Дунай. Река империй - Шарый Андрей Васильевич. Страница 26

Вена не состоит с водой в таких сложных и изысканных отношениях, как Амстердам, Венеция или Петербург, превратившие речную или морскую гладь в главную архитектурную горизонталь. Берлин, Париж, Рим, Москва, Лондон более или менее умело включили свои реки в городское пространство, использовали их как каналы проникновения в каменную среду потоков прохладного воздуха и свежих идей. Для Вены река тем не менее системообразующая метафора, примерно такая же, как музыка Штрауса. “Дунай, стрела собора Святого Стефана, цепь альпийских вершин вдали, и все это в легкой дымке католического фимиама – вот сокращенный вариант образа Вены”, — делился размышлениями со своим дневником немецкий композитор Роберт Шуман, не нашедший, кстати, признания в Австрии. Забегая вперед, замечу, что единственная столица, захотевшая или сумевшая безоговорочно подчинить себе широкий Дунай, – Будапешт, объединивший во имя этой цели все ресурсы венгерской нации, весь мадьярский гонор и все три своих исторических центра. А знаменитый штраусовский вальс, символ символов Вены, правильнее называть “Рядом с прекрасным Дунаем”.

Конечно, когда человечество накопило достаточную сумму инженерных знаний, Вена упорядочила Дунай, сделала его безопаснее, но по большому счету оставила реку в покое, не закабаляя гранитом набережных и бесконечными перепонками мостов. Тем не менее в общей сложности работы в русле реки продолжались целое столетие и вошли в историю гидрографии как пример грамотно организованной масштабной водно-инженерной операции. Дунай выплескивается из долины Вахау на равнину, обозначаемую географами как Венский бассейн, километрах в тридцати выше австрийской столицы. Полтора века назад главное речное русло разделялось здесь на рукава. Левобережье представляло собой заболоченный луг шириной в пять или восемь километров, рассеченный на островки и полуострова извилистым рукавом Кайзервассер и множеством рукавчиков покороче. На этой большой пустоши с перелесками размещались в основном хутора да хозяйственные постройки. При каждом половодье равнину затапливало.

В эпоху Наполеоновских войн эти места, а вместе с ними и Дунай вошли в историю: у Асперна и Эсслинга Бонапарт потерпел первое в своей военной карьере чувствительное поражение. Дело было так. В середине мая 1809 года французы без боя заняли Вену и решили дать войскам эрцгерцога Карла Людвига Австрийского генеральное сражение на левом берегу Дуная. Саперы за ночь наладили несколько деревянных переправ, но закрепиться на речном острове Лобау, где разместился командный пункт императора, сумела только половина его семидесятитысячной армии: Дунай разволновался, надломил главный мост и разрушил второстепенные. Это стало одним из факторов, в конце концов решивших исход упорной баталии (местечко Эсслинг переходило из рук в руки десять раз) в пользу австрийцев

Наполеон утверждал, что отступил по собственной воле, но правду от современников и потомков французскому императору скрыть не удалось. В сражении при Асперне был смертельно ранен любимец Бонапарта маршал Жан Ланн, потери сторон составили почти по 25 тысяч человек. Утомленный Карл не стал навязывать противнику новой битвы. Может быть, эрцгерцог ошибся, потому что Наполеон разработал свежий план форсирования Дуная, через месяц переправил свою армию на левый берег и взял реванш в еще более кровавой схватке у местечка Ваграм, в пятнадцати километрах от Вены. На этот раз река не помогла Австрийской империи, потому что время высокой воды миновало. Поражение Габсбургов оказалось ужасным не столько в военном, сколько в моральном и политическом отношениях. Россия, союзница Франции в той войне, по условиям мирного договора получила Тарнопольский округ в Галиции с населением четыреста тысяч человек. До Бородинского сражения не оставалось и трех лет.

Конечно, Дунай переходил в наступление не только в военное время. Река регулярно захватывала бедняцкие кварталы, жители которых спасались от наводнений на чердаках и крышах, в отчаянии наблюдая за тем, как бурная волна уничтожает их имущество. Проекты регулирования Дуная, сведения его рукавов в одно русло и постройки постоянного моста возникали в Вене с начала XIX столетия, еще до нашествия Бонапарта, но особенно остро вопрос встал после наводнения 1862 года.

Отстаивая на заседании городского парламента необходимость спрямления русла Дуная, тридцатилетний геолог Эдуард Зюсс, интересовавшийся работами на Суэцком канале, воскликнул: “Тот, кто слышал скрежет землечерпалок, кто пережил волнение ночных трудов на плотинах и мгновения триумфа при успехе, на всю жизнь превратится в горячего защитника подобных предприятий, во благо человека обуздывающих грозные силы природы”. Один проект предполагал сохранить дугообразное русло Дуная за счет подъема его берегов и осушения рукавов, другой предусматривал прокладку прямого русла длиной семь километров. Бургомистр Каэтан фон Фильдер (энтомолог с международной репутацией, обладатель выдающейся коллекции индийских бабочек) поддержал второй проект. За спрямление русла высказался и руководитель работ инженер и барон Густав Риттер фон Векс.

Главная сложность предприятия заключалась вот в чем: протяженность подлежавшей спрямлению дуги Дуная составляла четырнадцать километров, а падение реки на этом участке превышало пять с половиной метров. Столь быстрая река имеет склонность к “одичанию”, размыву берегов и неконтролируемому разделению на рукава. Течение не только переносит песок и ил, но и передвигает по дну гальку и валуны. Говорят, в тихую ночь можно даже услышать подводное шуршание камней. Там, где образуются завихрения, а также на внешней стороне изгибов русла выше уровня воды скапливается галька. Почва в таких местах зарастает травой и кустами, которые задерживают песок и ил. Так образуются острова, “разводящие” речной ток по равнине.