Паломино (Саманта) - Стил Даниэла. Страница 44
– Вы актриса? – заинтересовался торговец, решив, очевидно, что его светловолосая, загорелая спутница – наверняка голливудская кинозвезда.
Но Сэм тряхнула головой, рассеянно глядя в окно.
– Нет, я работаю на ранчо.
– На ранчо? – Он уставился на нее с откровенным недоверием, а она посмотрела на него в ответ с усталой улыбкой. – Вы первый раз в таком большом городе? – Торговец явно был обнадежен, однако Сэм опять покачала головой и постаралась после этого свести разговор на нет.
Японки оживленно лопотали по-своему, а водитель только чертыхался, лавируя в потоке машин. Что ж, именно так, наверное, и полагается возвращаться в свой город… Когда они въезжали на мост, ведущий из Квинс на Манхэттен, Сэм посмотрела на горизонт и внезапно чуть не заплакала. Она не хотела любоваться ни на Эмпайр-стейт-билдинг, ни на здание Объединенных Наций, ни на дома. О, если бы вновь увидеть большой дом Кэролайн, конюшню, роскошные красные деревья, широкое голубое небо…
– Красиво, правда? – Обливавшийся потом торговец придвинулся к ней поближе, но Сэм покачала головой и почти вжалась в дверцу, отодвигаясь от него.
– Нет, не особенно. Во всяком случае, после того, что я недавно видела, не впечатляет. – Она сердито зыркнула глазами на парня, словно он был виноват в ее возвращении в Нью-Йорк.
После этого он уставился на одну из японок, но та только хихикала и продолжала болтать по-японски со своей подружкой.
Таксист смилостивился и прежде всего отвез домой Саманту. Она довольно долго стояла на тротуаре, глядя на дверь, и боялась зайти; внезапно Сэм пожалела о том, что вернулась, и еще отчаянней, чем раньше, затосковала по Тейту. Какого черта она делает в этом незнакомом городе, совершенно одна, в окружении чужих людей? Зачем вернулась в квартиру, где они когда-то жили с Джоном? Ей хотелось лишь уехать обратно в Калифорнию, найти Тейта и по-прежнему жить и работать на ранчо. Почему это невозможно? Неужели у нее такие уж большие запросы, – думала Сэм, отпирая входную дверь и затаскивая на лестницу свои чемоданы. Даже за целые сутки, проведенные в седле, она не утомилась бы так, как за пять часов полета, в котором ее дважды кормили и показали кино. Ну а само возвращение в Нью-Йорк явилось для Сэм настоящим шоком. Со стонами дотащив чемоданы до своей лестничной площадки, она бросила их у двери в квартиру, нашла ключ, отперла дверь и распахнула ее настежь. В квартире пахло, как в корпусе пылесоса. Все вещи были на месте – там, где Саманта их оставила, – и выглядели заброшенными и немилыми. И чуть-чуть другими, как будто за время ее отсутствия мебель слегка изменилась: либо уменьшилась в размерах, либо, наоборот, увеличилась и слегка поменяла оттенок. Ничто не осталось прежним. И тем не менее все, абсолютно все было таким же, как и в те времена, когда Сэм жила в этой квартире с Джоном. Саманта показалась себе незваной гостьей… а может, призраком, вернувшимся в прошлое.
– Эй! – Сэм сама не понимала, к кому обращается, но поскольку ей никто не ответил, она закрыла за собой дверь и, вздохнув, присела на стул.
А затем, посмотрев по сторонам, разрыдалась. Плечи ее затряслись, она уткнулась лицом в ладони.
Через двадцать минут в квартире настойчиво зазвонил телефон; Сэм шмыгнула носом, высморкалась в платочек и, толком не понимая, зачем ей это надо, сняла трубку. Она столько отсутствовала… скорее всего, кто-то ошибся номером… если это, конечно, не Харви или Чарли. Во всем Нью-Йорке о ее возвращении знали только два человека.
– Да?
– Сэм?
– Нет. – Саманта улыбнулась сквозь слезы. – Грабитель.
– Грабители не ревут, глупышка. – Это был Чарли.
– Еще как ревут! Здесь же нет цветного телевизора, так что и поживиться нечем.
– Приезжай к нам, я отдам тебе свой.
– Не хочу. – Слезы медленно потекли вновь. Саманта громко всхлипнула и закрыла глаза, стараясь успокоиться. – Извини, Чарли. По-моему, я не в восторге от возвращения домой.
– Похоже на то. Зачем же ты в таком случае вернулась? – спокойным, деловитым тоном поинтересовался Чарли.
– Ты что, с ума сошел? Вы с Харви полтора месяца грозились меня прихлопнуть, если я не вернусь, а теперь ты спрашиваешь, почему я здесь?
– Ладно, тогда помоги нам разобраться с твоим бешеным клиентом и можешь возвращаться обратно. Если хочешь, то навсегда. – Чарли всегда относился к жизни сугубо прагматически.
– Все не так просто.
– Почему? Послушай, Сэм, жизнь коротка, надо наслаждаться. Ты уже взрослая, теперь тебя ничто не связывает, и ты можешь жить, где тебе заблагорассудится. Если тебе охота всю оставшуюся жизнь возиться с лошадьми – пожалуйста, отправляйся туда!
– Для тебя все раз плюнуть, да?
– Конечно. А почему бы и нет? Знаешь, что я тебе скажу? Побудь здесь немного… ну, как туристка… поживи месячишко-другой, и если тебе будет тут плохо… Черт побери, Сэм, ты всегда можешь все бросить!
– Тебя послушать, никаких сложностей вообще не существует.
– Так и должно быть. Ладно, в любом случае, красотка, добро пожаловать домой. Даже если ты своему приезду не рада, мы счастливы донельзя, что ты опять будешь рядом с нами.
– Спасибо, солнышко. А как поживает Мелли?
– Растолстела, но все равно милашка. Ребенок родится через два месяца. И помяни мое слово, это будет девочка!
– Конечно, Чарли, конечно! Ты и в предыдущие два раза так говорил. – Сэм улыбнулась телефонной трубке и утерла слезы. Все-таки приятно вернуться туда, где Чарли… – Если хотите знать правду, мистер Петерсон, то вы умеете делать только мальчишек. Это все из-за баскетбольных матчей, ты столько на них ходишь, а там ведь особый воздух… вот он и повлиял на твои гены.
– О’кей, пожалуй, я теперь буду чаще ходить на стриптиз. Да, это идея…
Они оба покатились со смеху, и Сэм обвела взглядом унылую комнату.
– А я-то надеялась, что ты будешь поливать мои цветочки, Чарли, – произнесла она отнюдь не укоризненно, а даже как-то весело, показывая на увядшие зеленовато-бурые растения.
– Целых пять месяцев? Да ты шутишь! Лучше я куплю тебе новые.
– Ничего, я тебя и так люблю. Кстати, раз уж вы вытребовали меня сюда, то признайся, дела конторы плохи?
– Плохи.
– Совсем плохи или все еще не так страшно?
– Это полный кошмар. Если бы ты задержалась еще на пару дней, я заработал бы язву или убил бы Харви. Этот сукин сын уже бог знает сколько времени мотает мне нервы! Да на него – я о клиенте – не угодишь! Все ему не так.
– А лошадиную тему, которую я предложила, вы не разрабатывали?
– Еще как разрабатывали! Всех лошадей, которых только можно найти на этом берегу Миссисипи, осмотрели, со всеми жокеями женского пола побеседовали, со всеми тренерами, со всеми…
– Нет-нет, ради бога, Чарли! Если вы с этого конца взялись за дело, то клиенты правы, выражая недовольство. Я же говорю тебе про лошадей. Про таких, на которых ездят ковбои. Ну ты сам знаешь, настоящий мужчина на фоне заката… кажется, что он скачет прямо к солнцу на большом прекрасном жеребце… – Стоило Сэм произнести эти слова, как ее мысли обратились к Черному Красавчику и, разумеется, к Тейту. – Вот что вам нужно для рекламы этих машин. Вы же продаете не маленькие женские автомобильчики, а дешевые спортивные машины, и реклама должна вызывать ассоциации с мощью и высокими скоростями.
– А скаковая лошадь, по-твоему, не вызывает?
– Нет, черт побери! – Тон у Саманты был непреклонный, и Чарли на другом конце провода ухмыльнулся.
– Теперь понятно, почему это твое детище.
– Завтра я посмотрю, что вы там наваяли. Передай привет Мелли. Спасибо за звонок, Чарли. – Сэм повесила трубку, вновь огляделась и, вздохнув, прошептала: – О, Тейт! Почему?
Она потихоньку распаковала чемоданы, стерла с мебели пыль, прибралась и, посмотрев в который раз по сторонам, попыталась убедить себя, что это ее дом. В десять часов вечера Саманта с удовольствием улеглась в постель, прихватив с собой блокнот и кое-какие записи, оставленные Харви. Ей хотелось настроиться на завтрашнюю работу. Лишь после двенадцати она отложила блокнот, выключила свет и попробовала уснуть. Это заняло у нее еще два часа. Два часа она пролежала, думая о ранчо и надеясь вот-вот услышать знакомые звуки, которые так и не раздались.