Удивительная шайка, или Мальчик-Атаман, Юный Политик и Чудо-Пират - Гарт Фрэнсис Брет. Страница 3

Но недавно с ними произошла несчастная перемена. Действуя под чьим-то дурным влиянием, они пошли войною в селения белых, неся с собою пожары и смерть. Несколько раз правительство предоставляло им свободно удалиться в Вашингтон и даже предлагало снять с них фотографии, но под тем же дурным влиянием, они отказались. В их способе нападения была какая-то особенная таинственность. Они всегда жгли школьные здания, школьных учителей брали в плен и о них более никогда не слыхали. Вагон-дворец железной дороги Тихого Океана, в котором помещалась партия учителей, направлявшихся в Сан-Франциско, был окружен, путешественники взяты в плен, и они никогда более не заняли своих ваканций в списках школ. Советь экзаменаторов, направлявшихся в Чиэн, был тоже захвачен и члены его вынуждены были среди страшных пыток давать ответы на вопросы, которые они сами ранее предлагали. Эти зверства стали приписывать наконец дурному влиянию нового атамана шайки. До сих пор знали о нем только по его зловещим прозвищам: «молодой человек, ищущий своего учителя», и «поднявший волосы дыбом у школьного начальства». Говорили, что он очень мал и чрезвычайно моложав на вид. Действительно, его прежнее наименование: «вытирающий себе нос рукавом», было дано ему, как говорили, чтобы обозначить его все еще детские привычки.

Ночь царила в лагере и над жилищами дикарей. Краснокожие девушки порхали между лагерных огней подобно ночным бабочкам, варили вкусный горб буйвола, жарили ароматное мясо медведя и приготовляли тушеные бобы, чтобы накормить храбрецов. Для немногих избранных были особо приготовлены сочные стрекозы как редкое блюдо, хота гордая спартанская душа их атамана пренебрегала подобными взысканными яствами.

Он сидел один в своем вигваме, ему прислуживала одна миловидная Мушимуш, самая красивая из девушек у Голубиных Лапок. Ни у кого нельзя было так ясно видеть особенную черту ее замечательного племени, как глядя на ее маленькие ножки, когда она переступала ими. Достаточно было одного взгляда на атамана, чтобы убедиться в истине ходивших слухов относительно его молодости. Ему было около двенадцати лет, он держал себя прямо и гордо и был с головы до ног одет в пестрые покрывала, вырезанные фестонами, что давало ему вид перочистки сверхъестественной величины. Громадное орлиное перо, вырванное из крыла голого орла, пытавшегося раз унести его, довершало его наряд. Это было также воспоминанием его храброго, сверх сил человеческих подвига. Он, без сомнения, скальпировал бы орла, но природа уже предупредила его.

— Почему задумчив великий атаман? — сказала кротко Мушимуш. — Не жаждет ли все еще душа его крови бледнолицых учителей? Неужели скальпирование двух профессоров геологии из Ельской партии исследователей не успокоило вчера его сердце воина? Разве он забыл, что той же участи ожидают Гарденер и Кинг? Не должна ли завтра сама его Мушимуш доставить ему ботаника? Говори, молчание моего брата давит мне сердце подобно снегу на горах и задерживает поток моей речи.

Но гордый Мальчик-атаман все хранил молчание. Вдруг он произнес: «Цыц!» — и встал. Он взял с полу длинную винтовку и нацелился. Ровно в семи милях оттуда на откосе горы виднелась фигура человека, ходившего взад и вперед. Мальчик-Атаман прицелился и выстрелил. Человек упал.

Послали разведчика, чтобы скальпировать и обыскать мертвого. Посланный сейчас же вернулся.

— Кто был бледнолицый? — строго спросил атаман.

— Агент общества страхования жизни.

Атаман нахмурил брови.

— Я думал, что это разносчик книг.

— Почему сердце моего брата болит о разносчике книг? — спросила Мушимуш.

— Потому, — сказал свирепо Мальчик-атаман, — я опять без моего романа — я думал, что у него он найдется в связке. Слушай меня, Мушимуш. Почта Соединенных Штатов не приносить мне более ни моей Юной Америки, ни моего еженедельного Журнала для юношей и девиц. Я нахожу невозможным даже с моими самыми верными разведчиками выносить управление генерала Говарда и наполнять мою библиотеку из телеги маркитанта. Без нового романа или Юной Америки, как могу я поддерживать дело Индии?

Мушимуш на минуту погрузилась в раздумье. Затем она гордо подняла голову.

— Брат мой сказал. Хорошо. Он получить желанный роман. Он узнает, что может устроить его сестра Мушимуш.

Она встала и, легко припрыгивая подобно козочке, вышла.

Через два часа она вернулась. В одной руке она держала три маленьких скальпа с белокурыми волосами, в другой — книжку «Юноша Мародер», в одном томе, цена десять сентов.

— Трое бледнолицых детей, — с трудом проговорила она, — читали его сидя на наружной части повозки переселенцев. Я тихо подошла к ним. Родители их еще ничего не знают о случившемся, — и она без сил упала к его ногам.

— Благородная девица! — сказал Мальчик-атаман, гордо взглянув на девушку, лежавшую у ног его: — и этих людей военный деспотизм думает покорить!

Захват нескольких повозок, нагруженных водкою для провиантмейстера, и уничтожение двух тонн письменных принадлежностей, предназначенных для главнокомандующего, что помещало его постоянной переписке с военным департаментом, наконец пробудило от бездействия военные власти Соединенных Штатов. Масса войска была сосредоточена перед лагерем Голубиных лапок; каждый час ждали атаки.

— Покажите ваши сапоги, сэр?

Это говорил юноша, бедно одетый, стоя у отверстия палатки главнокомандующего.

Генерал поднял голову, он был занят перепискою.

— А, — сказал он, взглянув на бедняка, — вижу, в чем дело; я напишу, что применения цивилизации идут постепенно вперед вместе с войском. Да, — прибавил он, — вы можете вычистить мои ботфорты. Вы, однако, понимаете, что для того, чтобы получить вашу плату…

— Нужно подать прошение генеральному коммиссару, засвидетельствовать его у квартирмейстера, закрепить подписью адъютанта, а тогда вы представите его в военный департамент…

— Вижу, вы умный, размышляющий юноша, — заметил мягко генерал. Я надеюсь, вы не пьете водки, не курите табак, ни во что не посвящены?

— Я обещал моей дорогой матери…

— Довольно! ступайте с вашею ваксою; ровно в восемь часов я должен вести атаку на Голубиных лапок. Теперь половина восьмого, — сказал генерал, смотря на большие кухонные часы, стоявшие в углу палатки.

Маленький чистильщик сапог поднял глаза: генерал погрузился в свою корреспонденцию. Чистильщик сапог вынул из кармана трубочку, с замазкою, верно нацелил ее, и дунул: замазка попала прямо в минутную стрелку часов и остановила ее. Он продолжал чистить сапоги, однако по временам останавливался, чтобы взглянуть на план сражения, разложенный на столе у генерала; ему наконец помешал вошедший офицер.

— Все готово в атаке, генерал. Теперь восемь часов.

— Не может быть! Только половина восьмого.

— Но на моих часах и на всех часах в штабе…

— Они поверяются моими кухонными часами, которые уже много лет живут в моей семье. Довольно! теперь только половина восьмого.

Офицер удалился; мальчик окончил чистку одного сапога. Явился другой офицер.

— Вместо того, чтобы нам нападать на неприятеля генерал, на нас нападают. Наши пикеты уже отброшены.

— Военные пикеты не отличаются от других пикетов, — сказал скромно мальчик. — Чтобы стать твердо, их нужно было отбросить.

— Ха! это что-то значит, — сказал задумчиво генерал. — Кто вы такой, что так говорите!

Вытянувшись во весь рост, чистильщик сапог сбросил покрывавшие его лохмотья и предстал в образе Мальчика-атамана Голубиных лапок.

— Измена! — заорал генерал; — прикажите выступить по всей линии.

Но напрасно. Он тотчас же упал под боевою секирою Мальчика-атамана; прошло еще четверть часа, и войско Соединенных Штатов было рассеяно! Так окончилась битва при Бутблек-крике.

И тем не менее Мальчик-атаман не был счастлив. Действительно, по временам он серьезно думал о том, не принять ли ему приглашение, сделанное старшим вождем в Baшингтоне тотчас же после избиения его солдат, и снова опять посетить цивилизованные края. Душа его лихорадочно мучилась от бездействия; школьные учителя уже приелись ему; он ввел между своими подданными, индейцами игры в кегли, волан, солитер и волчок, — но эти игры плохо принимались. Женщины просверливали шарики солитера и носили их вместо ожерелья; а его воины набивали на палки волана гвозди и употребляли вместо оружия. Он не мог не сознавать, что как ни была прелестная Мушимуш привязана к своему белому брату; тем не менее ее познания в кулинарном искусстве были весьма слабы. Ее пироги с мясом были отвратительны; а приготовленное ею варенье гораздо ниже по достоинству того, которое делала его тетка Салли в Доэмвилле. Только непредвиденный случай не дал ему предаться крайностям лет и сибаритизму или сделаться циником. Действительно, в двенадцать лет, жизнь уже ему опротивела.