Разбитое сердце богини - Вербинина Валерия. Страница 37

Воспользовавшись тем, что меня наконец-то оставили в покое, я сходила в туалет, после чего заняла свое место наискосок от гроба. Я никак не могла понять, что я тут забыла, но раз все остальные считали, что все в порядке, значит, все и впрямь так было.

Под конец появилась какая-то высокая, очень прямая женщина в черном, с лицом, покрытым густой вуалью. Владислав приветствовал ее весьма сдержанно.

– Кто это? – шепотом осведомилась я у Охотника.

– Мать Алексея, – ответил он тоже шепотом.

– То есть?

– У Владислава и Алексея, – пояснил Охотник, – разные матери. Они единокровные братья, Владислав – старший, а Алексей – младший. Мать Владислава умерла много лет назад – попала под машину. Это случилось, когда Ипполит Сергеевич еще работал инженером, если я не ошибаюсь. А с матерью Алексея они развелись несколько лет назад.

Прощание с покойным подходило к концу. Пора было ехать на кладбище.

Глава 24 Кое-что о вреде курения

Вопреки опасениям Владислава Шарлахова, и на кладбище ничего не произошло, – если, конечно, не считать инцидента с невесть откуда взявшимися настырными телевизионщиками. У них отняли камеру, а журналисту разгневанный Владислав лично пообещал, что вскорости сместит руководство его канала. На что журналист (очевидно, не робкого десятка) ответил, что надеется до этого увидеть всю мафию Шарлаховых в гробу. После таких слов вмешалась уже полиция, караулившая все подступы к кладбищу. Журналисту, оператору и их шоферу заломили руки и запихали в полицейский фургон.

– И зачем люди на неприятности нарываются, – вздохнул Калиновский.

Я ничего не ответила и только плотнее закуталась в черное пальто.

С неба сыпал похожий на крупу мелкий дождик. День выдался промозглый и хмурый, в ветвях деревьев надрывно каркали вороны, которых не смущали ни охрана, ни напряженные лица прощавшихся с «дорогим другом, незабываемым Ипполитом Сергеевичем, мир его праху». Мне уже ничего не хотелось – хотелось только, чтобы все это поскорее кончилось. Никого, даже отдаленно похожего на Ангела Смерти, я в толпе не заметила.

Однако оставались еще поминки, и кортеж машин потянулся с кладбища обратно к особняку. Кое-кто нашел в себе силы уклониться от этого. Несколько чиновников сразу же вспомнило, что их ждут неотложные дела, и откланялось. Уехала и жена Шарлахова, даже не попрощавшись с пасынком. Я вполне ее понимала – она потеряла сначала сына, потом бывшего мужа, и на обмен любезностями у нее просто не оставалось сил.

В наше отсутствие столы были накрыты, и надо сказать, что выставленные в изобилии поминальные яства поражали воображение. Чего тут только не было! Особенно мне запомнились фигурно нарезанные арбузы, полосатые, как зеленые тигры, и размякшие омары с растопыренными клешнями. При виде снеди гости малость приободрились. Лица расцвели румянцем, кто-то даже позволил себе пошутить. Марина скользила между столами кошачьей походкой, для каждого из оставшихся находя нужное слово, и бриллианты трепетно мерцали на ее шее и в ушах.

Челюсти энергично двигались, перемалывая пищу. Нежно, печально, надломленно звенели бокалы. Ко мне подошел Калиновский. В черном, безукоризненно сшитом костюме он выглядел почти по-человечески.

– Не заметили никого подозрительного, Танечка?

Я проглотила напиток, который был у меня во рту, и отрицательно покачала головой.

– По-моему, все это глупости. Ангела здесь нет.

– Вы в этом уверены? – спросил Калиновский, прищурившись точь-в-точь как покойный Ипполит Сергеевич.

– Да, – подтвердила я, – и вообще, не такой он дурак, чтобы соваться сюда.

– Согласен с вами, – поддакнул Калиновский, – но, видите ли, почтеннейшая Татьяна Александровна, это его единственный шанс добраться до Гнедича.

Я невольно обернулась в сторону колобка. Слегка наклонив голову, он внимательно слушал, что ему шептал на ухо человек с тяжелым взглядом и мощными складками жира, подпиравшими воротничок белоснежной рубашки. В некотором отдалении от них стоял уже знакомый мне Петр Петрович, разговаривая с какой-то холеной дамой.

– В самом деле? – пробормотала я. – Мне это как-то не приходило в голову. Почему единственный?

– Сегодня вечером, сразу же после похорон, – пояснил подошедший к нам Охотник, – Гнедич улетает обратно на Кипр.

– Что, доктор прописал теплый климат и щадящий режим? – хмыкнула я. – Бросьте вы, ради бога. Захотят достать Гнедича – и на Кипре достанут, киллерам никакой остров не помеха. Вот так. – И я широко улыбнулась.

– Ой, Таня, следите за языком, – вкрадчиво шепнул Калиновский. – А то нехорошо выходит.

– Что именно? – в упор спросила я.

– Ваша манера резать всем в глаза правду-матку, – отозвался капитан. – Москва – город суровый, здесь осторожней надо быть, а то так недолго и в беду угодить.

– Уже угодила, – отрезала я, – из-за какого-то хмыря без мизинца который день коротаю в вашем обществе. Хуже действительно не придумаешь.

– Я чувствую, Таня, я вам не нравлюсь, – промолвил Калиновский после паузы, тяжелой, как бочка с цементом, в которую запаяли труп невинно убиенного гангстера, прежде чем спустить его на дно морское.

– Мне вообще мало кто нравится, – с вызовом отозвалась я. – Такая уж я родилась привередливая.

– Однако с Охотником у вас полное взаимопонимание, – не преминул подколоть меня капитан. – Любопытно знать почему.

– Да потому, что он меня не напрягает дурацкими разговорами.

– Да, Охотник у нас человек молчаливый, – согласился Калиновский. – И надежный как скала.

– Кончайте меня обсуждать, – сказал Охотник, морщась. – Вы бы, Данила Викторович, за гостями-то проследили. А то не ровен час, ваш клиент замочит Гнедича, пока вы тут всех анализируете.

– Вздор это все, – фыркнула я. – Никто никого не замочит, смотрите, сколько здесь охраны. И не говорите мне, товарищ Калиновский, что вы не проверяли под микроскопом каждого, прежде чем впустить их в дом.

– Микроскопы микроскопами, но Ивар-то убил хозяина по приказу Ангела, – заметил капитан. – И это мне не нравится.

– Вся эта история с Иваром мне вообще не внушает доверия, – признался Охотник. – Скажите, капитан, а вы не могли часом все это придумать, чтобы покрыть настоящего отравителя?

– Придумывать – не по моей части, – спокойно ответил Калиновский. Он отщипнул виноградинку и отправил ее в рот.

Я перестала слушать его перепалку с Охотником. На столе стояла большая красивая ваза с мороженым, и я мысленно прикидывала, не будет ли кощунством на поминках съесть немножко этого восхитительного продукта. Потому что если я что-то и люблю на этом свете, так это мороженое.

– Н-да, яды, – протянул Калиновский, уловив направление моего взгляда. – И отравить ведь можно в принципе все что угодно. Мороженое, к примеру…

– Типун вам на язык, – в сердцах отозвалась я.

– А что? Гнедич ест мороженое, так что наш лучший друг вполне мог подсуетиться.

– Шутите? Да какая гарантия, что яд попадет к тому, к кому надо?

– В истории уже бывали случаи, когда травили всех, чтобы достать только одного, – сообщил Калиновский с лучезарной улыбкой.

Охотник отошел от нас и направился к столу. Через полминуты он вернулся, неся вазочку с мороженым.

– Можете спокойно есть, яда там нет, – сказал он. – Я попробовал.

– Есть медленно действующие яды, – ввернул Калиновский.

Меня всю передернуло. Глаза Охотника сверкнули. Он хотел что-то сказать, но в это мгновение до нас донесся зычный голос лысого колобка:

– Нет, ни в коем случае. И речи быть не может об этом!

Его собеседник, человек с тяжелым взглядом, стоял с выражением досады и недоумения на лице. Колобок щелкнул пальцами, и охранник, не отходивший от него ни на шаг, жестом фокусника достал из кармана золотую коробку, из которой выпорхнула чудовищных размеров сигара.

– Говорят, этому парню платят только за то, что он таскает с собой любимые сигары босса, – бесстрастно уронил Охотник, передавая мне холодную вазочку. – Непыльная работенка, хотел бы и я иметь такую.