Испытательный срок для киллера (Свидетели живут недолго) - Александрова Наталья Николаевна. Страница 33

Поэтому Надежда поднималась в лифте на восьмой этаж административного корпуса, где располагался кабинет Колобкова, в довольно нервном состоянии.

Она вошла в приемную Колобкова и спросила его секретаршу Светлану:

– Зачем меня вызывали, не знаете?

Светлана посмотрела на нее с удивлением:

– Кто вызывал?

– Да начальник ваш.

– Вы что-то перепутали. Николай Иванович с утра в управлении, Владимир Константинович у директора. Вас никто не мог вызывать.

Надежда удивилась, но на душе у нее заметно полегчало. Она вышла в коридор. Там была темень – хоть глаз выколи. Окон на этом этаже не имелось, а с электричеством, видимо, что-то случилось. Чертыхаясь, Надежда почти на ощупь пошла к лифту. Кнопка вызова едва заметно светилась, служа хоть каким-то ориентиром. Подойдя к лифту, женщина остановилась и стала ждать, когда погаснет сигнал и лифт можно будет вызвать. Почему-то вдруг она закашлялась, ей стало страшно. Ее кашель вызвал эхо, как будто перед ней не двери лифта, а большое пустое помещение. Она протянула руку вперед, ощупала стенку вокруг кнопки вызова и потянулась дальше – туда, где должны были быть двери. Их не было. Перед ней зияла чернотой – гораздо темнее окружающей черноты коридора – открытая на восемь этажей вниз шахта лифта.

Надежда тихо ахнула и шагнула назад. И тут же поняла, что там, в темноте, кто-то есть. Она услышала рядом чье-то дыхание. Ей стало так страшно, как никогда в жизни. От страха чувства ее невероятно обострились. Она услышала, как неизвестный двинулся к ней. Стараясь не только не шуметь, но даже не дышать, она скользнула в сторону – как можно дальше от зияющей шахты лифта. И задела стул, который со страшным грохотом опрокинулся, выдавая ее местонахождение невидимому врагу. Тут же ее схватила за плечо сильная мужская рука. Надежда хотела закричать, но не смогла: голосовые связки были парализованы страхом.

В полной темноте неизвестный тащил ее к лифту. Свободной рукой она шарила в воздухе, ища, за что бы уцепиться – и под руку ей попался тот же самый стул. Она схватила его и изо всех сил ударила стулом темноту в том месте, где должен был находиться враг. И, видимо, попала: он хрипло выругался и выпустил ее плечо, она бросилась бежать по коридору – как можно дальше от лифта. Вдруг рядом с ней распахнулись двери конференц-зала, а она и забыла, что здесь, наверху, рядом с кабинетом Колобкова, находится малый конференц-зал института, – из него высыпала толпа, закончилось какое-то совещание. В рассеянном свете, льющемся из открытых дверей, Надежда попыталась разглядеть своего преследователя, но это не удалось – он уже смешался с толпой. Надежда тоже старалась держаться среди людей, по возможности дальше от лифта. Так, с людьми, она вышла на запасную лестницу и вернулась к себе в сектор.

Там она сразу подошла к Поляковой.

– Слушай, а кто мне звонил, когда к Колобкову вызывали?

– Да я разве их знаю всех… мужской голос, противный такой, все пришепетывает и слова так… растягивает, что ли, а что случилось-то?

– Да нет, ошибка какая-то, говорят, не вызывали.

– Ну, я-то тут при чем? Мне сказали – я передала.

– Да я тебя ни в чем и не виню.

Она отошла от Татьяниного стола и жестом вызвала в коридор Валю Голубева.

– Ну, мать, в чем дело? Ты чего такая бледная?

– Валька, хочешь верь, хочешь – нет, но меня сейчас тоже чуть не убили.

Валя моментально посерьезнел.

– А что случилось-то?

– Кто-то позвонил, вызвали к Колобкову. Туда пришла, а там Светлана одна сидит, ни Колобкова, ни его зама нету, никто мне не звонил. Я пошла обратно, а в коридоре свет отключили, тьма-тьмущая, и шахта лифта открыта, я в темноте чуть в нее не свалилась. Хотела в приемную к Светлане вернуться, переждать, а в темноте кто-то на меня напал и пытался в шахту сбросить, еле отбилась, хорошо, что люди из конференц-зала вышли.

– Не смогла разглядеть, кто это был?

– Да нет, я же говорю – темень полная. Это я тебе сейчас все так легко рассказываю, а как мне там страшно было – не представляешь.

– Да, доигрались мы в сыщиков-любителей. Но как же они нас вычислили… хотел сказать – тебя… Ведь ты ни с кем, кроме меня и Саши, эти дела не обсуждала – так ведь?

– Конечно, ни с кем.

– Как я к Синицкому в кабинет ходил – тоже никто не видел.

Валя вдруг уставился на Надежду странным взглядом.

– Надя, а ты меня не подозреваешь?

– Ты что, рехнулся? Уж на кого-кого, а на тебя в жизни не подумаю!

– Ну ладно, хоть немного у тебя настроение исправилось. Но все-таки, выражаясь языком Штирлица, где у нас утечка информации?

Надежда задумчиво уставилась в стену.

– А ведь я знаю, помнишь, мы с тобой обсуждали все убийства, и я на листочке имена выписала, а потом куда-то мы торопились, я листок под осциллограф засунула. Он и пропал. Думала, что уборщица его выбросила или сквозняком унесло. А выходит, что не сквознячком…

– Да, видишь, какая нужна осторожность, не придали значения, а теперь ему… или им все про нас известно. Вывод один: никуда без меня не ходи, в институте у нас опасно, как в горячей точке. Старайся быть на виду, куда идешь – компанию себе найди…

Надежда засмеялась:

– Да, поправка ценная, в туалет я с тобой вряд ли пойду, придется другую компанию искать.

– Слушай, если ты его не видела, то, может, другое что-нибудь заметила? Голос какой-то у него особенный или еще что?

– Голос – нет, он ведь молчал. Единственное, когда я его стулом двинула, он выругался.

– А как выругался? – с интересом спросил Валя.

– Да ну тебя…

– Да ты что, я просто думаю – может, какие-то слова характерные, каждый ведь от боли и неожиданности может себя выдать, потому что контроль теряет над собой.

– Да нет, ничего особенного он не говорил. Голос по такому не определишь. Полякова вот с ним по телефону говорила, ведь это он меня к Колобкову вызывал, так говорит, голос противный, пришепетывает и слова растягивает.

– Да, не густо. Противный – это понятно. Вряд ли ты радиодиктора ожидала услышать. Слова растягивает… не знаю. Никто в голову не приходит.

– Ох, Валька, уж не дядя Вася ли это по мою душу?

Надежда выяснила, что Синицкий ездил в командировку в Италию в конце ноября с двадцать седьмого по тридцатое. Они сели с Валей в уголке и стали рассуждать.

– Вот, смотри, Валя. На записи дата стоит двадцать пятое ноября. Я после отпуска когда на работу вышла? Так, тут выходные были… второго декабря, значит, Никандрова убили второго декабря. А между этими датами как раз Синицкий в Италию ездил, это единственное событие, с которым можно смерть Никандрова связать, раз уж мы выяснили, что Синицкий во всем этом замешан. Значит, можем предположить, что все дело в Италии, а следующим Богданов в Италию собирается, я сегодня встретила в проходной секретаршу его, Валю, мы с ней поболтали немножко, она говорит, что скоро он улетит контракт подписывать.

– Слушай, а вот что мне в голову пришло, допустим, Никандров диск этот проглядел, ничего там особенного не отметил, подумаешь, дядя Вася с Синицким ругается, удивился, наверное, но криминала никакого не заподозрил. А вдруг он решил это дело для себя прояснить, и камеру у Синицкого в кабинете поставил, а там такое увидел, чего ему видеть никак нельзя было, а еще, они же не знали, что он без звука записывает, может, они думали, что он все слышал.

– Надо мне к Миле пойти, чайку попить, выяснить это поподробнее.

– Да, слушай. Жорка опять вчера звонил, там за него полиция взялась опять, похоже, то дело тоже передали в город, и мужика этого, киллера, нашли вроде!

– А Жора-то откуда знает, ему что, официально сообщили?

– Да нет, конечно, они там туману напустят, просто бабуля-соседка, которая из-за пятна на потолке шум подняла, она, оказывается, видела этого мужика в день убийства, он напротив Жоркиного дома лед скалывал. Так ее вызывали опознавать одежду этого мужика, а самого его не показали, а продемонстрировали только фотографию, а он на фотографии – покойник!