Когда мечты сбываются - Максвелл Кэти. Страница 5
— А сколько тебе сейчас?
— Мне двадцать один год.
— И много было желающих купить тебя?
— В самом начале, когда мадам только выставила меня на продажу, было очень много желающих. Но, узнав, что мадам не собирается снижать цену, многие джентльмены потеряли ко мне интерес.
— Но как они узнали о тебе?
— Мужчины тоже любят сплетничать. Я думаю, что мадам специально назначила такую высокую цену. Она знает, что мужчинам больше всего хочется иметь то, что им недоступно. Она даже придумала мне имя — Сирена. Мадам всем нашим девушкам придумала имена. Она говорит, что это придает ее подопечным некую таинственность. Раз в две недели она устраивает приемы для того, чтобы представить девушек, которых она выставляет на продажу. Иногда на эти вечера она приводит меня. Я развлекаю джентльменов игрой на фортепиано, а она устраивает торги.
— Мужчины торгуются за тебя так, словно ты лошадь, которую выставили на продажу? — спросила Мэри, удивленно раскрыв рот. — Да это просто отвратительно! Я не верю, что мужчины могут быть такими скотами. Однако мне кажется, что мадам запросто могла назначить за тебя и более высокую цену. Ты не похожа на других девушек, живущих в «Аббатстве».
— Почему ты так думаешь?
— Я ведь не слепая. Я видела девушек, которые живут в вашем заведении. Все они грубые, вульгарные и похожи на загнанных лошадей. В тебе же есть некая утонченность, нежность и трепетность. И этим ты отличаешься от них. Некая свежесть. И в этом секрет твоей красоты.
Иден не знала, как ей реагировать на слова подруги — радоваться или печалиться. Да, это правда, ей не нравится тот образ жизни, который она ведет.
— Но двадцать пять тысяч фунтов стерлингов! — снова воскликнула Мэри, качая Дороти на коленях. — Это же целое состояние.
— Такова цена девственности.
От изумления Мэри едва не уронила ребенка.
— Так ты — девственница?
— Конечно, — ответила Иден, удивившись ее вопросу. — Мадам Индрени никогда бы не назначила такую высокую цену, если бы я не была девственницей.
— Но я думала, что… я хочу сказать, что ты всегда проявляла такую осведомленность, когда мы говорили с тобой о… — Мэри запнулась, густо покраснев от смущения.
— Правда? — пришла ей на помощь Иден.
— Да. Я решила, что ты… опытная женщина.
— Я действительно много знаю и умею, — сказала Иден.
Дороти посмотрела на нее и улыбнулась. Иден снова осторожно погладила малышку по голове, а потом провела пальцем по ее щечке. Ей вдруг очень захотелось взять девочку на руки, и она наклонилась.
— Но разве такое возможно? Ведь ты ни разу не… ну, ты понимаешь, — не унималась Мэри.
— Меня этому обучали.
— Обучали?
— Да. Мне давали уроки, и поэтому я знаю, что и как нужно делать.
Мэри побелела как мел.
— Тебе давали уроки? Давать уроки французского языка или математики — это я понимаю. Или, например, обучаться кулинарии у какого-нибудь повара, — добавила она.
Услышав такое сравнение, Иден не смогла сдержать улыбки.
— Да, это очень похоже на уроки кулинарного мастерства, — усмехнулась она.
Казалось, что Мэри вот-вот упадет в обморок.
— Я и представить себе не могла, что такое возможно. Неужели тебе пришлось… со многими мужчинами?.. Нет, подожди, ничего не говори. Я не уверена в том, что хочу это знать! — воскликнула она.
Это стало еще одним подтверждением того, насколько они с Мэри разные. Иден не знала, радует ее это или огорчает. Она села на скамью.
— Мужчина, который заплатил за меня такую высокую цену, хотел получить девственницу, но при этом ему нужна опытная любовница, которая знает, как себя вести в постели, — объяснила она.
— Но ты ведь не собака, которую можно купить, поиграть с ней, а потом прогнать прочь, шлепнув по голове.
Иден посмотрела на пылающее гневом лицо подруги, и ее охватила щемящая грусть.
— У меня нет выбора, Мэри, и я должна постараться извлечь из этого как можно больше выгоды. — Она вздохнула. — И я не все тебе рассказала. Меня купил принц Курдюфана.
— Курдюфана? Я никогда не слышала о такой стране.
— Она находится очень далеко от Англии. Мадам Индрени когда-то была наложницей султана Ибн-Сибаха и жила в его гареме. Она спасла ему жизнь, и султан даровал ей свободу. После этого она приехала в Лондон и открыла «Аббатство». Она знала, что султан сможет заплатить за меня такую высокую цену. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, она послала ему мой портрет. Но он не мог забрать меня раньше, потому что началась война с Наполеоном, а потом разразилась война в самом Курдюфане. И вот вчера приехали его доверенные эмиссары. Состоялась сделка, и в конце следующей недели меня увезут в Курдюфан.
— Что? — прошептала Мэри, не веря своим ушам. — Ты уезжаешь из Англии и будешь жить в гареме? Иден, ты представляешь, что такое гарем? Я слышала рассказы миссионеров о диких нравах язычников. В этих варварских странах женщины — совершенно бесправные существа. Они попросту являются рабынями.
Иден почувствовала, что ее охватывает страх. У нее словно ком в горле застрял, и ей трудно стало дышать.
— Мадам сказала, что если я понравлюсь Ибн-Сибаху, то он тоже когда-нибудь подарит мне свободу, — пробормотала она.
Сев на скамью, Мэри пристально посмотрела в глаза Иден.
— Но ты уже свободна, — сказала она.
— Я никогда не была свободной, Мэри. Я попала в рабство в тот самый момент, когда мадам посадила меня в свой экипаж.
— Значит, тебе не следовало садиться в ее экипаж.
— Тебе этого не понять, — прошептала Иден. — На моих глазах убили человека, и тот, кто совершил это преступление, хотел сделать так, чтобы я замолчала навечно.
Мэри смотрела на нее округлившимися от ужаса глазами.
— Тебе нечего бояться, ведь это случилось много лет назад, — сказала она, нахмурившись. — Попроси мадам вернуть деньги. Скажи ей, что ты не хочешь жить в гареме.
— Я не могу этого сделать.
— Чего ты действительно не можешь сделать, так это уехать из Англии!
— Я должна уехать.
Дороти, сидевшая на коленях у Мэри, с удовольствием сосала свой кулачок. В саду пахло влажной землей и солнцем. Здесь царили красота и покой. В этом саду можно было укрыться от всех земных забот и печалей.
— Я очень боюсь, — призналась Иден.
— И я боюсь за тебя, — сказала Мэри. Обняв Иден за плечи, она притянула ее к себе. — Я буду молиться за тебя каждый день, каждую минуту. Господь защитит тебя.
Иден молчала. Этот Бог, в которого так беззаветно верит Мэри, ни разу в жизни не помог Иден.
— Подожди минутку, — торопливо произнесла Мэри и сняла с шеи золотую цепочку. — Я хочу, чтобы эта вещь была у тебя. Этот медальон мне подарили в сиротском приюте, — пояснила она, протянув его Иден. Сверкая в ярких лучах солнца, на цепочке качался маленький золотой кружок с барельефом в форме креста. Протянув руку, Дороти попыталась достать медальон, но ее мать успела перехватить руку девочки. — Возьми его, прошу тебя.
Иден никогда не получала таких дорогих подарков.
— Я не могу, он принадлежит тебе, — сказала она.
— Я вышла замуж и обрела свое счастье. Медальон помог мне. Теперь помощь нужна тебе, — заявила Мэри и положила медальон в руку Иден. — Я буду молиться о том, чтобы Господь Бог дал тебе силы и мужество и ты, подруга, смогла вырваться из неволи при первой же возможности.
Эти слова тронули Иден до глубины души. Она не могла больше сдерживаться, и слезы градом покатились по ее щекам. Она не стыдилась этих слез и не пыталась их остановить. Обняв подругу, Иден рыдала у нее на груди.
В это время в «Аббатстве», стоя у окна в спальне Иден, мадам Индрени смотрела в сторону садовой ограды. Увидев Иден, рыдающую на груди жены викария, она вздохнула.
Ее Иден никогда не плакала. За все годы, которые девушка прожила у нее, мадам ни разу не видела слез на ее глазах. И вот теперь она плачет.
Мадам, высокая женщина с величественной осанкой, была незаконнорожденной дочерью египтянки, происходившей из приличной, весьма уважаемой семьи, и англичанина без определенного рода занятий, бездельника и прожигателя жизни. Когда умерла ее мать, родственники продали девочку в рабство, и она стала любимой наложницей султана Ибн-Сибаха.