Хосе Марти. Хроника жизни повстанца - Визен Лев Исаакович. Страница 5

Из Орьенте приходили радостные вести. Мамби заняли город Байямо, и он стал первой столицей свободной Кубы [11]. Восстал и был освобожден Хигуани, которому всего тридцать лет назад король пожаловал титул «всегда верного города». Прав был французский журналист, сообщавший в Париж: «Вождь повстанцев Сеспедес может рассчитывать на симпатии молодежи страны».

Пепе и его друзья по «Сан-Пабло» не находили себе места. Наконец решение было принято: покинуть Гавану и пробираться к мамби. Фермин и Пепе решили идти вместе. Но выбраться из города им не удалось: оседлав все дороги и тропы, вокруг столицы жгли костры батальоны волонтеров. Пепе был в отчаянии. Что делать теперь? Как бороться?

Спустя неделю «Сан-Пабло» гудел, как разбуженный улей. Дон Рафаэль, улыбаясь, проходил по коридорам. Нет, не зря говорил он своим питомцам о родине, о Кубе. А Пепе — Пепе просто молодец! Как зажгли всех его стихи! У мальчика светлый талант и большое сердце.

Четко исписанные листки исчезали в карманах, за подкладкой шляп, под стельками ботинок. На другой день они появлялись в других школах и колледжах, их поместил выпускавшийся учащимися средней школы журнал «Эль Сибоней»:

ВИВА КУБА ЛИБРЕ!

Новое испанское правительство — правительство победившей «либеральной» оппозиции — сделало все для урегулирования колониальных проблем. Шефом министерства заморских территорий был назначен велеречивый поэт дон Лопес де Айяла, и обещания реформ, на которые не скупились и прежние власти, стали еще более изящными и невесомыми.

Генерал-капитан Кубы Лерсунди послал воевать с мамби почти все свои батальоны. Намного опередив войска, на восток скакали тайные агенты с чековыми книжками нью-йоркских и мадридских банков. Лерсунди надеялся, что вожаки восстания предпочтут войне в зарослях обеспеченную жизнь где-нибудь во Флориде.

Но Сеспедес и его соратники «почему-то» отказались от взяток. Вслед за Орьенте пожары запылали в провинциях Лас-Вильяс и Камагуэй.

Спустя ровно шесть месяцев после «Клича Яры», 10 апреля 1869 года в городок Гуаймаро съехались представители восставших. На пыльной площади с усталых лошадей спрыгивали вооруженные люди, в чьих словах и делах рождалось будущее Кубы.

Делегаты ассамблеи в Гуаймаро пошли дальше авторов «Манифеста 10 октября». Они поддержали «известных жирондистов и дантонистов» Игнасио Аграмонте и Антонио Самбрано и проголосовали за двадцать девять статей первой конституции Кубинской республики. Судьбу освобожденной страны должны были решать избранные народом депутаты верховного органа — Палаты представителей. Провозглашалась свобода слова, печати, собраний, образования и культуры. Но главное — 25-я статья конституции гласила: «Все жители республики считаются полностью свободными!»

Пепе и его гаванские друзья с головой ушли в политику. Были забыты другие дела, заброшена учеба. Нельзя было узнать и Мендиве. Он горячился не меньше своих воспитанников.

Пепе знал, что в те дни Мендиве рисковал многим. В здании «Сан-Пабло», в личном кабинете его владельца и директора, уже который день скрывался товарищ Пепе — Хосе де Армас. Волонтеры охотились за Армасом после его стычки с испанским офицером, и только благодаря Мендиве он избежал ареста.

Политический барометр стремительно падал, указывая на приближающуюся бурю. И тогда испанцы решили открыть предохранительный клапан, «даровав» острову свободу печати, слова и собраний. Они надеялись, что в борьбе за общественное мнение Кубы победу одержат посулы и призывы сторонников постепенных реформ и единства с Испанией.

Но ушедшие в подполье гаванские мамби понимали, что «свободы» объявлены отнюдь не ради подлинной свободы Кубы, что издания, призывающие к независимости, будут запрещены. Однако испанцы не могли теперь запретить ту или иную газету до выхода ее первого номера, и перед глазами властей замелькали десятки неизвестных доселе газетных названий. Кубинцы получили невиданную возможность прочесть и обсудить сотни откровенно тенденциозных статей, памфлетов, стихотворений.

Пепе не остался в стороне от дела пропаганды идей независимости. Выждав по совету Мендиве несколько дней после «провозглашения свобод», он вместе с Фермином Домингесом также решил издавать газету.

19 января газета «Эль Диабло Кохуэло» вышла в свет. На четырех страницах были щедро рассыпаны намеки и реплики, вполне соответствовавшие ее многозначительному названию [12].

Жизнь газеты была недолгой.

— Мы не можем пока что победить в открытом бою, — сказал ученикам Мендиве. — А поэтому, нанеся удачный удар, следует отступить, чтоб неожиданно ударить в другом месте.

Второй номер «Эль Диабло Кохуэло» в свет не вышел.

Дон Мариано Марти, служивший в те дни в полицейском отделении гаванского пригорода Гуанабакоа, очень нервничал. Прошло время, когда он считал пустой болтовней все то, что Пепе слышал у Мендиве и повторял дома. Попытка сына удрать к повстанцам не на шутку встревожила его. Опасность грозила его семье, ему самому.

Дон Мариано решил серьезно поговорить с Пепе. Парень должен оставить политику в стороне. Он достаточно учен, чтобы уже хорошо зарабатывать и помогать семье. Дон Мариано не был оратором и долго готовился к этой серьезной беседе. Но, начав ее, он забыл все приготовленные аргументы. Он кричал и топал ногами. Он обещал выдрать сына и запереть на месяц в темной комнате.

Пепе выслушал отца молча, хорошо понимая, что судьба развела их по разные стороны баррикад. В тот же день он получил разрешение выпускать с помощью Мендиве. еженедельник «Ла Патриа Либре» [13]. Когда он покидал дворец генерал-капитана, дежуривший у входа волонтер занес его фамилию в особую книжечку.

Поздно вечером 22 января Пепе постучался в дом к Мендиве. Первые оттиски «Ла Патриа Либре» оттопыривали его карманы.

Дон Рафаэль не успел спокойно просмотреть газету. Затихавший город всполошили выстрелы у театра «Вильянуэва».

В этот вечер театр до отказа заполнили студенты и табачники, торговцы и промышленники. Дамы украсили свои платья лентами синего, белого и красного цветов [14]. Зрители восхищались артистами, которые решили дать этот спектакль в пользу «бедных». Склоняясь друг к другу, они негромко произносили имя главного «бедняка»: Карлос Мануэль де Сеспедес. Перед самым концом спектакля со сцены прозвучал возглас:

— Вива страна сахарного тростника!

— Вива Куба! — ответил зал.

И тотчас же до зрителей донесся многоголосый рев:

— Испания и честь! Вива Испания!

— Это волонтеры, спасайтесь! — крикнул кто-то, распахнув двери.

Безоружные люди бросились к выходам, но их встретили выстрелы в упор…

Дом Мендиве находился неподалеку от театра. Учитель и ученик, приникнув к окну, видели, как по Прадо, стреляя и размахивая саблями, проносились конные волонтеры.

От толпы на площади отделилось несколько одетых в форму фигур. Они бегом пересекли Прадо и забарабанили в дверь «Сан-Пабло».

— Открывай, чертов мамби! — орали они. — Сейчас мы разорим твое гнездышко! Ты расплодил слишком много птенцов!