Разбитое сердце богини - Вербинина Валерия. Страница 18
Дом был двухэтажный, из красного кирпича – просто большая, богатая дача, на которой приятно коротать время летом, если вдруг разом опостылели Лазурный Берег и греческие острова. Тут я подумала, что мне придется торчать здесь неизвестно сколько времени, и мне сделалось малость неуютно.
– Господи боже мой! – вырвалось у меня.
Охотник с тревогой обернулся ко мне.
– А кто будет поливать тетины цветы? А… а мои куклы, мое рукоделье?
– Начинается, – проворчал Серега.
– Охотник, можно я съезжу за ними? Ну пожалуйста!
– Я пошлю человека, – ответил Охотник с улыбкой. – Не волнуйся, Таня, твои куклы не пропадут, и цветы тоже.
– Правда?
– Честное слово!
Он отвернулся и зашагал по дорожке к дому.
Охотник
Вообще-то она сразу же ему понравилась.
Конечно, она была растерянна и не знала, как себя вести. Пытаясь защититься, она начинала дерзить, но грубость ей не шла совершенно и даже вызывала улыбку у ее собеседников. Чем-то она напоминала ежика – колючки есть, а толку от них мало.
Но он уже видел, что она совсем не глупа. И еще он понял, что она очень одинока. Старые бабушки, с которыми он беседовал, не видели, чтобы ее навещали поклонники или знакомые. Ей явно было легче с куклами, чем с людьми, и он бы не удивился, если бы узнал, что она фильмам предпочитает мультфильмы.
Как свидетель она очень им помогла, и, если бы это зависело от него, Охотник бы отдал ей деньги и отпустил на все четыре стороны. Но тут некстати влез Никита и предложил Великий План: спровоцировать Ангела Смерти на то, чтобы он попытался избавиться от очевидца своего преступления.
Что Шарлахов пошел на поводу у племянника, Охотника не удивило: испокон веков умные люди идут на поводу у дураков. Однако он не мог допустить, чтобы девушка, которая любила шить кукольные платья и так забавно рассуждала о старых модах и забытых модельерах, пострадала. Именно поэтому он вызвался ее охранять.
Теперь он был почти спокоен за ее судьбу, и все же словно какая-то невидимая иголочка покалывала его изнутри. Охотник помнил это ощущение, которое означало, что он не придал значения какой-то детали, мелочи, которая была куда важнее, чем казалась поначалу. Что-то он определенно упустил, но что?
Он снова перебрал в уме все обстоятельства, мысленно подвел итог – все правильно, все так, как и должно быть. Но иголочка осталась там же, где была, и по-прежнему беспокоила его.
Ангел
Что касается человека, которого многие звали Ангелом Смерти, то он был совершенно спокоен.
События развивались именно так, как он и рассчитывал. И он не мог удержаться от улыбки при мысли о сюрпризе, который он вскоре преподнесет всем этим простакам.
Конечно, у Ангела были свои заботы. К примеру, убийство Алексея Шарлахова и то, что за ним последовало, но он был уверен, что вскоре полностью возьмет ситуацию под контроль.
А пока Ангел неспешно готовился к тому, чтобы уничтожить следующую жертву из списка Белозерова. Раз она находилась в одном доме со свидетелем, грех было этим не воспользоваться.
Потом настанет черед остальных. Всех, кто одобрил покушение на Белозерова, обернувшееся гибелью его дочери, и всех, кто был непосредственным исполнителем этого преступления. И никому не под силу остановить Ангела Смерти, явившегося за своей добычей.
Никому, даже тому, кто привык называть себя Охотником.
Потому что цель принадлежит только тому, кто в нее метит.
Часть II
Глава 11 Остров без сокровищ
На огромном плоском экране скользили волшебные тени и пели:
Все герои данной драмы
От флибустьера до магистра наук
Сойдутся на краю вот этой ямы,
Где Флинт зарыл с пиастрами сундук.
Поставив для успокоения нервов мой любимый мультфильм «Остров сокровищ», я переживала локальный апокалипсис.
Если вы хотите узнать, что такое апокалипсис для человека, который любит вышивать, отвечаю: шестьдесят граммов бисера двадцати четырех сортов, перемешанные в одном пакете. Именно в таком виде мне их привез из тетиной квартиры один из подручных Сереги. Ему лень было брать с собой пластмассовую коробку, в отделениях которой я аккуратно разложила бисер, и он просто свалил все в один пакет.
Кроме бисера, мне привезли мое рукоделье, кукол и цветы, но я все равно не чувствовала себя в этом доме как – ну да, верно, как дома. Мне было тут адски неуютно, и я даже не пыталась этого скрыть.
Мне отвели комнаты на втором этаже, причем Охотник предупредил меня, что к окнам лучше не подходить.
– Стекла пуленепробиваемые, – добавил он, – но мало ли что… Одного товарища, как я слышал, от пули Ангела Смерти не спасло даже такое стекло.
– Если ты еще раз произнесешь при мне это имя, – пожаловалась ему я, – меня стошнит.
Мой ангел-хранитель пожал плечами.
– Я здесь, чтобы тебя оберегать. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Полностью с тобой солидарна, – отозвалась я.
Из расположенной на нижнем этаже бильярдной доносился стук шаров. Те из охранников, что были в данный момент свободны, развлекались тем, что без толку гоняли шары между лузами.
В доме Охотник расстался со своей неизменной черной кожаной курткой. Теперь на нем были черные джинсы и темная рубашка. Насколько я помнила из популярных статей по психологии, пристрастие человека к черному цвету выдает, что ему не слишком уютно в этом мире. Я подумала, что Охотнику есть отчего чувствовать себя неуютно. Люди, окружавшие его, являлись обыкновенными бандитами, которые были довольны, что служат хозяевам этой жизни и оказались допущены к кормушке, из которой при надлежащей сноровке можно кое-что урвать. У них были простые мысли, простые чувства, слова – совсем простые. Послушав их пять минут, можно было смело идти составлять полный словарь великого и могучего русского мата. Они говорили громкими голосами, хвастались своими ранами и отсидками, словно это были невесть какие подвиги, и энергично презирали всех тех, кто не желал жить как они. То, что жить, как они, на самом деле нельзя, даже не приходило им в голову.
Охотник же был совсем другой. Или скажем так: не совсем, но все-таки другой. Остальные были всего лишь бесплатными дополнениями к своим мышцам и пистолетам. Он тоже не расставался с пистолетом, но в данном случае оружие было продолжением его самого, а не наоборот. И речь у него была другая, а ведь слова – предатели души. Он почти никогда не ругался, не уснащал свою речь словечками, которые давно сделали наших работников ножа и топора притчей во языцех: «в натуре», «братан», «фраер» ни разу не сорвались с его губ. Вообще он, похоже, был не слишком разговорчив. Больше всего в нем поражали завидное хладнокровие и какая-то внутренняя собранность. Мне невольно подумалось, через какие же бури он должен был пройти, чтобы обрести эту невозмутимость и сдержанность: вопреки распространенному мнению, как раз они и даются тяжелее всего.
В этом богатом, даже роскошном доме я поначалу изнывала от тоски, а Охотник всюду следовал за мной как тень, и немудрено, что в конце концов он стал занимать меня больше всего. Сначала я попробовала что-нибудь почитать, но, когда ты сама подвергаешься нешуточной опасности, читать об опасностях вымышленных уже не так интересно. Охотник сказал, что в красной гостиной имеется отличный домашний кинотеатр. Войдя туда, я даже вздрогнула.
– Опять этот невыносимый цвет!
– А разве ты не знаешь? – осведомился Охотник. Склонив к плечу голову, он разбирал стопку DVD-дисков с последними новинками.
– Что я должна знать?
– Хозяин без ума от этого цвета, потому что его фамилия происходит от немецкого слова «шарлах», что в переводе означает «ярко-красная краска».
– Ясно, – безнадежно уронила я. – А мультфильмы тут есть?