Перст судьбы - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 48

Велем собрал неплохую дружину: все парни Селяниной «стаи», молодые мужчины из тех, над кем в юности был баяльником сам Велем, — всего человек пятьдесят. Мужчины каждого рода имели над собой старшего из своих, но все вместе подчинялись Велему. Хрёрек и Хакон вели двадцать человек, Вестмар и Стейн — своих сорок. Вместе вышло больше сотни, что представляло в этих лесистых местах довольно внушительную силу.

Поход начался из Вал-города. Сясь, как и все лесные реки чудской земли, была камениста, изобиловала порогами, перекатами, валунами в русле, которые весьма затрудняли движение по ней судов и даже порой долбленок. Но сейчас, зимой, когда дружина шла на лыжах, это имело гораздо меньшее значение. В полтораста-двести локтей шириной, река представляла собой сносную дорогу. Высокие берега, поросшие густым лесом, уступами спускались ко льду. Над берегом виднелись дымки — на Сяси нередко встречались поселки-кюли. Каждая состояла из нескольких дворов и насчитывала от полутора до четырех десятков жителей, и со льда можно было поначалу разглядеть только заснеженные крыши, к которым уводили протоптанные в снегу тропинки от прорубей. Здешние чудины весной засевали палы, выращивали овес, лен, ячмень, горох и репу, пасли скот, но не менее важным источником пропитания для них оставалась охота и рыбная ловля. Они уже давно знали, что шкурки куниц и бобров можно обменять на железные изделия, хорошие ткани, стеклянные бусы и зерно, поэтому осеннее и зимнее время посвящали охоте. В некоторых кюлях дружину встречали одни женщины — мужчины были на лову. Хозяйка-эмаг вела переговоры от лица отсутствующих мужчин; почти всегда старшая женщина в роду держалась с достоинством, не устрашенная видом сотенной дружины словен — «вене», как их называли, и варягов, то есть «руотси». Впрочем, никто не собирался их пугать. Деленя сам объяснял, что принял наследственную власть рода над этими местами, ввиду чего каждая кюля обязана ему данью в размере куницы с каждого взрослого человека или другими мехами соответствующей стоимости. Он же взамен обязуется восстановить Вал-город, проводить там торги и не пропускать в Сясь дружины разбойной руси, а также обеспечит тягелажет другую поддержку, в которой они будут нуждаться. Ни женщины, ни мужчины, случившиеся дома, с ним не спорили и покорно отдавали куньи и бобровые шкурки по числу взрослых — десять или двадцать с каждого поселка. Иные даже радовались, что в Вал-городе снова появится воевода.

— Для тебя уже есть дело! — сказала ему в одной из кюлей хозяйка, Касте-эмаг. — Мы слышали от ловцов, что людей из Юрканне больше нет в живых, да и самой Юрканне тоже нет. Внуки Туори из Ротко сожгли ее и перебили всех. Мало им было того, что прошлой зимой Тарвитта сын Йолли убил старого Кульво, будто тот был равным ему противником! От них никого не осталось, и люди говорят, будто Сарве сын Йолли пообещал сделать то же с любым, кто посмеет им противиться или поднимет руку на кого-то из них. Юрканне уже не заплатит тебе дань, но ты должен разобраться в этом деле. Родичи старой Суксу-эмаг наверняка спросят тебя об этом.

— Я непременно разберусь! — заверил Деленя. Хрёрек подмигнул ему: я ведь предупреждал, что слухи пойдут и люди будут ждать от тебя каких-то действий! — Но вы напрасно думаете, что от людей из Юрканне никто не уцелел. Пето сын Кульво остался в живых, и он сейчас со мной.

Продвигались довольно медленно — за короткий зимний день удавалось одолеть не больше половины обычного дневного перехода, а порой — гораздо меньше. Много времени отнимали остановки и разговоры. Деленя сказал, что, пожалуй, ему следовало созвать всех старейшин в Вал-город и объясниться с ними разом, но Хрёрек покачал головой:

— Если дать им собраться вместе, они гораздо неохотнее признают твою власть, а если признают, то с головы до ног опутают тебя разными обременительными условиями. Все вместе они будут ощущать свою силу, а то еще и договорятся, как им действовать, чтобы не дать усилиться тебе. А поодиночке они перед нами беспомощны: ведь каждый может располагать только своими родичами, не знает, какое решение примут остальные, и не хочет оказаться крайним. Так наше дело идет медленнее, зато вернее.

— Но они могут еще раз собраться весной и все-таки прийти в Валаборг, — заметил Вестмар. — И потребовать пересмотра условий.

— Да, но тогда у них за спиной будут висеть уже данные нам обеты, и они будут чувствовать себя нарушителями слова. Это ослабит их еще до разговора. А если они и правда соберутся, то у нас есть в запасе неплохой способ.

— Это какой же?

— Самое простое — собрать всех вместе, напоить пивом, а потом поджечь дом! — вмешался Гуннульв. — После этого уже некому будет возмущаться!

— Не обязательно сразу прибегать к таким суровым мерам! — слегка поморщившись, сказал Хрёрек онемевшим ладожанам. — Мы просто заставим их обратить свой пыл и свое оружие на другого врага! Причем более сильного. Самых смелых убьют, а самые умные предпочтут примкнуть к тебе, Деллинг, чтобы не быть перебитыми по одиночке.

— Но где я возьму такого врага? — изумился Деленя.

Хрёрек усмехнулся, и на его лице ясно читалось: какое же ты еще дитя, хёвдинг Валаборга!

— Да разве мало на свете морских конунгов! — воскликнул Хакон. Будучи моложе Делени, он, однако, с ранней юности ходил с отцом в походы и хорошо понимал эти дела. — И разве трудно завлечь одного из них сюда? Я хоть сейчас парочку назову, что только и ждет намека, где кого пограбить можно.

— Да и не нужно хлопотать, — заверил Велем. — Они еще помнят Игволода, который Вал-город разорил. У них у многих там родня была, и, как полон продавать булгарам везли, они видели.

Разговор происходил в одной из чудских изб-пертей, возле очага в яме посреди земляного пола. Под крышей устраивались только вожди: Хрёрек с Хаконом, Вестмар со Стейном, Велем с Доброней, Деленя и Миронег, старший сын Творинега, которого тот послал со своей дружиной. Спали в основном на полу, но зимой само наличие стен и крыши, а также дымящего очага было благом. Остальные ночевали прямо на снегу, на пышных подстилках из еловых ветвей, возле костров, которые разводили во множестве и поддерживали всю ночь. Каждый день небольшой отряд посылался на охоту, чтобы обеспечить дружину мясом. В день одолевали до трети обычного перехода, поэтому ловцы с добычей к вечеру успевали догнать основные силы. У чуди, выказавшей покорность, не брали ничего, кроме оговоренной дани. Но и Домагость оказался прав: в нескольких кюлях, где ловцам не везло с добычей, им вместо шкурок отдавали лишних людей. Как правило, это были овдовевшие бездетные невестки, но иногда и подростки-сироты, и тогда стоимость раба засчитывалась за дань со всего поселка, смотря по его размеру, иной раз и за несколько лет вперед. Полученных невольников пристраивали к походному хозяйству: рубить дрова, поддерживать огонь, разделывать добычу, тянуть волокуши, ловить рыбу по ночам.

Селянина «стая», как и положено молодым «волкам», двигалась впереди основной дружины. Не обремененные лишним грузом, они шли на лыжах по верхнему гребню высокого берега. Почуяв впереди дым и завидев жилье, они обходили поселок по широкой дуге со стороны леса, отрезая его от реки, и рассыпались, таясь за деревьями. Иной раз они натыкались на свежий след от полозьев или лыж, уводящий от жилья в чащу: многие пытались спрятать половину домочадцев, увезти запасы мехов или что-то из наиболее ценной домашней утвари, укрыть скот. Чудины при посредничестве варягов торговали мехами уже не первое поколение, и в некоторых больших родах завелись даже серебряные чаши и сердоликовые бусы. Наткнувшись на такой след, «волки» шли по нему и отыскивали, как правило, маленькую охотничью заимку, где и сидели беглецы. Несколько раз их, не зная, сколько людей идет позади, встречали стрелами и топорами. «Стая» понесла потери: три человека было убито, в том числе бедняга Будец, не вовремя высунувший любопытный нос из-за щита и получивший стрелу в глаз. Зато у тех, кто пытался оказывать сопротивление, забирали, кроме всех имеющихся мехов, по одному человеку в рабство и по одному — в залог.