Перст судьбы - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 32

Озеро было довольно большим, с густым ельником по берегам. Остров лежал шагах в ста от берега, и его тоже покрывали заросли. В последние дни новых снегопадов не случалось, и был отчетливо виден след там, где медведь спускался с обрыва, волоча за собой остатки лосиной туши, пересекал заснеженный лед и скрывался среди елей.

— Избушка там. — Пето кивнул на остров. — От берега шагов тридцать. Отсюда не видно, и тропа заросла. Старый Йуури уже лет двадцать как помер, тут больше никто не жил. Мать гадала, что на нас этого мес-ижанда наслали из Ротко, а не то я бы сказал, что это дух Йуури в облике «большелобого» вернулся на старое место. Может, ему не нравится, что мы здесь поселились и палим лес?

— А нам не нравится, что он жрет людей! — Селяня пристально вглядывался в ельник на острове, хотя и знал, что среди дня медведь едва ли покажется. — Ничего, скоро мы его пригласим на праздник и споем ему величальные песни!

Пето пошел первым, показывая дорогу; остальные двинулись по его лыжне, стараясь производить как можно меньше шума. Порядок действий уже был обговорен. Шестнадцать человек — слишком много для того, чтобы бросаться одновременно, они стали бы только мешать друг другу. Стрелой медведя не убьешь, ибо даже раненый он убежит, запутает следы, спрячется, и поиски разъяренной, но хитрющей зверюги будут смертельно опасны. Селяня выбрал пятерых, наиболее сильных, опытных и лучше вооруженных: кроме себя самого, еще Смоляна, Радобожа, Стейна и Эльвира, здоровенного норвежца, который давно уже вышел из парней по возрасту и сам был ростом с хорошего медведя. Они должны были окружить зверя и бить рогатинами, чтобы пригвоздить его к земле и не дать вырваться. Действовать требовалось наверняка: медведь очень живуч и с любой тяжелой раной, даже в печень, легкие или сердце, успевает прожить достаточно долго, чтобы растерзать охотника в клочки. Остальным предстояло ждать наготове, чтобы мгновенно заменить раненого или потерявшего оружие товарища.

Тропа, когда-то проложенная старым Йуури от берега к избушке, давно заросла, и медвежий след петлял между деревьями. Поскольку зверь тащил с собой остатки лосиной туши, приходилось ему нелегко, и на коре елей даже кое-где остались клочки бурой шерсти. Селяня снял один, помял в пальцах, понюхал. «Это медведица! — одними губами сообщил он остальным, сопровождая эти беззвучные слова знаками. — Взрослая, без детенышей».

Вот за ветвями открылась избушка. Поляна перед ней тоже заросла, кусты, молодые деревца подступали прямо к стенам, на крышу много лет назад рухнула ель, наполовину ее разрушив. Низкая полусгнившая дверь валялась поблизости, почти зарытая в снег: видимо, она как-то держалась на косяке, но нынешний дикий обитатель оторвал ее окончательно. Туда, в темный провал, уходил след.

Каждый уже знал, что ему делать. Оставив лыжи и мешки под деревьями, держа оружие наготове, ловцы молча рассыпались, образовали полукруг перед избой: в первом ряду Селяня с товарищами, остальные дальше. Но едва они, увязая по колено в снегу, успели добраться до цели, как где-то наверху послышался шум движений тяжелого тела и треск дерева.

— Вон он, на крысе! — завопил Витошка, имея в виду «на крыше».

Ловцы разом вскинули головы, хотя дальняя, сломанная сторона крыши была видна не всем. А там уже шевелился, разбрасывая снег, огромный бурый ком. Поняв, что за ним пришли, медведь не стал дожидаться охотников и не вышел к ним через дверь, а попытался удрать через разломанную крышу.

— Туда, с той стороны! — во все горло заорал Селяня — таиться было поздно.

С трудом вытягивая ноги из снега, проваливаясь чуть ли не по бедро, парни кинулись в обход избушки. Сверху им на головы валились груды снега, гнилые щепки крыши, обломанные ветки, дождем сыпалась старая промерзшая хвоя.

— Стой! — Взмахом руки Селяня придержал Витошку, который, стремясь успеть раньше, чем медведь спрыгнет с крыши, чуть не оказался прямо на месте падения.

В последний миг сообразив, что делает, Витошка прижался к стволу ели, и тут же почти ему на голову в облаке слежавшегося снега с покосившейся крыши свалилась огромная бурая туша. Парня обдало запахом зверя, но Витошка, не имея времени испугаться, изо всех сил ткнул зверя рогатиной под лопатку — тот как раз приземлился на четыре лапы, и его спина оказалась прямо перед Витошкой, которого он еще не увидел.

То ли сил у пятнадцатилетнего щуплого отрока не хватило, то ли клинок скользнул по лопаточной кости, но особого урона зверю этот удар не причинил. Развернувшись, он с ревом бросился на врага и обрушился на то место, где Витошка только что был, но тот сумел отскочить. Когти лишь скользнули по его колену, содрав чулок и обмотку вместе с половиной черевья. Увязнув в снегу и не имея возможности сделать даже шаг назад, Витошка упал на спину. Тут-то и пришел бы конец младшему сыну воеводы Домагостя, если бы к этому времени не подоспели товарищи — Селяня, Радобож и Эльвир, быстрее других добравшиеся к задней стороне избы. Селяня первым ударил рогатиной, и хотя не попал, но криком отвлек внимание зверя от барахтающегося в снегу и совершенно беспомощного отрока. Здесь довольно густо выросли кусты, поэтому подойти к медведю, мечущемуся между стеной избы и несколькими деревьями, было трудно, к тому же мешал снег. Смолян выскочил из-за другого угла и наконец встал между зверем и Витошкой, которого подоспевшие следом Стейн и Бежан утянули назад, посадили к стене избы и бегло осмотрели. Убедившись, что тот жив и даже почти цел, Стейн оставил Бежана помочь пострадавшему и устремился по натоптанным следам к месту сражения.

Эльвир тем временем тоже нанес удар, но, вынужденный бить через мелкие елки, едва попал в лапу. Зверь яростно заревел от боли, а клинок Эльвира остался воткнутым в снег, и еще сам норвежец был вынужден опереться на него, чтобы не упасть. Одним ударом медведь перебил древко и бросился через кусты, увернувшись от рогатины Селяни. Выбежавший в это время из-за угла избы Стейн увидел только, как бурый ком мелькнул между зелеными елями и исчез за грудой валежника.

— Ранили… — он заметил на изрытом до земли снегу несколько ярких красных пятен.

— Своего посмотри! — Селяня кивнул ему на лежащего Эльвира, а сам махнул рукой парням: — За мной!

Стейн и Торвид торопливо подбежали, взрывая сугробы, к Эльвиру. Тот лежал на спине и вращал глазами. Разорванная в клочья шапка валялась в нескольких шагах, в светлые волосы и бороду норвежца набился снег, но сам он был цел и только оглушен падением.

— Он через меня перескочил! — тараща глаза, бормотал Эльвир, когда Стейн и Торвид пытались его поднять. — Он мне голову оторвал! Посмотрите, фелаги, моя голова где?

— Вон валяется! — Стейн кивнул на его шапку, не зная, то ли ругаться, то ли смеяться. — Кроме головы, все цело? Стоять можешь?

Стоять Эльвир мог. Когда его поставили на ноги, он поднял обрывки шапки и уставился на них, прислонясь к ели.

— Стой здесь! — У Стейна не было времени ждать, пока обалдевший норвежец придет в себя, да и рогатина его лежала сломанная. — Торвид, пошли!

— Я с вами! — За ними торопился Бежан, путаясь в полах слишком длинного поношенного кожуха, оставшегося, похоже, еще от деда. — За Витошкой Будец присмотрит.

Все прочие уже преследовали медведя, и трое отставших пустились за ними. Зверь не зря выбрал это место: остров, на котором никто не бывал, был покрыт густыми зарослями и так плотно завален буреломом, что иногда кучи валежника, запутавшиеся в ветвях, образовывали сплошную стену в человеческий рост — без топора ни шагу не сделать. К тому же сильно мешал глубокий снег, поэтому продвигаться вперед приходилось чуть ли не ползком, по полшага. Хорошо, что следы медведя были отчетливо видны и походили на глубокую широкую борозду, проложенную в сугробах, а кое-где зверь и стену валежника проломил, облегчив путь своим преследователям.

Селяня шел первым, внимательно наблюдая, не свернет ли медвежий след в сторону. За ним пробирались Радобож, потом Смолян, потом Торвид и Стейн, а за ними Бежан. Остальных Селяня послал в обход — Пето повел их к другому спуску на лед озера, по которому медведь мог бы вовсе уйти и затеряться в лесах. Старые следы показывали, что зверь пользовался и этим спуском и проложил там борозду в снегу, облегчавшую передвижение. Вероятно, туда медведь и направлялся, и Селяня велел парням устроить засаду возле спуска. Несколько раз на снегу попадались свежие пятна крови, но, судя по ним, рана была не особенно велика и не сильно мешала зверю.