Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла. Страница 15

— Так же, как и я вашими словами. Вам никогда не приходило в голову, как много вы вложили в эти картины или насколько они прекрасны на самом деле? Вы никогда не задумывались над тем, как это захватывает и притягивает всякий раз, когда вы поворачивали их лицом? Они необыкновенны, Дина. Представляете ли вы, насколько они действительно хороши? — Он улыбался ей. Она почувствовала, как сильно бьется в груди ее сердце.

— Мне они нравятся. Но это потому, что эти картины мои.

Теперь она вся сияла. Он сделал ей необыкновенный подарок, и она знала, что все его слова идут от чистого сердца. Такое случилось впервые за все то время, когда кто-либо видел нарисованное ею, когда кто-либо этим заинтересовался.

— Они не только ваши. В них вся вы.

Он прошелся рядом с одним из полотен и молча уставился на него. Это была картина, запечатлевшая молодую девушку, склонившуюся над ванной — Пилар.

— Это — моя дочь. — В этот момент она наслаждалась картиной. Ей захотелось показать ему остальные полотна.

— Это очень красивая работа. Покажите мне еще.

Она показала ему все свои работы. Когда они закончили осмотр, она была вне себя от удовольствия. Они ему понравились, он полюбил их! Он понимал ее картины. Ей захотелось броситься ему на шею и засмеяться.

Он открыл бутылку вина.

— Вы понимаете, что это значит, не так ли?

— Что? — Ею вдруг овладело беспокойство, но не очень сильное.

— Что я не отстану от вас, пока вы не определитесь в своих отношениях с галереей. Как вы насчет этого?

Она широко ему улыбнулась, но отрицательно покачала головой.

— Я не могу.

— Почему нет?

— Это не для меня.

И Марк будет не в восторге. Он скажет, что эта затея вульгарна и смахивает на коммерцию — хотя репутация галереи Томпсона говорила сама за себя, и там не было места вульгарности, и семья Бена была хорошо известна среди представителей искусства в течение многих лет. Когда она вернулась из Кармел, то постаралась разузнать о нем все. У его деда была одна из лучших галерей в Лондоне, а у его отца — в Нью-Йорке. Несмотря на свои тридцать восемь лет, Бен Томпсон обладал в мире искусства полной свободой действий. Это она тоже вычитала.

— В самом деле, Бен, я не могу.

— Какого черта вы не можете. Послушайте, не упрямьтесь. Приходите в галерею и посмотрите вокруг. Вам будет намного легче, когда вы увидите, что там находится.

После этих слов он внезапно очень помолодел, и она рассмеялась. Она знала, что там находится. Она и это выяснила тоже. Писарро, Шагал, Кассат, одна картина Ренуара, одно великолепное полотно Моне, некоторые работы Коро. Также несколько хорошо сохранившихся произведений Поллока, одна работа Дали и еще одна Де-Конинга, которую Бен редко выставлял. У него были собраны их лучшие полотна. В том числе несколько хорошо подобранных произведений неизвестных молодых художников, и он хотел поставить ее в один ряд с ними. Чего еще она могла желать? Но что она скажет Марку? Я должна. Он попросил меня. Я хотела…

— Нет. — Он совсем ничего не поймет. И Пилар тоже. Она посчитает это показухой, неприятной во всех отношениях.

— Вы не понимаете.

— Совершенно верно. — Он протянул ей кусок французской булки с сыром. Двадцать две картины, расставленные по всей комнате. И они все ему нравились. Она просияла, когда взяла хлеб у него из рук.

— У меня есть еще тридцать в мансарде. И сверх того пять у Ким.

— Вы сумасшедшая.

— Ошибаетесь.

Он вручил ей персик.

— Да, вы сумасшедшая. Но я не буду вам перечить. Почему бы вам не прийти на открытие выставки, которое состоится завтра вечером? Вам это ничего не будет стоить, не так ли? Или вы даже и этого боитесь? — Сейчас он выводил ее из себя, и она не была уверена, что это ей нравится.

— Кто сказал, что я боюсь? — Она выглядела очень юной, когда впилась в сочный персик и потом вдруг улыбнулась.

— Кто это сказал? А по какой же еще причине вы не хотите выставляться?

— Потому что это не имеет значения.

— Это для вас не имеет значения. — Но к этому моменту они уже оба смеялись и пили уже по третьему бокалу вина. — В любом случае вы мне нравитесь, — объявил он. — Мне часто приходится иметь дело с такими же чокнутыми, как вы.

— Я не чокнутая. Всего лишь упрямая.

— А вы выглядите точь-в-точь, как мой Уайет. Вы не замечали этого? — Его глаза снова остановились на ней. Он поставил свой бокал. Некоторое время она колебалась, затем кивнула.

— Замечала.

— Только я могу видеть ваши глаза. — Он долго смотрел в них, затем отвел взгляд в сторону. Это были именно такие глаза, какие, ему всегда казалось, должны были быть у той женщины на картине. — У вас прекрасные глаза.

— У вас тоже. — Ее голос напоминал дуновение Легкого ветерка в комнате, и они оба погрузились в воспоминания об их совместной прогулке в Кармел.

В течение некоторого времени он не произнес ни слова, он только молча сидел, разглядывая ее картины.

— Вы сказали, что это ваша дочь. Это действительно так? — Он снова посмотрел на нее, желая узнать что-нибудь еще.

— Да. Ей почти уже шестнадцать. Ее зовут Пилар. И она очень, очень хорошенькая. Значительно лучше, чем она выглядит на картине. Я сделала несколько ее портретов. — Она с тоской подумала о картине, которую отверг тот оформитель в офисе Марка и которая теперь висела в прихожей. — Некоторые из них весьма неплохо получились. — Сейчас с ним она чувствовала себя свободно, и никто не мешал ей любоваться своей работой.

— Где она сейчас? Она здесь?

— Нет. — Дина долго смотрела па него. — На юге Франции. Ее… мой муж — оттуда родом.

Она хотела сказать, что Марка тоже нет дома, что он находится в Греции, но это смахивало на измену. Зачем говорить ему об этом? Что она хотела от этого человека? Он уже сказал, что ему нравятся ее работы. Чего еще могла она желать? Она хотела спросить, женат ли он. Но это тоже показалось ей неправильным. Какой смысл был во всем этом? Он был здесь из-за ее работ. И не имеет значения, насколько добрыми были эти бездонные глаза цвета морской волны.

— Вы знаете, — он с сожалением посмотрел на часы, — я бы не хотел этого говорить, но я должен отправляться на работу. У меня назначена встреча в три часа в офисе.

— В три? — Она бросила взгляд на часы. Было уже без четверти три. — Уже? Как быстро пролетело время! — Но они просмотрели большое количество ее работ. Она поднялась с печальным выражением в глазах.

— Вы придете завтра вечером? На вернисаж? — Его глаза говорили о том, что он очень хочет, чтобы она пришла. Она не понимала, почему.

— Я постараюсь.

— Пожалуйста, Дина. Я буду рад. — Он коснулся ее руки и затем, окинув комнату благодарным взглядом, с улыбкой вышел из студии и сбежал по ступеням вниз. — Я сам найду дорогу. До завтра!

Его слова еще звучали в воздухе, когда она погрузилась в удобное белое кресло и огляделась вокруг. Здесь были четыре или пять картин с Пилар, но ни одной с Марком. И на какое-то мгновение она никак не могла вспомнить его лицо.

Глава 6

Дина припарковала свой синий «ягуар» напротив галереи через улицу и не спеша перешла дорогу. Она все еще не была уверена, правильно ли поступила, придя сюда. Был ли в этом смысл. А что, если и Ким будет там? Она будет выглядеть совсем глупо. Что, если… но, вспомнив его взгляд, она толкнула тяжелую стеклянную дверь и вошла.

Внутри два официанта в черных жилетах были к услугам каждого, попеременно наливая виски и шампанское. Хорошенькая молодая женщина приветствовала гостей, среди которых были в основном очень богатые люди или художники. Дина догадалась, что это была выставка работ одного немолодого человека. Он стоял с видом победителя, гордый, в окружении друзей. Его картины были со вкусом расставлены, в них было что-то от Ван Гога. И вдруг она увидела Бена. Он стоял в дальнем конце комнаты и был очень красив в своем светло-голубом костюме в полоску. Его взгляд пронзил ее насквозь; она увидела, как он улыбнулся и с достоинством покинул группу людей, с которыми стоял. Через мгновение он уже был с ней рядом.