Чары любви - Уэйд Пегги. Страница 11
– Мой дедушка, очевидно, считал иначе. – Стиснув зубы, Фиби подавила растущее возмущение. – Иначе я не стала бы наследницей поместья Марсден.
– Что ж, верно. Но я никогда не могла понять, из каких побуждений он это сделал. Он всегда с нежностью относился к твоей матери, несмотря на то, что она разбила его сердце.
– Хм… – Фиби вилкой подцепила кусок мяса. – Кажется, день обещает быть погожим.
– Откуда ты знаешь? Ты же только что встала. Твой отец тоже предпочитал валяться по утрам в постели и ждать, куда его кривая вынесет. Я с самого начала видела, что этот человек не подавал…
– Тетя Хильдегард, – остановила ее Фиби с неожиданной для самой себя резкостью.
– В чем дело? – грубо спросила Хильдегард, недовольная тем, что ее перебили.
Разумеется, тетя была так добра, что предложила Фиби крышу над головой, но этим все и закончилось. С момента своего приезда Фиби изо дня в день только и слышала наставления и ворчание завистливой и желчной женщины, но сегодня у нее не было настроения выслушивать нотации; аппетит у Фиби пропал, она отодвинула тарелку и, сложив салфетку вчетверо, накрыла ладонью квадратик зеленой ткани.
– Тетя Хильдегард, – снова начала Фиби на сей раз гораздо спокойнее, – я ценю все, что вы для меня сделали, это правда. Но думаю, нам лучше не затрагивать моих родителей.
– Ты мне указываешь, о чем я могу и о чем не могу говорить в моем собственном доме?
– Я совсем не это имела в виду. Просто я любила маму и папу, и мне очень жать, если вы относитесь к ним по-другому. Но что бы вы о них ни сказали, это не изменит ни мои мысли, ни мои чувства, и я не стану выслушивать, как топчут их добрые имена. Надеюсь, вы сочтете мое поведение вполне уместным; если же нет, у меня не остается другого выхода, кроме как найти себе жилье в другом месте.
Лицо Хильдегард покрылось красными пятнами, ее лоб прорезали глубокие морщины, так что лицо стало походить на лоскутное одеяло, а глаза превратились в щелки. Чарити же, сидя совершенно неподвижно, напротив, широко раскрыла глаза.
– Вы для чего-то еще хотели меня видеть, тетушка? – Фиби, улыбнувшись, похвалила себя за самообладание.
Скованными движениями Хильдегард отодвинула стул и встала из-за стола, вздернув подбородок так, что Фиби испугалась, не переломится ли у тети шея, как кукурузный стебель.
– Для тебя есть почта, – сухо ответила тетя, – советую тебе задуматься над приглашением сэра Леммера. Мы выезжаем на бал к Хольстену в восемь. Пойдем, Чарити.
Глядя вслед своим родственницам, Фиби заметила, что Чарити украдкой оглянулась, словно для того, чтобы убедиться, что она на самом деле видела и слышала то, что сейчас здесь произошло. У самой двери мать и дочь чуть не столкнулись с Сиггерсом, дворецким, который держал перед своим круглым животом огромный и очень красивый букет цветов.
– Цветы для мисс Рафферти, – объявил он, гордо улыбаясь и держа кончиками пальцев левой руки небольшой кусочек бумаги.
Хильдегард бесцеремонно схватила не предназначенный ей конверт, вскрыла и, задохнувшись от злости, повернулась к Фиби, которая безошибочно поняла, кто прислал цветы. Птичка попалась в западню. Фиби, прикинувшись непонимающей, стояла у своего стула и ждала, что будет дальше.
– Я это всегда знала, – прошипела Хильдегард, – ты в точности такая же, как твоя мать.
– Спасибо.
– Хм… – Хильдегард двинулась к Фиби, сжимая трясущейся рукой записку. – Объясни, что это значит.
– Могу я сначала прочитать ее? – спросила Фиби, решив, что ее ответ будет зависеть от того, что написал лорд Бэдрик, и Хильдегард положила записку в протянутую руку девушки.
«Пусть победит лучший, мужчина или женщина. До завтрашнего утра. Ваш самый горячий поклонник». Все было сказано коротко и по существу. Не желая еще больше ухудшать и без того дурное настроение тети, Фиби лихорадочно искала правдоподобное объяснение или убедительную ложь.
– Мой самый горячий поклонник? – Она похлопала запиской по руке и придала своему лицу выражение, не раз обманывавшее даже ее отца. – Откуда же я знаю, кто послал цветы? Он даже не потрудился написать свое имя.
– А что это за утреннее рандеву?
– Я в таком же неведении, как и вы. Возможно, цветы предназначались другому человеку.
– Сиггерс, – крикнула Хильдегард, – кто доставил цветы?
– Уличный мальчишка, мадам, – с непроницаемым лицом ответил дворецкий.
– Сиггерс, избавьтесь от них. – Прежде чем дать такое указание, Хильдегард несколько раз перевела взгляд с Фиби на дворецкого и обратно, как будто они были заговорщиками, и даже мельком с недоверием посмотрела на Чарити.
– Тетя Хильдегард, – спокойно, но решительно вмешалась Фиби, желая сохранить подарок, – цветы доставили мне, и, по-моему, только я вправе решать, оставить их или выбросить.
– Истинный джентльмен не посылает цветы без надлежащего представления, а истинная леди никогда их не станет принимать.
– Кто знает, тетушка? Я не стала бы так говорить. – Фиби забрала цветы у дворецкого, понимая, что пока они у него в руках, он должен исполнять волю своей хозяйки. – Если вы не хотите наслаждаться приятным запахом, я с удовольствием отнесу их к себе в комнату.
– О мама, – вступилась за цветы Чарити, – они такие чудесные.
– Иди наверх. – Она прогнала Чарити, словно горничную, и все свое внимание сосредоточила на Фиби. – Позволь мне внести в это дело полную ясность. Я разрешу тебе оставить эти цветы, потому что я так хочу. Если и когда ты узнаешь, от кого они, то немедленно скажешь мне.
– Конечно, – согласилась Фиби, подумав про себя: «Ну и ведьма!»
– И, – Хильдегард наклонилась к ней, – ни на секунду не думай обмануть меня.
Фиби проводила, взглядом Хильдегард, которая, подняв подбородок и расправив плечи, стремительно пронеслась по мраморному полу, и, утомленная и подавленная, подумала о еще пяти неделях, которые ей предстояло провести в этом доме.
– Спасибо, что не выдали мою тайну. – Фиби подошла к Сиггерсу, продолжавшему стоять у арочного проема, и положила руку ему на локоть.
– Не понимаю, на что вы намекаете, мисс. – Он наклонил голову и вышел.
Но Фиби все понимала – за короткое время своей неизменной вежливостью и просто добротой она заслужила преданность слуги.
Зарывшись лицом в букет, она упивалась нежностью цветов и их тонким ароматом. Боже праведный, этот мужчина умел действовать быстро – ведь они расстались не больше часа назад, а она уже получила цветы, роскошный букет. Не разделяя ее желания, он решил прислать ей приглашение, и Фиби, не разбираясь, хорошо это или нет, почувствовала себя бесконечно счастливой, но, вспомнив о мерзкой обязанности, нахмурилась.
Глава 4
Женская половина публики в театральном зале, захваченная рассказом о страданиях героини, разом вздохнула, когда темноволосая певица-сопрано взяла верхнюю ноту. Но Стивен, если не считать мимолетных взглядов на сцену, не уделял спектаклю никакого внимания; он, как часто бывало в последнее время, пребывал в раздраженном состоянии и ощущал беспокойство, которое, к его неудовольствию, еще больше его злило.
Прошло уже три дня с тех пор, как он встречался с Фиби в Гайд-парке, с тех пор, как он, поддавшись минутному побуждению, послал ей цветы и приглашение. «Да, – вынужден был признаться себе Стивен, – вероятно, это была не самая блестящая моя идея». Эта загадочная женщина с тех пор больше не позволяла себе утренних верховых прогулок; очевидно, она придерживалась того, что сказала, – ей нужен муж, а не покровитель. Ну что же, он тоже будет придерживаться того, что сказал.
Стивен подробнейшим образом проанализировал ее положение. Снова и снова возвращаясь к нему, он был твердо уверен, что выбрал для Фиби наилучший вариант, ведь так уж повелось, что мужчины всегда заботились о женщинах, и его идея явилась вполне закономерным решением.
Вернувшись мыслями к своему весьма поспешному предложению, он вздохнул и зашевелился в театральном кресле. Ясно, что он разочаровал девушку. Она, вероятно, ждала пару драгоценных безделушек или, на худой конец, нежных слов, но у него просто не было возможности удовлетворить ее желания. И вот сейчас, настроившись на ожидание, как гончая собака на предстоящую охоту, он оглядывал подковообразный зрительный зал, выискивая свою жертву, и за минуту до начала «Итальянки в Алжире» его ожидание было вознаграждено – Фиби появилась с противоположной стороны зала в обществе тети и кузины. Антракт долго не наступал, но наконец, словно по велению свыше, зрители разразились громом аплодисментов, возвестивших об окончании первого акта.