Решительный барон - Маккензи Салли. Страница 20

Проклятая дверь была заперта.

* * *

Дэвид вытянул длинные ноги к огню и пошевелил ступнями, облаченными в носки, наслаждаясь теплом. Он отхлебнул бренди и подержал обжигающую жидкость на языке, прежде чем проглотить. Это тепло тоже приятно. А самым лучшим, самым приятным было бы тепло…

Он откинулся в кресле, смежил веки и предоставил своему воображению гулять где оно пожелает. И словно сорвавшийся с поводка охотничий пес, оно немедля устремилось к желанной цели.

Леди Грейс Белмонт.

Она само совершенство. Дэвид в жизни не думал, что его очаруют рыжие волосы, считая, что предпочитает блондинок. Но он никогда не видел таких волос, как у Грейс. Они вовсе не рыжие; они медь и золото, пламя и свет. Он хотел запустить в них пальцы, уложить пряди себе на ладонь… на грудь… на…

Он уселся поглубже в кресло и пошире раздвинул ноги, чтобы одна важная часть его тела получила на радостях некоторую возможность увеличиться в размерах. При этом она, пожалуй, чересчур нагрелась, так что брюкам Дэвида угрожала опасность внезапного возгорания.

О, если бы леди Грейс Белмонт очутилась здесь.

Если бы Грейс была здесь… Он снова глотнул бренди и подержал во рту, перекатывая по языку. Если бы леди Грейс была здесь…

Что бы он сделал, если бы Грейс появилась в этой комнате сейчас?

И чего бы не сделал?

Он начал бы со шпилек в ее волосах. Да. Медленно, одну за другой он вынимал бы их, любуясь, как чудесные локоны падают Грейс на плечи. Медь на сливки — это прекрасно. Потом он запустил бы пальцы в эти волосы, зарылся в них лицом, вдохнул их дивный, чистый запах. Он взял бы в руку шелковистую прядь и откинул ее с шеи на затылок, чтобы поцеловать чувствительное местечко за ухом.

А потом? Потом он занялся бы ее лицом. Поцеловал бы подбородок, скулы, глаза, слегка коснулся бы губами ее губ — он не хотел слишком торопить события — и проложил бы легкими поцелуями дорожку к той ямочке на шее почти у самого плеча, где бьется пульс… А потом стал бы расстегивать платье.

Он поерзал в кресле. Неужели эти брюки ему тесны? Сомнительно.

На чем он остановился? Ах да. Платье Грейс. Он медленно спустил бы его с плеч, наслаждаясь каждым дюймом ее великолепной кожи. Плечи, грудь, талия, бедра… и вот уже платье ниспадает к ногам Грейс, и она остается только в корсете и нижней сорочке.

Тогда он повернет ее, перебросит пряди со спины на грудь, чтобы поцеловать шею и плечи.

Хватит ли у него терпения расшнуровать корсет?

Дэвид хмыкнул. Он никому не посоветовал бы держать на это пари. Пальцы у него такие же толстые, как тот орган, который просто умоляет, чтобы его высвободили из брюк. Хе! Нет, они не настолько толстые, но он уверен, что они не справятся с маленькими тугими узелками тонких шнурков. Пришлось бы прибегнуть к помощи ножа. Грейс, наверное, не стала бы возражать. Если бы он проделал работу аккуратно, она радовалась бы своему освобождению так же сильно, как он возможности ее освободить.

Он улыбнулся, взглянув на огонь. О да, освободить ее и ее прекрасные, восхитительные груди. Он обнимет ее, привлечет к себе и приподнимет ладонями эти округлые тяжелые груди, нежно лаская их.

А потом он снова повернет ее лицом к себе, проведет ладонями сверху вниз по спине, по изгибу талии, по округлостям пышных бедер и по длинным-длинным ногам до самых лодыжек, пока не коснется подола сорочки. Он опустится на колени, чтобы лучше видеть, как теперь его руки двигаются снизу вверх, прихватив с собой ее сорочку, двигаются от лодыжек к икрам и коленям. Он может немного задержаться на бедрах, чуть повыше колен, чтобы поцеловать нежную белую кожу. Потом он позволит своим губам двигаться вверх в такт движениям рук, пока не обхватит ладонями соблазнительные ягодицы и не зароется лицом в мягкие волосы внизу живота. Они, наверное, тоже золотисто-рыжие, эти волосы?

Господи, да ему уже трудно дышать. Ему придется расстегнуть ширинку на брюках, иначе будет мучительно трудно подниматься по ступенькам лестницы в спальню. Такого с ним не случалось с тех пор, как он был совсем юнцом.

Необходимо отвлечься от мыслей о Грейс, подумать о другом.

Об Алексе, например. Дэвид поморщился. Выбор не слишком удачный. Алекс, похоже, пребывает сейчас в спальне у леди Оксбери, собираясь заниматься с ее обитательницей всем тем, чем он, Дэвид, занимался в своем разыгравшемся воображении с леди Грейс. Алекс, такой осторожный, настоящий Уилтон, принимает участие в том, что может обернуться грандиозным скандалом, если об этом услышат хоть одно словечко в обществе.

Никто из тех, кто хорошо знает Алекса, этому, разумеется, не поверит, да и Дэвид не поверил бы, если бы не возвращался вместе с ним домой с бала у Олворда.

Но, может быть, Алекс всего лишь совершает вечернюю прогулку по Лондону.

Дэвид встал, чтобы налить себе еще стаканчик бренди. Если он выпьет достаточно, то перестанет грезить о Грейс, когда дотащится вверх по лестнице к себе в спальню и рухнет на постель.

Он наполнил стакан и окинул взглядом библиотеку. Его прадед был последним из Уилтонов, который пользовался этой комнатой. Дед ненавидел Лондон. Отцу Дэвида, Люку, исполнилось всего двадцать, когда он сбежал с леди Харриет. Такой молодой.

Продолжали бы его родители любить друг друга, если бы остались в живых?

Если верить историям, которые рассказывала Дэвиду бабушка, когда он был маленьким, то да. По ее словам, они являли собой чету, чья взаимная преданность превозмогла бы все испытания, кроме смерти. Истории, которые он слышал от хозяев постоялых дворов, конюхов, местных джентри и лордов, знакомых с его отцом, были, однако… ладно, бабушка всегда любила волшебные сказки.

Репутация Люка Уилтона отнюдь не свидетельствовала о постоянстве и обязательности.

Дэвид провел рукой по корешкам книг на полке. Солидные тома на греческом и латыни, книги по земледелию и садоводству… Было ясно, что все эти тома приобретались исключительно за красоту переплетов.

Этим скорее всего занимался отец его матери, лорд Уордем, злодей из бабушкиных сказок. Если бы он не старался принудить леди Харриет выйти замуж за Стандена, родители Дэвида не сбежали бы в Гретна-Грин, а его отец не разбил бы себе голову о булыжники мостовой на конном дворе. Но теперь, когда Дэвид задумывался об этом… говоря по правде, он не хотел бы, чтобы его собственная дочь, если бы она у него была, вышла замуж за такого, как его отец.

Однако нежелание иметь в качестве зятя неимущего прощелыгу не оправдывало поведение лорда Уордема, бросившего леди Харриет на постоялом дворе, тем более что он не простил ее, даже когда она лежала на смертном одре, и не признал ее сына.

Дэвид глубоко вздохнул и сделал еще глоток бренди. Спиртное подбодрило его.

Лорд Уордем умер, но леди Уордем еще жива и находится в Лондоне.

Дэвид хмыкнул. Чего ради отмечать этот факт? Эта женщина никогда не проявляла к нему ни малейшего интереса.

Он вернулся к камину и поворошил кочергой дрова, рассыпая снопы искр.

Алексу исполнилось четырнадцать в тот год, когда погиб Люк. Был ли он образцом порядочности уже тогда или стал таковым в качестве реакции на разнузданную непорядочность старшего брата? Это не имеет значения. Теперь Алекс наконец-то позволил себе вольности самого отчаянного порядка.

Дэвид усмехнулся, глядя на огонь. Если Алекс завлек леди Оксбери и совратил с пути истинного — а она в этот вечер вела себя соответственно такому предположению, — то он дал этим Дэвиду много возможностей проделывать пикантные штучки следи Грейс.

Он выкрадет ее из унылой и нудной деревенской глуши.

Точно так же, как его отец выкрал его мать у Стандена.

Нет. Обстоятельства ничуть не сходны между собой. Люк был дрянным парнем, отъявленным негодяем. А он, Дэвид, настолько же ответственный и порядочный человек, как и Алекс.

Но — тоже, как и Алекс, — возможно, не столь ответственный в теперешних обстоятельствах.