Что остается от небес - Харрис К. С.. Страница 35

– Учитывая ваше противодействие перемещению Френсиса Прескотта в Кентербери, я нахожу, что ваши отношения с его покойным братом… – виконт помедлил, словно подбирая подходящее слово, – скажем так, наводят на размышления.

– На вашем месте я бы не увлекался подобными размышлениями, – Джарвис поднялся из-за стола. – Мне не совсем понятно, как то, что случилось с сэром Нигелем тридцать лет назад, может касаться недавней гибели епископа – даже если эти двое действительно встретили свою смерть в одном и том же странном месте.

– Люди, против которых вы выступаете, имеют досадную склонность к преждевременной кончине, – язвительно усмехнулся Себастьян.

– Допустим. Но между мной и баронетом не было вражды.

– Вы считали его субъектом дурного тона.

– Поверьте, имей я обыкновение устранять людей только по этой причине, лондонское общество сильно бы поредело.

– Однако вы действительно возражали против назначения Френсиса Прескотта архиепископом Кентерберийским?

– Возражал. Тем не менее, ситуация вряд ли требовала крайних мер. Вы же не думаете на самом деле, что принц предпримет столь важный шаг, не посоветовавшись со мной?

– «Посоветоваться» и «послушаться» – разные вещи.

– Вы недооцениваете мой дар убеждения.

Виконт приблизился к окну, выходящему на Мэлл, и, прищурившись, уставился на дорожную толчею.

Джарвис пристально изучал повернутое в профиль, напряженное лицо собеседника.

– Я слышал, священника прихода Святой Маргариты тоже убили, – заметил он. – А вам не приходило в голову, что определенная склонность к излишней драматизации побуждает вас предполагать в этом деле большее, чем есть в действительности? Возможно, кто-то в деревенской округе просто недолюбливает священнослужителей?

Девлин покосился на вельможу. Тень усмешки скользнула по его губам.

– А как же тридцатилетней давности мумия старшего Прескотта в крипте? 

– Она может быть совершенно не связана с нынешними событиями. Курьезное, но не существенное совпадение.

– Может, и так, – согласился Себастьян, отталкиваясь от подоконника.

– Но вы считаете иначе?

– Да, – бросил виконт, направляясь к двери. – Я считаю иначе.

ГЛАВА 30

В библиотеке городского особняка Сен-Сиров на Гросвенор-сквер Себастьян в одиночестве сидел в кожаном кресле у пустого камина. Комнату давно заполонили длинные вечерние тени. Но когда один из графских лакеев явился, чтобы зажечь свечи в настенных канделябрах, виконт взмахом руки отправил его восвояси.

За окном снова припустил дождь. Было слышно, как барабанят капли по листьям росших на площади лип, как всплескивают лужи под колесами экипажей, в которых представители высшего общества покидали свои элегантные дома, чтобы окунуться в вечерний круговорот званых обедов, карточных вечеров, раутов и балов.

Доканчивая третий стакан бренди, Себастьян уловил приближение знакомых шагов, поднимавшихся по входным ступеням. Из холла послышался приглушенный обмен фразами. Затем на пороге возник Гендон с тонкой свечой в руке.

– Говорят, ты меня искал.

– Искал.

Золотистый огонек свечи отбрасывал блики на широкое и такое родное лицо. Задумчиво двигая челюстью, граф постоял минуту, прежде чем направиться к ближайшему канделябру:

– Не возражаешь, если я зажгу свет? Ведь не все видят в темноте, словно кошки.

Себастьян поглубже вжался в кресло, скрестив вытянутые ноги в щиколотках.

– А я, вероятно, унаследовал эту особенность от своего настоящего отца? Любопытно, вам хоть известно, кто он? Или матушка увезла эту маленькую тайну с собой тем летом, когда мне исполнилось одиннадцать?

Рука Гендона, протянутая к очередному светильнику, застыла. Капли горячего воска брызнули на стоявший внизу полированный столик.

– Мне не совсем понятно, на что ты намекаешь подобными рассуждениями, – граф спокойно продолжил свое занятие, но Себастьян заметил, что отцовская рука утратила прежнюю твердость.

– Да неужели? – подхватился с кресла Девлин. – Нынче утром у меня состоялась интереснейшая беседа с вдовой сэра Нигеля. Дама утверждает, что ваша троица – вы, ее супруг и лорд Джарвис – отплыла в американские колонии в декабре 1871 года.

Гендон перестал зажигать канделябры и замер в дальнем конце библиотеки, сжимая свечу.

– Леди Прескотт ошибается.

– Не надо… – Себастьян резко вдохнул, вздрогнув всей грудью. – Не лгите мне больше.

– Это не ложь. Мы отплыли в начале февраля. Пятого числа.

– Откуда?

– Из Портсмута.

– Как называлось судно?

– «Альбатрос», – без запинки ответил граф.

Себастьян ощутил прилив надежды, борющейся с шепотком сомнения.

– Почему я должен вам верить? – спросил он прерывающимся голосом.

– А во что ты хочешь верить? Что я сознательно растил неродного ребенка? – Гендон в сердцах махнул рукой, словно отметая в сторону чье-то нежелательное присутствие. – Не говори глупостей.

– Вы оказались бы далеко не первым пэром, поступившим подобным образом. Вспомните семейство Харли, – жена графа Оксфорда прославилась столь многочисленными любовными похождениями, что плоды этих связей сообща именовались «Коллекцией Харли» [47].

– Отцовство наследника Харли никто и никогда не подвергал сомнению, – возразил граф.

– Верно. Только вы не могли предвидеть, что ждет впереди, когда признали меня своим третьим сыном.

Взгляды мужчин скрестились среди воцарившегося тягостного молчания. Алистер Сен-Сир отвел глаза первым.

– Ты никогда не был особо похож на меня, – хрипло сказал он. – Ни характером, ни склонностями. Не стану отрицать, из-за этого наши отношения подчас оказывались непростыми. Но я никогда ни на миг не сомневался, что ты мой сын.

У Себастьяна внезапно так сдавило в груди, что невозможно стало заговорить.

– Мы отплыли в начале февраля и вернулись в середине июля, – продолжал Гендон. – Если ты знаешь, когда родился сын леди Прескотт, то понимаешь, что у нее есть свои причины напускать туману на даты отъезда и возвращения покойного супруга.

Девлин по-прежнему молчал.

– Ради Бога, Себастьян, подумай здраво! – снова резко и сердито взмахнув рукой, граф шагнул вперед. – Джарвис был членом миссии. Неужели ты всерьез считаешь, что, если бы барон располагал доказательствами, что мой сын и наследник не является на самом деле плодом чресл моих, он не использовал бы давным-давно эти сведения против меня? 

– Возможно, у него имеются собственные основания хранить эту поездку под покровом тайны.

– Например?

– Не знаю, – покачал головой Себастьян.

– Мы отплыли в начале февраля, – отвердело лицо Гендона.

Виконт со стуком отставил в сторону пустой стакан.

– Если вы мне не отец, тогда и Кэт мне не сестра.

В глубине ярко-голубых глаз графа что-то шевельнулось.

– Так вот из-за чего все это? Господи Боже… Неужели ты любишь ее так сильно, что даже хотел бы оказаться не моим сыном? Только чтобы обладать ею?

– Да.

Опять залегло долгое молчание. Когда граф снова заговорил, его голос звучал спокойно, почти ласково:

– Мне жаль, Себастьян. Но ты – мой ребенок. Как и Кэт.

– Вы и раньше лгали мне. Почему сейчас я должен вам верить? – Девлин направился к двери.

– Об этом я не лгу.

Виконт не остановился.

– Слышишь, Себастьян? – окликнул вслед отец. – Об этом я не лгу.

* * * * *

Вернувшись на Брук-стрит, Девлин обнаружил ожидавшую его записку от Пола Гибсона.

« Закончил с твоим преподобным, – сообщал хирург. – Днем я на приеме в больнице Святого Варфоломея, но после четырех вернусь к себе».

Из-за всех сегодняшних открытий намеченное доктором вскрытие тела священника совершенно вылетело у Себастьяна из головы. Виконт бросил взгляд на часы.

Было почти восемь вечера.

Явившись в древний домишко хирурга возле Тауэра, он нашел друга в столовой, в одиночестве поглощающего ветчину и тушеную капусту. У локтя хирурга стоял медный подсвечник, весь в потеках воска, другой конец стола был погребен под грудами книг и стеклянных банок с жутковатого вида содержимым.