Сладостный огонь - Гудмэн Джо. Страница 53

— Что я такого сделал? — спросил он.

— Ты, должно быть, не очень хорошо помнишь мою мать, иначе никогда не сказал бы, что я красивая. Я терпеть не могу эти сравнения.

— Думаю, ты поняла, что доброта не входит в скупой перечень моих добродетелей. Я достаточно хорошо помню твою мать. Когда я познакомился с ней, она была моложе, чем ты сейчас. И если бы ты приняла во внимание все обстоятельства, то поняла бы, что я сказал то, что считаю истинной правдой. — Помедлив немного, чтобы его слова дошли до сознания Лидии, он добавил: — Впряги коня в двуколку, Лидия. Пора нам в обратный путь.

В тот вечер после ужина Лидия сидела с Ирландцем в его кабинете. Он составлял каталог книг своей богатой библиотеки. Когда он обратился к ней с просьбой помочь, она с радостью согласилась.

— Как ты думаешь, когда вернется Натан? — спросила Лидия. Взяв один из множества окружавших ее томов, она сдула с него пыль и принялась протирать кожаный переплет смоченной маслом тряпкой.

— Трудно сказать. Думаю, он пробудет там около недели. Она вздохнула. Значит, еще три дня.

— Тебе его не хватает? — пристально глядя на дочь, спросил Ирландец.

Лидия, не поднимая глаз, стала еще энергичнее обтирать переплет книги.

— Он уехал, а мы так и не решили, кое-какие вопросы.

— Не решили? — нахмурился он. — Что именно?

— Прежде всего уезжать мне или оставаться. А также условия нашего брака. И возможное расторжение — об этом тоже надо подумать.

— Развод? — Ирландец взглядом пригвоздил Лидию к месту. — Ни о каком разводе не может быть и речи.

— Это не тебе решать, Ирландец, — спокойно сказала она. — Это будем решать мы с Натаном.

Маркус объехал вокруг стола и остановился перед Лидией.

— Видно, ты не знаешь условия пари, — сказал он размеренным тоном. — Если ты подумываешь о том, чтобы просить у Натана развод, то тебе следует знать, во что этот развод ему обойдется.

Она уже чувствовала, что может пожалеть об этом, тем не менее, взглянув прямо в глаза собеседнику, сказала: — Я тебя слушаю.

— В пари участвовали трое: Натан, Бриг и я. На кон был поставлен сам Баллабурн, разделенный поровну между ними и моим ребенком, если это мальчик. Но если это девочка, Баллабурн почти целиком получал муж моей дочери. Если бы ты, Лидия, была мальчиком, то тебе пришлось бы прожить здесь всего один год, чтобы получить треть моих владений. Это включает доли в золотых приисках к северо-западу отсюда, а также недвижимость, которой я владею в Сиднее.

Я не надеялся, что моя дочь приедет сюда, тем более согласится остаться, особенно если эту дочь воспитывала Мэдлин. Поэтому, если мой ребенок окажется девочкой — а оно так и случилось, — Натан и Бриг получили шанс привезти ее сюда, но только в качестве своей жены. Поскольку это удалось сделать Натану, теперь для того, чтобы вступить во владение землей, ему нужно заставить тебя прожить в этой стране в течение года. Я предпочел бы, чтобы ты жила в Баллабурне, но Натан напомнил, что в соглашении сказано, что ты должна прожить в этой стране, то есть в Сиднее, Мельбурне, любом другом месте, а не обязательно в Баллабурне.

Тебе все ясно, Лидия? В этом соглашении развод не предусмотрен. Натан может получить собственность только через брак. О месте твоего проживания еще можно поспорить. Но пребывание в браке — условие неоспоримое.

Прикрывшись книгой, Лидия внимательно наблюдала за выражением лица Ирландца.

— Значит, ты хочешь сказать, что Натан не согласится на развод?

— Не согласится. Больше всего на свете он хочет получить Баллабурн. Ты, наверное, и сама теперь знаешь, как много Баллабурн значит для него.

— Ты использовал его, — тихо сказала она. — Ты знал, как страстно он желает обладать таким великолепным, таким прекрасным местом, как это, и ты этим воспользовался.

— Я его не обманывал. Он знал, что я его использую. Бриг тоже знал. Его я выбрал не потому, что он любит Бадлабурн, а потому что он жадный.

— Я могла бы выйти замуж за Мура.

— Конечно. Но если бы ты была больше похожа на свою мать и меньше на своего отца. В то время когда я отправлял их в Сан-Франциско, я этого не знал. Я даже дал Бригу преимущество, отправив его на месяц раньше. Натан, прибыв туда, вполне мог столкнуться с тем, что вопрос уже решен. Но этого не произошло.

— Нет, не произошло. Я познакомилась с ними обоими в один и тот же день.

— И сделала правильный выбор.

Черные брови Лидии удивленно приподнялись.

— Выбор? Но у меня не было выбора. Правильный? О справедливости там и речи не было. Не знаю, что рассказал тебе Натан, но мы с ним не поженились бы, если бы Бриг не попытался опоить меня каким-то зельем, а Натан не наврал бы мне с три короба. И таких людей ты выбрал, чтобы отыскать своего ребенка, Ирландец? — В ее голосе не было гнева, а была лишь какая-то безысходность. — Ты так мало думал о том, как это может отразиться на мне, что мне начинает казаться, ты, наверное, сожалел о моем зачатии даже больше, чем моя мать.

Маркус нахмурился.

— Это тебе Мэдлин сказала? О том, что она сожалела о твоем зачатии?

— Может быть, не так подробно. Но я всегда это знала. Мэдлин сожалела о моем существовании.

— Потому что я ее изнасиловал.

— Именно поэтому, — поморщившись, сказала Лидия.

— Понятно. — Ирландец окинул взглядом устало опущенные плечи дочери, ее дрожащую нижнюю губу. Она показалась ему беззащитной, и он решил воспользоваться этой возможностью, чтобы рассказать ей свой вариант этой истории. — Я любил Мэдлин Харт. Мне было тридцать восемь лет, когда я вместе с несколькими другими каторжниками отправился в Сан-Франциско. Все мы были охвачены «золотой лихорадкой». Я мечтал найти богатую золотую жилу, разбогатеть и вернуть себе утраченное человеческое достоинство. Проклятые британцы отобрали у меня все, и я мечтал восстановить справедливость.

Я мыл песок в ручьях, рыл в горах, но золота не нашел. Зато нашел Мэдлин. В свои восемнадцать лет она была той еще ведьмочкой с огненно-рыжими волосами и задорными зелеными глазами. Ее улыбка влекла мое сердце. Я совсем потерял голову. Я был на двадцать лет старше ее и много чего повидал в жизни. Возможно, именно это и привлекло ее ко мне. Не знаю.

Мы с Мэдлин имели интимную близость всего три раза. — Маркус заметил, как вспыхнули щеки Лидии, но продолжал: — Ни один из этих случаев не был насилием. Ты могла быть зачата в любой из этих дней, потому что я не предохранялся. Я хотел, чтобы она родила мне ребенка, и хотел, чтобы она стала моей женой. Хочешь — верь, хочешь — не верь, Лидия, но я хотел, чтобы ты родилась.

Лидия подняла голову и теперь смотрел ему в лицо и слушала.

— Твой дед, отец Мэдлин, застукал нас, неожиданно вернувшись в скобяную лавку, которой владел. Мэдлин, конечно, была смущена и испугана и сказала первое, что пришло ей в голову. Она обвинила меня в том, что я забрался в лавку и изнасиловал ее. Я даже не пытался это опровергнуть. Мэдлин была в истерике, а пистолет ее отца был нацелен мне в живот.

— И ты убежал.

— Вижу, она рассказала об этом. Лидия кивнула.

— Да, я убежал и с тех пор все бежал и бежал: был одним из компании «сиднейской саранчи», презираемой каждым добропорядочным янки, и чувствовал, как веревка все туже и туже затягивается на моем горле. Но я не уехал из Калифорнии. Я ждал, что Мэдлин одумается и поймет, что ей нет необходимости врать своему отцу. Шесть недель спустя я тайно встретился с ней и сделал предложение. — Ирландец покачал головой, вспоминая события двадцатилетней давности. — Она отказала мне, Лидия. Вернее, она расхохоталась мне в лицо. Отец ее разбогател, его скобяная лавка процветала. Нашли золото, и киркомотыги были в цене. Они шли по сорок долларов. Брезентовые палатки — по сотне. А что мог ей предложить я? Ничего. И она выгнала меня вон.

Подождав еще две недели, я снова пошел к ней в надежде заставить ее пересмотреть свое решение. Она уже знала, что беременна и что ребенок от меня, и ненавидела меня за это. Она не желала слушать, когда я пытался рассказать ей о том, как подслушал в одном из пабов, что земля к западу от Голубых гор очень похожа на землю, в которой нашли золото в Калифорнии.