Дюна: Пауль - Герберт Брайан. Страница 40
Надеюсь, что учиненная на вашем празднике бойня оказалась такой, какой я ее себе представлял. Вероятно, вас самого уже нет в живых, и вы поэтому не можете меня слышать. Но зато живы другие. Посмотрите, как ведет себя Дом Моритани со своими врагами. Я веду свою войну убийц по праву и по справедливости. И победа будет за мной.
ЧАСТЬ III
ИМПЕРАТОР МУАД'ДИБ
10197 год эры Гильдии
Четыре года спустя после начала джихада
1
Если солдат погибает на поле битвы, и его имя остается неизвестным, то можно ли сказать, что он погиб зря? Правоверные Муад’Диба знают, что это не так, ибо в своих сердцах они считают почетной принесенную ему жертву.
Ничем не выделяясь среди своих солдат, Муад’Диб сражался в их рядах. На нем была поношенная форма, вычищенная и наспех заплатанная. Это была форма, снятая с одного из павших воинов. Муад’Диб сражался уже несколько часов кряду. Рука с кинжалом онемела, в ушах стоял звон от разрывов снарядов и криков раненых. Ноздри жег тошнотворный коктейль запахов: кислая вонь взрывчатки, свежей крови, обожженной плоти и обгорелой земли.
Одержав множество побед в столь же многочисленных сражениях в течение четырех лет славного джихада, переодетый император даже не знал названия планеты, на которой сейчас умирали сражавшиеся бок о бок с ним солдаты. Какое значение имеют имена и названия во время страшной битвы и после нее? Он был уверен, что это место мало отличается от других бесчисленных мест, описанных в рапортах Гурни и Стилгара.
Но он должен был увидеть все собственными глазами, он должен был биться сам, проливать свою и чужую кровь. «Это мой долг перед ними».
Никакие даже самые подробные рапорты генералов, никакие совещания не передавали всей глубины того ужаса, что творился на полях сражений, всего кошмара этого ада. Да, он смог вместе с матерью бежать в ту ночь, когда Харконнены захватили Арракин, да, он сражался бок о бок с фрименами во время их набегов на солдат Зверя Раббана, да, он вел своих воинов к победе над императором Шаддамом и его сардаукарами. Но лишь очень немногие из его последователей осознавали благородную цель войны, особенно простые солдаты. Только он один мог видеть этот водоворот во всей его грандиозной цельности, только он один провидел все беды, ожидавшие человечество, если его джихад потерпит неудачу.
Выковывая будущее, он видел опасности в каждом своем решении, смерть и боль подстерегали со всех сторон. Все это напоминало ему древнюю легенду об Одиссее и его странствиях, особенно то место, где Одиссей должен был пройти между двумя опасностями — чудовищем Сциллой и водоворотом Харибдой. Эти водяные угрозы не мог понять ни один человек, родившийся и выросший на Дюне. Но путь вперед был неясным, окутанным туманом неопределенности. Пауль знал доподлинно лишь одно: где-то за джихадом, может быть много поколений спустя, человечество ожидает спасительная тихая гавань. Он все еще верил, что ему удастся провести человечество по верной, хотя и смертельно узкой дороге. Он должен был в это верить.
Для тех же, кто не был в состоянии разглядеть огромное и пестрое полотно судьбы, это сражение было скорее избиением почти беззащитного населения мирной планеты.
В рапортах это назовут блестящей победой.
Но по прошествии нескольких лет, по мере того как физически Пауль Муад’Диб все больше и больше отдалялся от реалий джихада, Пауль решил, что ему нужно нечто большее, чем рапорты и донесения. Рапорты не давали представления о том, что в действительности происходило в империи. Что именно он сам привел в движение.
Однажды ночью в тихом защищенном Арракине, заново отстроенном Бладдом, Паулю приснились Гурни Халлек, Стилгар и десятки других командиров с их легионами фрименских воинов и новообращенных. Он высоко ценил всех этих людей и был безмерно им благодарен, но сам он оставался на Дюне в полной безопасности, в то время как они сражались и умирали за него.
Было ли этого достаточно? Пауль так не думал. Во время войны убийц герцог Лето лично вел своих солдат в бой с грумманцами. Пауль понимал, что чтение донесений с театров военных действий никогда не даст ему внутреннего, чувственного осознания того, что испытывали в тяжелейших условиях его люди — недостаток сна, грохот разрывов, постоянная тревога за свою жизнь, кровь. Он отправлял огромные армии покорять планеты, сокрушать целые миры, и, умирая на полях сражений, его бойцы выкрикивали его имя, а он сам в это время благоденствовал за надежными стенами Арракина.
«Нет, этого недостаточно».
Но вздумай он публично объявить о своем намерении лично участвовать в битве, его генералы нашли бы способ прикрыть его, выбрав, например, самую слабую планету, на которой можно быть уверенным в полном отсутствии сопротивления. Такая битва была бы для него такой же фальшивой, как защитные костюмы, которые продавались на Дюне легковерным паломникам с других планет ловкими торговцами. Пауль не мог больше прятаться за стенами своей цитадели и при этом допускать, чтобы к нему относились как к богу. Отец учил его совершенно иному. Правитель забывает себя в тот миг, когда он забывает о своем народе.
«Нет, этого недостаточно», — снова повторил себе Пауль. Надо сделать это на своих условиях, и в голове Муад’Диба начал зарождаться смелый план…
Он понимал, что если солдаты узнают его по профилю, вытисненному на бесчисленных знаменах, по портретам, отчеканенным на монетах, то они немедленно окружат его барьером в пятьдесят человек, чтобы защитить от опасности. Командиры откажутся вступать в бой с неприятелем, отведут Муад’Диба в безопасное место и вообще запрут его в лайнере Гильдии, чтобы он не смог причинить себе никакого вреда.
Вот почему Пауль коротко остриг и перекрасил волосы, а также раздобыл старую бывшую в употреблении форму. Маскарад должен быть совершенным, чтобы император сошел за простого солдата. Не сказав никому ни слова, за исключением Чани, он переоделся и отправился на пункт вербовки добровольцев, жаждущих записаться в очередной экспедиционный корпус. Пауль нарочно выбрал подразделение младшего командира Еврата, человека, который не знал его лично. Как новый рекрут он прошел беглый медицинский осмотр и продемонстрировал базовые умения рукопашного боя, характерные для любого фримена, достигшего восемнадцатилетнего возраста. После этого подразделение, к которому приписали Пауля, посадили во фрегат и отправили с Дюны на войну.
Пауль понимал, что его отлучка может вызвать у населения панику, хотя Чани должна будет уверить их в том, что он жив, не открывая им цель отъезда. Правда, они все равно начнут стенать по поводу тысяч якобы важных решений, которые он должен принять именно в это время. Но Пауль был преисполнен решимости отучить их от зависимости от Муад’Диба. Если же им так нужен защитник, то пусть откроют его голографический портрет и успокоятся на этом.
Если он этого не сделает, опасался Пауль, то может навсегда утратить понимание истинной цены, которой он потребовал от человечества ради неведомой ему цели.
Пауль только один раз услышал название планеты, к которой направлялось его подразделение — Эхкнот. Паулю не приходилось видеть ее на звездных картах, и было совершенно непонятно, какую угрозу она могла представлять для джихада. Сомнительно, чтобы об этой планете знал и император Шаддам.
На Эхкноте характер наземных сражений изменился, и подразделению Пауля пришлось прибегнуть к новой тактике. На двух покоренных до этого планетах настоящие мятежники, выступившие против Муад’Диба по наущению графа Мемнона Торвальда, начали безоглядно применять лазерные ружья, стреляя по защищенным электронными экранами воинам. Несмотря на то что от отраженной волны ложного атомного взрыва погибал, как правило, и сам стрелявший, такие выстрелы тысячами косили фрименских воинов. Армии джихада в тех боях понесли огромные потери. Такой метод ведения войны был давно осужден и запрещен как противоречивший принципам гуманности. Запрет действовал в течение нескольких тысячелетий. Но мятежники отбросили все цивилизованные правила и условности. Было нарушено одно из главных табу любого конфликта.