Пойми друга. Справочник по поведению собак - Чебыкина Людмила. Страница 46

У взрослых кобелей при виде чужака агрессия всегда преобладала над пищевой реакцией, поэтому мне редко удавалось соблазнить их чемнибудь съедобным. И все-таки со временем они смирились с моим существованием.

Мне приходилось ходить по посёлку Мурад-Тепа почти каждый день: я раздавала местным жителям липучие бумажки от мух, а потом забирала их обратно (так мы подсчитывали численность комнатной мухи). Вероятно, моё поведение сильно отличалось от общепринятого, поэтому скоро меня запомнили как люди, так и собаки.

Собаки перестали кидаться, а местные женщины, даже не зная русского языка, вступали в долгие и сложные разговоры: спрашивали, какая у меня семья, рассказывали про свои и угощали зелёным чаем.

Таджички не носили паранджи, но часто, особенно когда работали в поле, закрывали лица белыми платками. Скоро я стала делать так же: горячий, как из печки, пустынный ветер вызывал кашель.

Через территорию наших собак регулярно проезжал местный житель на ишаке в сопровождении двух своих собак, Пегого и Серого.

Пегий был явно старше по возрасту и выше по рангу. Этих нарушителей границ наши собаки встречали неизменной агрессией. Но Рыжий и Пегий лишь скалили зубы и рычали, а между Чёрным и Серым начиналась драка: противники хватали друг друга за холку или круп и начинали трясти. Тогда хозяин слезал с ишака и разгонял их камнями. Наша территория имела форму треугольника, а её границами служили арык, шоссе и свалка. Находившаяся за этими пределами пустыня, поля и арыки считались общими территориями. Встречаясь там, собаки вели себя согласно своим рангам: старший принимал позу угрозы, а младший — подчинения, и они мирно расходились. Както, гуляя по окрестностям, мы с Гретхен наткнулись на ишака и собак, а хозяина ишака поблизости не оказалось. Дурной пример, как известно, заразителен, и Гретхен, насмотревшись на чужие стычки, тоже стала считать эту компанию злейшими врагами. Но, в отличие от местных собак, она чувствовала себя уверенно в любом месте. Серый, видя, что мы приближаемся, спасся бегством, а Пегий отступил к привязанному ишаку и молча лёг на расстеленную на земле попону, поджав хвост и опустив голову. Гретхен пометила кустик тамариска, приподняв от усердия заднюю лапу, что свойственно противоположному полу, но случается и с высокоранговыми суками; потом она поскребла землю и удалилась, убеждённая в собственной победе. С тех пор эти собаки, если видели меня с ризеншнауцером, боялись проходить по мостику через арык: хозяин, понукая своего ишака, проезжал кратчайшим путём, а они бежали в обход и догоняли его позже. Интересно, что меня одну они и не боялись, и не делали попыток напасть: молча проскакивали мимо.

В жару собаки пустыни охотно купались в мелком стоячем болотце, окружённом кустами тамариска. В апреле — мае прошло целых четыре дождя: местные жители удивлялись, какая сырая стоит в этом году весна… Собаки, особенно щенки, очень боялись падающих и шуршащих капель и прятались где попало: Камака залезала под дом, а Чёрный пережидал дождь на пустой веранде, куда он в обычное время ни разу не осмеливался забраться. Зато после дождя собаки, как человеческие дети, с восторгом бегали по лужам, расплёскивая воду, и с размаху плюхались в грязь.

Один раз на нашу территорию забежала чужая беспородная собака — наши собаки напали на неё и загнали в арык. Она стояла в воде и огрызалась, а местные овчарки лаяли на неё и скалили зубы.

Собака так и ушла по воде.

В одно из воскресений я вытащила двух участников экспедиции, Антона и Диму, на прогулку: мы поднялись в горы и перевалили за гребень. Перед нами открылось бескрайнее плато, покрытое жёсткой травой. То тут, то там стояли невысокие фисташки с круглыми кронами. Сильный ветер перебирал траву и поднимал на ней рябь, как на воде. В белесом небе плавали белоголовые сипы. Когда мы смотрели на колышущую траву и парящих сипов, нам казалось, что мы тоже плывём мимо неподвижно застывших деревьев.

На плато паслись отдельные отары овец, и почти при каждой из них имелись собаки. Одна группа, состоящая из матёрого кобеля, взрослой суки и молодого пса месяцев восьми, приметила нас метров за сто и решила атаковать. Первым делом я отловила собственную собаку, прежде чем она заметила соперников. Среднеазиатская овчарка-сука сделала лишь несколько шагов в нашем направлении: она явно подзуживала кобелей, но сама ни с кем драться не собиралась.

Взрослый кобель приблизился метров на двадцать: он принялся активно метить траву и отдельные камни. Антон и Дима, уверенные, что положение обязывает их защищать меня, выступили вперёд.

Гретхен лаяла и рычала, вырываясь из ошейника. Молодой пёс, обежав нас с собакой по большой дуге, с яростью набросился на моих защитников, причём преимущество явно было на его стороне — поблизости в траве не оказалось ни одного камня. Мои соратники-энтомологи располагали лишь сачком для бабочек с непрочной рукояткой. Пришлось нам с Гретхен вмешаться: дружно мы бросились на этого нахального щенка. Он тут же помчался обратно к своей стае.

Взрослый пёс отступил, сохраняя собственное достоинство. В общем, ситуация оказалась скорее комичной, чем серьёзной. Но она лишний раз подтвердила, что среднеазиатские овчарки считают чужаками людей без собак.

На территории зоны высокоранговое положение занимал, без сомнения, Рыжий. Но сложившаяся система была нарушена: рабочие привезли и выпустили шестимесячного щенка, которого я окрестила Черненьким. Все четвероногие жители зоны встретили его грозным рычанием, но Рыжий обнюхал и удалился, а Чёрный схватил зубами за холку, хотя новичок старательно принимал позу подчинения. Люди принялись кидать в Чёрного камнями, и Рыжий тут же поддержал их инициативу — тоже набросился на него. В течение нескольких дней Черненький держался особняком, подчиняясь всем, кроме Камаки.

Рыжий и Чёрный делали вид, что его не замечают, а щенки Белый и Гиеновый проявляли агрессию, отгоняя Черненького от того места, где они спали. Если раньше Белый доминировал над Гиеновым, то теперь между ними начались нешуточные сражения. Потом Черненький присоединился к ним на положении самого низкорангового. Три щенка научились играть между собой, но эту игру эдаким вальяжным приветствием всегда начинали старожилы. Причём игра часто переходила у них в драку, при этом новенький отбегал в сторону, предоставляя возможность выяснять отношения без него. Рыжий никогда не играл с подросшими щенками, исключение делалось для Камаки: она подбегала к нему, лизала уголки губ, потом принималась носиться кругами. Рыжий, немножко побегав за ней, уходил по своим взрослым делам. Зато Чёрный и Камака играли очень бурно и подолгу. Камаке позволялось кусать огромного пса за лапы и огрызок хвоста, а он в ответ осторожно забирал в пасть почти все её маленькое туловище. Иногда он играл с подросшими щенками, вмешивался в их драки и разгонял обоих.

Когда собакам выносили объедки, первая порция доставалась Рыжему. Наевшись, пёс отходил в сторону, и его место занимали щенки. Белый и Гиеновый ели вместе, но всегда ссорились, оспаривая каждый кусок. Черненький подъедал то, что оставалось после всех. Рыжий, даже будучи сытым, отгонял Чёрного, а Чёрный в свою очередь шпынял щенков.

Чёрный проявлял любопытство к нашей жизни. Смотрел издали, как я играю с Гретхен. Он подбирал пищу, которую мы ему предлагали, хотя и не приближался к нам ближе, чем на полтора метра. Я стала бросать лакомые кусочки себе под ноги и на несколько минут застывала в неподвижности. Пёс подкрадывался, хватал их и отбегал.

Наконец, он взял первый кусок с протянутой ладони, но трогать себя не позволял — сразу отскакивал. В какой-то момент я дотронулась до его лба, он прихватил меня зубами, но даже сам взвизгнул от страха. Отскочив, по своему обыкновению, он не убежал, а задумался в буквальном смысле слова. И вдруг решился, как люди решаются броситься с вышки в холодную воду, подошёл вплотную и прижался ко мне головой и плечом. Какое же чувство восторга я испытала от этого жеста доверия огромного полудикого пса! С тех пор он позволял гладить себя и даже выдёргивать клещей. Более того, он начал сопровождать нас с Гретхен, держась шага на два сзади: сначала до границ территории, потом в пустыню и горы и, наконец, стал ходить со мной по шоссе мимо Мурад-Тепа и индивидуальных участков других псов, свирепо скаля на них зубы. Тут он выбегал вперёд меня, но недалеко — тоже шага на два. Если я заходила на их участки, он ждал моего возвращения на обочине шоссе.