На краю Принцесс-парка - Ли Маурин. Страница 15

– И как это – быть сиротой?

Джейкобу всегда не хватало отца, но у него по крайней мере была мать – даже если той было практически наплевать на него.

Руби беззаботно пожала плечами:

– Не знаю, я не думала об этом. Все равно ничего не изменишь.

Джейкоб не сводил с нее удивленного взгляда. То, что она сирота и на самом деле чужая в этом роскошном доме, в какой-то степени ставило его на одну доску с ней. Но в то же время Руби казалась ему еще более необычной: она так быстро приспособилась к новой обстановке, переняла образ жизни богатых… Хотя разговаривала она по-простому, совсем не так, как миссис Дангерфилд.

Закипел чайник. Руби встала, выключила его и сделала чай.

– Тебе класть сахар? – спросила она.

– Да, две ложки. А как умерли твои мама и папа?

– Я даже не знаю, живы они или нет. Сестра Сесилия сказала, что, когда меня принесли в монастырь, мне был всего лишь день от роду. Вместе со мной передали записку, что меня зовут Руби О'Хэган, и это все.

– О'Хэган – это ирландская фамилия. А имя Руби мне нравится, – сказал Джейкоб и покраснел.

– А мне нравится твое имя. Отрезать тебе пирога?

Джейкоб кивнул:

– Но только мне скоро надо будет уходить. Я встречаюсь кое с кем в пабе.

Он решил не говорить, что этот «кое-кто» – его будущий тесть.

– Вот как? – надула губки Руби. – А я думала, что ты пришел надолго! Но ничего, ты можешь прийти на следующей неделе. Да вообще приходи когда хочешь, но только когда Эмили нет дома. Если ее машины нет перед домом, значит, и ее нет.

– Хорошо.

После того как они доели пирог, Джейкоб ушел – через заднюю дверь. Проходя мимо парадной, он услышал звуки музыки, повернулся и увидел Руби, наклонившуюся к граммофону. Внезапно она повернулась и начала танцевать.

Джейкоб застыл на месте и простоял так очень долго, лишь огромным усилием воли заставив себя уйти.

С тех пор жизнь Руби перестала быть скучной. Два, три, иногда четыре раза в неделю – каждый раз, когда Эмили куда-нибудь уезжала, – она садилась на поезд до вокзала Эксчендж и отправлялась исследовать центр или окраины Ливерпуля. Она открыла для себя набережную Пир Хэд, с которой ходили через Мерси паромы до Биркенхэда, Сикомба и, что самое интересное, до Нью-Брайтона. Если у девочки хватало денег, она покупала на ярмарке рыбу с картошкой-фри и мороженое и наедалась буквально до отвала.

– Я надеюсь, ты не заболела? – встревоженно говорила Эмили, когда Руби отказывалась от чая.

– Попью попозже.

Обычно она так и делала – аппетит у нее был просто превосходный, хотя вес она все равно не набирала. Эмили обратила внимание, что девочка значительно выросла за прошедшие месяцы.

Руби ездила на трамвае во все концы города: в Бутл, Уолтон-Вейл, Эгберс, Вултон, Пенни-Лейн. Выйдя на полпути или на конечной остановке, она бродила по улицам, с завистью наблюдая за людьми, которые жили так близко друг от друга. Несколько раз она проходила из конца в конец Док-роуд, вероятно, самую шумную и людную улицу в Ливерпуле, с ее незнакомыми запахами, сигналящими машинами и трубами огромных кораблей, возвышающимися над причалами. Тротуары были запружены людьми, разговаривающими на неизвестных Руби языках. Когда она проталкивалась сквозь толпу, ее сердце радостно замирало от необычности увиденного и услышанного.

Ее любимым районом города оставался Дингл – вероятно, потому, что девочка побывала там раньше остальных мест. Некоторые кондукторы в трамваях уже знали ее в лицо и приветствовали как старую знакомую.

Деньги на эти поездки Руби находила в многочисленных сумочках Эмили – там всегда можно было раздобыть несколько монет, не опасаясь, что хозяйка дома заметит пропажу. Это не было воровством: Руби знала, что стоит ей попросить – и Эмили даст ей денег на покупку сладостей или цветных карандашей, однако вряд ли стоило говорить, что деньги нужны ей на странствия по Ливерпулю. Так что взять деньги самой было более предпочтительным вариантом, чем лгать.

Иногда Эмили приезжала домой раньше Руби, в таких случаях девочка говорила, что ходила на прогулку.

– В темноте?

– Когда я выходила, было еще светло. Я и не знала, что забрела так далеко.

Если Эмили уезжала куда-нибудь на весь вечер, в гости к Руби обычно приходил Джейкоб. С того дня, как молодой человек увидел Руби танцующей, он обнаружил, что его больше абсолютно не тянет просиживать вечера, какой это обычно делал, у Вэйнрайтов, с Одри, ее мамой, папой и двумя младшими сестрами, разговаривать или играть в карты, пить чай и есть суховатые лепешки, испеченные миссис Вэйнрайт, а потом уединяться с Одри в душной гостиной, чтобы обменяться несколькими целомудренными поцелуями. Нельзя было сказать, что такое времяпрепровождение очень нравилось ему в прошлом, но ведь именно так следует поступать, когда ухаживаешь за девушкой?

Джейкоб все еще чувствовал себя крайне неуютно в Брэмблиз с его атласными подушками, плиссированными шторами и электричеством. Неловкость охватывала его всякий раз, когда Руби пыталась учить его танцевать или пить кофе, когда пересказывала ему то, что слышала по радио или читала в газете Эмили, – загадочные рассказы о неизвестных ему людях, живущих в неизвестных ему странах. Джейкоб ни разу в жизни не открывал газету и лишь немного умел читать и писать.

Руби ослепляла его, переполняла душу благоговением. Она знала все на свете! Когда Джейкоб ложился спать, перед его глазами танцевала ее гибкая грациозная фигурка, а в ушах звучал голос Руби. Он даже забыл, как выглядит Одри, и истратил часть денег, которые откладывал на свадьбу, на покупку костюма на рынке в Омнискерке.

– Мы могли бы вместе купить его в городе в субботу, когда ты не работаешь, – заявила Руби, с восхищением рассматривая дешевый темно-синий костюм со светлой вставкой.

Когда Джейкоб сообщил, что он никогда не был в Ливерпуле, Руби вскрикнула от ужаса:

– Никогда?! О Боже, да я бывала там десятки раз! Десятки!

– Я знаю.

Частые путешествия Руби на поезде, трамвае и пароме также приводили Джейкоба в восхищение. Сам он терпеть не мог уезжать из Киркби. Даже в Омнискерке, небольшом городке с постоянно работающим рынком, его смущало большое количество людей на улицах. На узких улочках парня всегда охватывала паника, в груди что-то сжималось, и ему хотелось бежать туда, где никого нет, а поля и небо ничего не загораживает. Он мог дышать полной грудью лишь на земле, рядом с сельскохозяйственными растениями и животными. Иногда Джейкоб даже жалел, что встретил Руби, – девушка вызвала в его душе настоящее смятение, и теперь он сам не знал, чего ему хочется.

Накануне Рождества вечеринки в доме Роуленд-Грейвзов слились в один непрерывный праздник. В Сочельник, обедая с Руби – большинство блюд были приготовлены миссис Аркрайт заранее, – Эмили тешила себя мыслью о предстоящем визите к соседям.

За последний год ее жизнь стала намного более яркой. Она всем сердцем полюбила Руби, которая была просто идеальной компаньонкой: верной, несклонной к жалобам, умной и всегда веселой. Когда Эмили входила в дом, ей было очень приятно видеть радостное, оживленное лицо девочки. Предыдущей ночью они вместе ездили на мессу, и в церкви Эмили пережила просто восхитительные ощущения, чего не случилось бы, если бы она не взяла с собой Руби. В то же время Роуленд-Грейвзы привносили в ее жизнь веселье и пикантность, по которым она так давно тосковала. Словом, от былой скуки и хандры не осталось и следа.

Готовясь к предстоящему вечеру, Эмили задала традиционный в последнее время вопрос:

– Тебе не будет скучно одной?

Руби сидела на кровати и наблюдала за ней.

– Нет, все хорошо, – прозвучал ее традиционный ответ.

Как только Эмили уехала, девочка включила в своей спальне свет – это был условный сигнал для Джейкоба, который, как она знала, наблюдает за ее окнами с фермы.

Пятнадцать минут спустя Джейкоб явился – как мотылек, которого влечет огонь.