Сборник стихов - Гарт Фрэнсис Брет. Страница 7
СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ
Одна скамейка, неба оттиск серый,
Пустой перрон как мрачный силуэт,
Двенадцать лет платформе, дальше — прерий
Двенадцать миль мерцающий просвет.
Восток, юг, север, запад, — всё уныло,
В лохмотьях пара поезд мчит, гудя,
Сужаясь, пика рельсов даль пронзила,
Сломав завесу беженца-дождя.
Здесь только я; никто не нарушает
Покой равнин и пустошей вокруг,
Ничто видений тяжких не рождает,
Лишь тени все исчезнут робко вдруг.
Ах, нет! Идёт от станции бродяга,
На фоне неба страшно измождён,
Кивнул, приветил знаками, бедняга,
Пока состав летел на перегон.
Сесть предложил мне жестом, столь суровым,
Как тишь небес, как воздуха поток.
Мы были одиноки под покровом
Молчания, печалей и тревог.
И каждый — в своих мыслях, потемнели
Размытые межи, железный путь;
И каждый молча смотрит в параллели,
Где угасает звук, что не вернуть.
И вот, незваный, — для чего?, зачем-то? —
Мне отдавал он груз своих невзгод,
Как облаков темнеющая лента
Уныло каплет влагою забот.
Он с детства здесь, когда из кукурузы
Индейцы появлялись без конца;
И полнил пустошь вой волков кургузых,
Меж стойбищем и хижиной отца.
Природа злилась: урожай косила
Пожаром трижды за один посев;
Торнадо на очаг свалил стропила,
И он бледнел, на мёртвых посмотрев.
Пришла Война. Когда его призвали,
Он молча шёл за флагом, стороной,
Сквозь топи, — безымянный, без медали,
К тюремной койке, тощий и больной.
Но шторм утих, он выброшен волною
На берег, чтоб родное небо зреть;
То случай дал ему игрой шальною
Возможность жить, кому-то — умереть.
В его слова врывались постоянно
То низкий ропот ветра с пустырей,
То крики дальних птиц, то неустанный
Всхлип бесконечных травяных морей.
Но скорбные прервали заклинанья
Дрожащая звезда и дальний крик.
Летит состав! На станции молчанье,
Она пуста, как неба грустный лик.
Здесь только я; никто не наблюдает
Покой равнин и пустошей вокруг;
Здесь только я, тот крик, и шум взлетает
Колёс и букс, что резко встали вдруг.
«Не опоздайте! Эй, ты кто? Смотритель?
НЕТ НИКОГО! Мы здесь решили встать.
Вчера под поезд прыгнул местный житель,
Вот в это время! Тут! Места занять!»
У ГАСИЕНДЫ
На оливе, что мертва,
Кто-то вырезал слова —
«Мануэла де Ла Торре».
Среди старых стен весной
Льётся дождь, а летом — зной,
Ветер зря поёт лесной
«Мануэла де Ла Торре».
Песня та уже без слов,
Но звучит рефреном зов —
«Мануэла де Ла Торре».
Ночью, стих лишь ветра стон,
Вдалеке гитары звон,
И печальный обертон
Самой давней из историй, —
Так давно твой пели взгляд,
Старых стен был новым ряд,
«Мануэла де Ла Торре».
ЧТО ВОЛК СКАЗАЛ КРАСНОЙ ШАПОЧКЕ
Милая дева, в смятенье, в волненье,
Что ты там шепчешь всё в недоуменье?
«Глазки большие и дики немножко»?
Видеть чтоб лучше тебя, моя крошка!
Только бы ясно увидеть живые
Щёки с румянцем, глаза голубые.
Ты всё дивишься, моя недотрога?
Может быть, грудь твою полнят тревогой
Руки, что стан твой изящный греховно
Обняли, или прикрыли любовно?
Ты не смотри на ручищи с опаской —
Лучшие здесь и защита, и ласка!
Красная Шапочка, милая крошка,
Ну почему я при встрече ладошку
Жму твою, молча; вздыхаю глубоко,
Если ты щёчку подставишь для «чмока»?
Правду не скроешь, смотри, моя лапочка,
Да, я — не бабушка, милая Шапочка!