Бестия. Том 1 - Коллинз Джеки. Страница 16

Альдо был не прочь. У Джино уже была какая-никакая репутация. А главное — он отличный водитель.

Они ударили по рукам за чашкой кофе у Жирного Ларри, и Альдо познакомил Джино с планом предстоящей операции. Он знал склад меховых изделий, как будто нарочно ждавший, чтобы его ограбили.

— Нужно будет работать очень быстро, — объяснял Альдо. — Сорока на хвосте принесла, что сигнализация окажется неисправной. Ты, я, еще пара ребят — и деньги у нас в кармане. Правда, придется позаботиться о ночном стороже.

— Когда? — осведомился Джино.

— Сегодня вечером. Ты готов?

— Ясное дело.

Они обсудили подробности, и Альдо отчалил. Джино хотел наведаться в клинику, но тут как раз пожаловала мисс Зазнайка с двумя подружками. Она, как обычно, задрав носик, продефилировала мимо него и, заняв место в нише, уткнулась в меню.

Джино подошел к ее столику.

— Эй, что это с тобой? Что за манеры!

Девушка подняла на него наивные, округлившиеся глаза.

— Ты собираешься учить меня правилам поведения в обществе?

Одна из подруг прыснула.

— Синди!

— Хочешь, как-нибудь сходим в кино? — предложил Джино. На него вдруг нашла непривычная робость.

— С тобой?

— Нет, с Папой Римским.

— Я не хожу с незнакомыми.

— Конечно. Но какой же я незнакомый? Мы с тобой старые друзья, верно?

— Нет, неверно.

Он состроил гримасу.

— Да кому ты нужна? — и отвалил. Дура набитая! Строит тут из себя. Не знает, от чего отказывается.

Он обернулся на девушек и увидел, что они заливаются хохотом. Дуры. Малолетки. Должно быть, лет пятнадцати-шестнадцати. Сущие несмышленыши.

Он вспомнил вчерашнюю проститутку, что он с ней проделывал. Это было восхитительно. Но еще лучше, когда за это не нужно платить.

Джино отметил свой семнадцатый день рождения новым делом, на которое пошел вместе с Альдо. Легкие деньги. Почти за месяц он заработал полторы тыщи долларов — целое состояние! Он открыл счет в банке и положил полсотни баксов, а остальное спрятал в депозитном сейфе. Этими деньгами он распорядится с умом, а не профукает, как тот первый гонорар. Хватит с него костюмов. И шлюх. Нечего привлекать внимание местных копов, которые зачастили к Жирному Ларри с внезапными проверками. В районе развелась уйма банд и участились случаи вооруженных ограблений. Копы сбились с ног.

Чтобы легализоваться, Джино поступил на работу. Доставка лекарственных препаратов. Конечно, не аспирина, а наркотиков. Двадцать «зелененьких» за пустяковый рейс. Неплохо. И не слишком хорошо. Рискованная работенка. Если его сцапают…

А с другой стороны, всякая работа сопряжена с риском. Вон, Розовый Банан чинил автомобиль, и машина соскочила с домкрата. В результате сломанная нога, три сломанных ребра, и вообще чудом остался в живых. И ради этого горбатиться за двадцать пять долларов в неделю?

Джино навестил приятеля в больнице. После его ухода там остался лежать отнюдь не Мистер Паинька.

На личном фронте ничего не изменилось. Мисс Зазнайка по-прежнему время от времени наведывалась к Жирному Ларри, но Джино не собирался нарываться на оскорбления и держался от нее подальше. Ему и так хватало девчонок, которых он приводил к себе и демонстрировал им свои сексуальные способности. А в этом деле он был артистом. Ему обязательно нужно было сделать девчонку счастливой, иначе самому было неинтересно. Джино-Таран в своем репертуаре.

Он больше не ходил к Вере. Хотел, но передумал. До него дошли слухи, что она выписалась из больницы. По правде говоря, он боялся. До смерти боялся, что Паоло так зверски изобьет жену, что ему придется вмешаться. И он может потерять контроль над собой. В тот раз он подготовился и сохранил самообладание. Но если Паоло будет трезв и даст сдачи…

Поэтому он держался в стороне. Чего не знаешь, о том душа не болит.

Из Калифорнии продолжали регулярно поступать письма от Косты. Однажды он прислал фотографию. Коста, прежде щупленький коротышка, а ныне интересный юноша, был снят вместе с собакой и сводной сестрой. Джино порадовался тому, как все обернулось. Малыш попал в другой мир — такой же нереальный для Джино, как если бы он угодил на Луну.

Через два месяца после того, как ему стукнуло семнадцать Джино был арестован возле товарного склада в Бронксе — сидя за баранкой, он ожидал Альдо и еще двоих сообщников, грузивших тюки материи на специально прихваченную тележку.

— Кто-то навел, — шепнул Альдо, когда их везли в полицию в специальном фургоне. — Нутром чую. Кому ты говорил о деле?

Джино раздраженно мотнул головой.

— Что значит кому я говорил? Никому, глупая твоя башка. Лучше себя спроси.

А вообще-то у него душа ушла в пятки. Сидеть не хотелось. И на этот раз его ждала не какая-нибудь исправительная колония, а настоящая тюряга.

Кэрри, 1921–1928

Уэлфер-Айленд. Грязь. Запустенение. Крысы величиной с домашнюю кошку. Протухшие продукты. Переполненная камера. Проститутки со всевозможными болезнями. Клопы. Блохи. Вши. Побои. И лесбиянки, готовые наброситься на всякую, кто не может постоять за себя.

Кэрри пришлось туго. Через две недели она подверглась нападению со стороны самозваной «королевы» камеры, рыжей, косоглазой девки со злющими глазами.

Это произошло ночью. Кэрри тщетно пыталась уснуть на своих узких нарах в тесной, душной камере. Вдруг на нее обрушилось что-то тяжелое, и чьи-то руки схватили ее за грудь.

— В чем дело? — она отчаянно пыталась вырваться.

— Заткнись и не рыпайся, — предупредила Рыжая. — Сейчас я тебя уделаю пальцами лучше всякого мужика.

— Убирайся! — прошипела Кэрри.

Рыжая безмерно удивилась.

— Смеешься? Да здесь любая даст отрезать себе левую сиську за мое доброе отношение. — Она потеребила Кэрри сосок большим и указательным пальцами. — Я сделаю тебя счастливой.

Кэрри вывернулась и скатилась на пол.

— Оставь меня в покое, слышишь, ты? Просто оставь меня в покое!

— Тупорылая негритоска! Не знаешь своего счастья. Вот уж не думала, что доживу до такого дня, когда мне даст отлуп безмозглая негритянская шлюха.

— Я не сплю с женщинами, — как выплюнула Кэрри. Вот только не посмела добавить: тем более — с жирными, с дурным запахом изо рта и явно сидящими на игле.

— В первый раз всегда страшно, — ободрила ее Рыжая. — Хочешь испытать блаженство — не рыпайся. Ясно тебе, негритоска?

Кэрри вздрогнула.

— Найди кого-нибудь другого. Я не нуждаюсь.

Она понимала: этим дело не кончится. На следующий день камера объявила ей бойкот. Все знали, что она оскорбила «королеву», и этого было достаточно. Никто не хотел неприятностей, поэтому сокамерницы дружно делали вид, будто ее не существует. Уэлфер-Айленд и так — чистилище. Теперь же он стал настоящим адом.

Ночью Кэрри лежала на своих нарах, не в силах уснуть. Она чувствовала себя страшно одинокой. Какой смысл жить? Зачем ее сюда упрятали? Почему Бог обошел ее своими милостями? Она вновь и вновь перебирала в памяти годы своей жизни и думала о том, кто она и что она. Рыжая права: она всего лишь безмозглая негритянская шлюха, и ничего больше. Как бы покончить со всем этим?

Однажды в помывочной воцарилась необычная тишина. Девушки бросали на Кэрри странные взгляды и спешили побыстрее закончить свой туалет и убраться подобру-поздорову.

Кэрри терзали недобрые предчувствия. Но они сопутствовали всей ее жизни, так что не стоило обращать внимание. Она намылила карболовым мылом все тело, под мышками, между ногами… Страсть к чистоте стала своего рода манией.

— Привет, негритоска, — появилась Рыжая в сопровождении четырех девушек.

Это были первые слова, с которыми кто-либо обратился к Кэрри за все шесть дней, прошедшие с памятного инцидента в камере.

— Знаешь что, — Рыжая вылезла из своей тюремной робы, — я решила не держать на тебя зла, потому что ты дура. — Она сняла лифчик и погладила свои огромные груди. — Хочешь пососать?