивай. У меня осталось мало времени… Летом, когда мне впервые стало худо, я послала с мистером Чеппелом весточку твоему отцу. Попросила, чтобы он поскорее приехал за тобой. Не знаю, передали ли ему мою просьбу, но если передали, он наверняка о тебе позаботится.
– Нет! – вскричала Алана. – Я тебя не оставлю. Я уже взрослая и не нуждаюсь в отце. Он надо мной не властен. Мы с ним чужие! Чужие!
Больная закрыла глаза, с трудом переводя дух. Она слабела на глазах, но думала сейчас не о себе: ее волновала участь внучки. А больше всего Лазурный Цветок боялась стать для Аланы обузой. Вдруг болезнь протянется еще несколько дней, а то и недель? Девочке и без того нелегко…
Индианка без сожаления покидала мир, в котором она потеряла мужа, двоих сыновей, умерших в младенчестве, и единственную дочь. Больше того, ей даже хотелось поскорее умереть, чтобы встретиться с ними в мире ином… Но за внучку индианка боялась. Очень боялась! Ей страшно было даже подумать, что ждет Алану, если Энсон Кэлдвелл не заберет ее отсюда…
Выйдя из дилижанса, капитан Николас Беллинджер поплотнее запахнул шинель – холод был жуткий, он моментально продрог. Мрачно оглядевшись, капитан заметил возле крыльца табличку «Уилли Чеппел, агент по делам индейцев».
Николас устало поднялся по обледенелым ступенькам. Он был уверен, что уедет назад не солоно хлебавши. Ему с самого начала казалось, что дочери Энсона Кэлдвелла в этой дыре нет и быть не может. Но что поделаешь, если Кэлдвелл настаивал?
Открыв дверь, Николас увидел индейцев, которые обогревались возле пузатой печурки. На их изможденных лицах лежала печать голода. Темные глаза враждебно засверкали при виде синей армейской формы… За полтора года пребывания на индейской территории капитан Беллинджер привык к таким взглядам. Но он был рад, что срок его службы в кавалерии подошел к концу и он вскоре сможет вернуться домой, в Виргинию.
Оглядевшись, Николас заметил несколько мешков с мукой и кукурузой. На стене висело два куска вяленого мяса. Полки были забиты одеялами, но еды, учитывая, что она предназначалась не для одного агента, а для всех индейцев, загнанных в резервацию, было крайне мало…
За грубо сколоченным столом сидел седой мужчина. По-видимому, это и был Уилли Чеппел…
Мужчина вскочил и расплылся в улыбке:
– Слава Богу, вы все-таки появились! Я боялся, что вьюга задержит вас в пути, а у меня тут индейцы мрут от голода, словно мухи.
Капитан снял перчатки и не спеша расстегнул шинель.
– Боюсь, вы меня с кем-то путаете, мистер. Вряд ли вам могло быть известно о моем приезде. Я капитан Николас Беллинджер.
Мужчина опешил:
– Что? Разве вы не из форта Стилл? Оттуда должны были пригнать в резервацию коров…
– Нет, я приехал совсем по другому поводу.
– Черт возьми! Чем же прикажете кормить индейцев? У меня тут триста человек, а эти проклятые вояки не могут вовремя доставить сюда скотину! Я уже потерял за зиму шестьдесят человек! Женщины и дети пухнут от голода. Так дальше продолжаться не может, иначе к весне умерших будет вдвое больше!
Николас покосился на пустые полки:
– Да, припасов у вас маловато. Но вы можете забить часть скота.
– Какого скота? Загоны пусты. Последнюю корову зарезали две недели назад. – Мужчина протянул Николасу руку и представился: – Меня зовут Уилли Чеппел, я агент по делам индейцев.
– Я уже догадался, – кивнул Николас. – Рад с вами познакомиться, мистер Чеппел.
– Жаль, конечно, что вы не привезли нам провизии, капитан, но, может быть, вы хотя бы попытаетесь повлиять на начальство? Объясните им ради Бога, что мы в отчаянном положении!
Капитан Беллинджер возмутился, когда узнал о таком безобразном отношении властей к индейцам. А впрочем, чему тут было удивляться? Так относились не только к индейцам. После гражданской войны немало южан осталось без крыши над головой и умерло голодной смертью. А многих бесчестные янки обманом согнали с насиженных мест.
Николас не раз сталкивался с воровством в резервациях: агенты наживались, продавая из-под полы провизию, предназначенную для индейцев. Однако тут явно был не тот случай. Судя по всему, у Чеппела и вправду болела душа за людей, оставленных на его попечение.
– Я постараюсь вам помочь, когда вернусь в Вашингтон, – пообещал Николас.
– Спасибо, но боюсь, будет уже поздно, – вздохнул Чеппел.
– Я прекрасно вас понимаю, однако, к сожалению, до приезда домой бессилен что-либо предпринять, – развел руками капитан Беллинджер. – Я у вас надолго не задержусь. Мне только нужно узнать, нет ли у вас девушки по имени Алана Кэлдвелл, она наполовину белая.
В глазах агента вспыхнул интерес:
– А почему вы про нее спрашиваете?
Николас извлек из нагрудного кармана письмо и протянул его Чеппелу.
– Отец Аланы, Энсон Кэлдвелл, – мой сосед. Он получил от вас известие о том, что его дочь попала в беду, и попросил меня помочь ей, поскольку знал, что я окажусь неподалеку.
– Да, – кивнул агент, – я написал это письмо по просьбе ее бабушки. Старуха чувствовала, что ее дни сочтены, и очень волновалась за внучку. Как вы, наверное, уже смогли убедиться, посмотрев вокруг, капитан, ее волнения были небеспочвенны.