Дюна: Пауль - Герберт Брайан. Страница 31

Виконт положил документ в ящик.

— Если бы не целенаправленное истребление моих предков, то Вольфрам не был бы сейчас последним в нашем роду.

Рессер понял скрытый смысл сказанного. Из того, что он сейчас узнал, следовало, что эдикт об уничтожении безымянного семейства, обрушившего ядерный удар на Салусу Секундус, никто до сих пор по существу не отменил.

— Может быть, вам надо просто уничтожить этот документ, милорд? Хранить его у себя очень опасно.

— Наоборот, я хочу сохранить его как постоянное напоминание о разрушениях, на которые способен наш благородный род, не важно, какую фамилию он носит. — Он сжал губы в тонкую нитку. — Наступит день нашей окончательной мести, мести Домам Коррино и Эказа.

Рессеру стало холодно в каюте с искусственным климатом, но клятва в верности и долг чести обязывали его служить хозяину, невзирая ни на что.

— Смысл моей жизни — служба вам и вашему благородному Дому, лорд Моритани.

6

Советники эрцгерцога были заняты подготовкой официального оформления союза между Домами Атрейдесов и Эказов, но на душе у герцога Лето было неспокойно. Ему было трудно сосредоточиться на нюансах ведущихся переговоров, хотя он понимал, что любая ошибка может отозваться неприятностями спустя много лет. Можно было воспользоваться услугами ментата, чтобы проследить все возможные исходы, но Суфир Хават был далеко, неся ответственную службу на Каладане.

Союза желали оба — и Атрейдес, и Эказ, но все дело осложнялось тем, что у Лето была наложница и сын, которого он утвердил своим наследником. Вся ситуация кардинально изменится, когда будет оформлен союз, заключен брак и появится сын, рожденный Илесой.

Нынешние переговоры весьма напоминали переговоры шестнадцатилетней давности, когда Лето обручился со старшей дочерью Арманда Эказа. Те соглашения были извлечены на свет и приняты за основу новых соглашений, но многое изменилось с того достопамятного нападения Груммана, в ходе которого погибла Сания. В то время у Лето был другой сын, Виктор, рожденный от другой наложницы — Кайлеи Верниус. Но теперь оба были мертвы, как и Сания.

— У вас очень удрученный вид, друг мой, — сказал Арманд. — Вы дурно провели ночь? Вас не устраивают апартаменты?

Лето улыбнулся.

— Ваше гостеприимство — образец для подражания, Арманд.

«Мне не давал спать полночный разговор и глубокая обида Джессики».

Накануне ночью, сидя на краю постели Джессики и глядя на ее прекрасное овальное лицо, Лето вспоминал тот день, когда сестры ордена Бене Гессерит впервые представили ему эту молодую женщину. Безмерная любовь к Джессике стала тем клином, который отдалил его от Кайлеи. Из ревности она попыталась убить Лето, но вместо этого убила их невинного сына и покалечила принца Ромбуса Верниуса. Помня об этом, Лето поклялся, что Илеса не станет причиной разлада между ним и Джессикой.

— Это чистая экономика и чистая политика, — сказал он, стараясь не выглядеть оправдывающейся стороной. Он мог бы потратить часы, рассказывая о выгодах и преимуществах такого союза, но эти объяснения оставят Джессику равнодушной. Он уверил наложницу, что не любит Илесу, мало того, он просто ее не знает.

Джессика неподвижно сидела на кровати, храня на лице ледяное выражение.

— Я все очень хорошо понимаю, мой герцог, и уверена, что вы принимаете верное решение. Я — всего лишь наложница, и у меня нет права голоса.

— Черт возьми, Джессика, ты можешь говорить со мной откровенно!

— Да, милорд.

Она замолчала.

Лето долго не прерывал паузу, но он не мог равняться выдержкой с сестрами Бене Гессерит.

— Мне очень жаль, действительно жаль.

Господи, как же она была мила ему, несмотря на каменную непроницаемую маску.

— Я не ожидала от тебя ничего другого, Лето. Твой отец так тебя воспитал. Он внушил тебе, что жениться надо не по любви, а по политическому расчету. В конце концов отсутствие у него любви к супруге, леди Елене, отразилось в твоей нелюбви к изгнанной матери. Я видела портрет старого герцога. Я знаю, что он говорил и чему учил тебя. Так как же ты можешь поступать по-иному?

— Должно быть, ты ненавидишь его.

— Можно ли ненавидеть отлив за то, что он уносит прибрежный песок? Можно ли ненавидеть грозу за сверкающую молнию?

Лето подумалось, что Джессика сожалеет о том, что не застала старого герцога живым. Она многое могла бы ему сказать.

— Я буду заботиться о тебе и Пауле, — с искренней убежденностью заговорил Лето. — Ты всегда будешь хозяйкой на Каладане. Ты всегда будешь со мной.

— Я верю обещаниям моего герцога. — Джессика отвернулась.

Пожелав ей доброй ночи, Лето ушел, но в эту ночь ему долго не спалось…

Слуги внесли подносы с «легкими закусками»: соты, сочащиеся серебристым медом, поджаренные древесные крабы в масле, кислые орехи. Лето ел и слушал рассказ об упадке экспорта эказских лесных богатств — основной статьи внешней торговли. Арманд говорил об огромных затратах на фармацевтические исследования, тестирование лекарств и их производство. Медицинские химики и биофармацевты школы Сук постоянно открывают в элаккских джунглях все новые и новые листья, лишайники, ягоды, коренья и грибы.

Особую важность эрцгерцог придавал абсолютному эмбарго, наложенному на торговлю с Грумманом, принадлежавшем виконту Хундро Моритани. Эрцгерцог дал прочитать Лето статью, гласившую: «Исключается экспортная продажа Дому Моритани любых предметов, могущих представлять какую-то ценность».

Арманд взял со стола официальный документ.

— Если вы женитесь на Илесе, то должны будете согласиться с этим условием, Лето. Я не могу изменить эту статью, точно так же, как не могу изменить форму листа дерева или ягоду кустарника. Это чудовище не получит ничего с моей планеты.

Когда-то Лето вел трудные переговоры, стараясь положить конец затянувшейся вражде между Эказом и Моритани, а император даже отправил на Грумман своих сардаукаров. Но как только они покинули Грумман, виконт Моритани нанес следующий удар, публично казнив брата Арманда и его старшую дочь Санию, начав, таким образом, полномасштабную войну.

— Эта вражда когда-нибудь закончится? — поинтересовался Лето.

— Недавно мне пришлось выразить мое неудовольствие герцогу Праду Видалу, потому что он попытался нелегально вывезти отсюда партию груза вопреки моему недвусмысленному распоряжению. Пойманный за руку Видал просто предложил мне половину своей прибыли, надеясь, что я прощу его. Но я плюнул ему в лицо. Да, на самом деле плюнул! — Арманд моргнул, словно удивляясь своей несдержанности. — Он был вынужден принести официальные извинения за свои действия, ожидая того же от меня. Мои администраторы утверждают, что мы несем большие убытки от эмбарго, но что такое деньги? Я ненавижу весь род Моритани.

— Я слышал, что сын виконта страдает какой-то страшной болезнью, — рассудительным тоном заговорил Лето, — а лекарство можно купить только здесь, на Эказе. Если бы вы проявили сострадание и поставили виконту необходимое лекарство, то не появилась бы возможность мирного разрешения конфликта?

— Как я могу спасать его злосчастного сына, — ядовито вопросил эрцгерцог, — если он убил мою дочь? Отказывая Моритани в лекарстве, я заставляю этого безумца почувствовать боль, которую испытываю я и в которой повинен он, и никто иной. Наш спор может закончиться только истреблением моего или его Дома.

Эрцгерцог взял со стола маленький хрустальный флакон.

— Вот это редкое лекарство, в котором так отчаянно нуждается виконт. Необходимы месяцы работы для экстракции эзойт-поай, очистки и обработки. Да, я мог бы дать это лекарство Моритани. Я мог бы спасти его сына.

Арманд сжал флакон в ладони и с размаху швырнул его на каменный пол. Флакон разлетелся на мелкие сверкающие осколки.