Высоко над уровнем моря - Метелин Олег. Страница 40
… – Ненавижу ментов, – скрипел зубами «Робин Гуд» из Волгоградской области, нежно поглаживая вытатуированную на кисти кошачью морду.
С учетом богатого по малолетству криминального прошлого и отсутствия смягчающих обстоятельств в виде стерв – баб, как у Путейца, Картузу был обеспечен стройбат. Там он честно отработал год, строя в песках никому не понятный секретный объект, потом заскучал по цивилизации. Поэтому разбавил в воде мочу заболевшего желтухой товарища, заработал болезнь Боткина и поехал осваивать культурную жизнь в инфекционном отделении госпиталя.
И хотя истэблишмент мои бойцы не уважали, но неофициальный авторитет чтили. Афганский опыт принимался «урками» безоговорочно. Поэтому претензий к ним с моей стороны в служебное время не было. В свободное же ни могли творить, что хотели – это меня не волновало.
– Слышь, Андрей… – обращается ко мне Путеец.
Я недовольно поворачиваю к нему голову: только что с превеликими трудами раздобыл номер «Советского воина» с повестью об американских рейнджерах в джунглях Латинской Америки и не хочу, чтобы отвлекали от занимательного чтива. На основе своего военного опыта вижу, что процентов шестьдесят из описанного здесь – чистейшая галиматья, но читается занимательно.
У нас в палате – тихий час после обеда. Отделение накормлено, посуда вымыта, свой личный состав я побаловал не просто борщом, каким питались все остальные, а со сметаной. Ее я выменял в центральном пищеблоке на три пачки сахара. Ребятишки, работающие там, судя по всему, гонят самогон, и поэтому лишний сахар им никогда не мешает.
Откуда у нас взялся лишний сахар? Уметь надо! – отвечу на этот дурацкий для любого работника общественного питания вопрос. Отделение пьет сладкий чай и странный кофейный напиток из ячменя с соответствующим названием «Народный»? Пьет! А это главное. Экономика должна быть экономной – учил в недавнем прошлом покойный Леонид Ильич. Вот мы и экономим. С каждого ведра жидкости у нас остается полпачки сахара. Он копится не по дням, а по часам и я думаю, что скоро буду его солить…
– Слышь, Андрей… – полусонно бухтит на соседней койке Путеец.
– Чего тебе?
– Анаши хочешь?
– Откуда вял?
– А ты чо, прокурор? Где взял… Из дома прислали. В письме. Не знаешь, как это делается?
Я знаю, как это делается, чтобы обмануть нашу военную цензуру, имеющую привычку выборочно просматривать письма личного состава. С другой стороны, не могу понять глупости Путейца, попросившего друзей прислать анаши из Казахстана, когда здесь, в Средней Азии, этого добра хоть обдолбайся до посинения.
– Будешь, говорю? – щедро предлагает косячок мой подчиненный и он же – мой приятель.
В Афгане я несколько раз пробовал курить чарс. Ничего из этого хорошего не вышло. В первый раз чуть не стошнило. Во второй к тошноте прибавились ватные ноги. В третий раз стало жутко весело. Что бы вокруг меня не говорили, хохотал до коликов в животе.
На этом разе я плюнул на это занятие, так и не дождавшись небесных глюков, про которые мне рассказывали знатоки. К тому же всегда перед глазами был живой пример в лице Щербатого и еще парочки заядлых ротных наркош. Эти ради косяка шли на все. Нужно мне дохнуть на боевых, если перед этим не поймал кумар, и иметь при этом перевернутую психику? От этих наркоманов никогда не знаешь, чего ждать: то ли объяснения в любви, то ли выстрел в спину. В гробу я видал такую плату за «божественные видения».
– Не буду, – ответил я Путейцу, – Если хотите пыхнуть – вперед, мешать не буду. Но чтобы к ужину поднялись: народ кормить нужно. Если не поднимете с Мишкой свои жопы с кроватей – контужу.
– Не бзди, все будет чики – пики.
Я снова берусь за журнал. Но мысли от героических похождений рейнджеров Юйес Ай помимо воли начинают возвращаться к делам более прозаичным. Чертов Путеец, весь настрой сбил!
Вспоминаю, что надо занести оставшийся сахар и полбанки сметаны нашим парням, что лежат в терапии. У них в отделении воруют наверняка не меньше, но кормят хуже, чем у нас в инфекционном. Да и своей руки в кухонной команде у моих корешей нет.
Раскладка продуктов – тайна на уровне мироздания, простому смертному ее не постичь. Это я усвоил не сразу.
Едва появившись в столовой, я решил навести свой порядок: сдал выдавать столько, сколько положено. Сгнили спички, подложенные в формочку для выдавливания пайков сливочного масла (должно быть ровно тридцать граммов, а со спичками получается около двадцати) – отлично, новые класть не будем. Пусть ребята получают полновесную пайку. Сахар в чай или кофейный напиток – как полагается: две пачки на большую кастрюлю!
Отделение рубало и радовалось. Но я стал замечать странные вещи: продуктов на всех стало не хватать. В итоге моя кухонная банда, привыкшая к жирным пайкам, лишилась их вовсе. Все, с учетом наших законных порций, уходило на столы.
Мой команда особенно не роптала, поскольку я отделывался щедрыми гренками вместо первого-второго и масла на десерт. Слава Богу, белого хлеба и свежих яиц у нас еще хватало. Запахи от свежеезапеченного хлеба плыли по всему отделению. Бойцы, бродя по коридору, завистливо ругали «оборзевших столовских». Знали бы они причину этих запахов!
Однако вскорости наш шеф – бабуся заметила неладное и провела служебное расследование. В итоге спички в формочку благополучно возвратились и нормы в закладке сахара и раскладке творога стали прежними.
И всем все сразу стало хватать. Больные побурчали было по поводу урезанной пайки, но поскольку она не стала меньше той, к какой они привыкли раньше, бунта на корабле не случилось. Просто все посчитали, что новый старший столовой решил побаловать отделение в честь своего назначения на должность.
– Балда ты Ивановна… – ласково выговаривала мне бабуся, – Ты забыл, что в пищеблоке тоже себя не забывают? А на складах? С начальством делиться надо? – Надо! Вот откуда недокладка продуктов идет. Мы – то что… Мы – нижнее звено, только их грехи покрываем. Да и на них равняемся… Будешь по чести всех кормить – половина твоих ребят вообще с голоду помрет. Вот тебе и ответ на вечную российскую загадку: все воруют, и все равно никто с голоду не пухнет.
Ты уж меня, старую, послушай: я на этом все зубы съела. Раньше, по молодости, тоже принципиальная была. Ох, как меня колотили, за принципиальность – то мою… А потом нашелся умный человек – объяснил…
…Воровство такое… – продолжала развивать свою мысль до сих пор не оцененная нами по достоинству Дмитриевна, – не дюже вредная вещь. Больше живота все равно не съешь, а украденное с собой на тот свет нее возьмешь. Можно, конечно, за границу отправить, но граница у нас на замке. В общем, таким образом, еще одно распределение между людьми происходит. Скажу тебе: более справедливое распределение, потому что берут люди то, что им недодают.
– Так, по-вашему, выходит – тырить все, что не приколочено, справедливо? – не выдержал я.
– А это смотря кто и почему, как ты выражаешься, «тырит». Начальники – от жира, остальные – от недостачи. Начальники на это глаза закрывают, потому что уверены: придет время – можно и кулаком по столу стукнуть, обратно потребовать. Мол, дали тебе попользоваться – хватит. И выгребут тогда эти вторые закрома Родины, как миленькие. Историю изучал, про раскулачивание слышал? Сначала вам, товарищи крестьяне, земельку и НЭП, а потом – отдай все обществу и не греши. Вот тебе и вся система распределения.
А что до закона…
Так у нас, в России, все люди – живые человеки. Не хотят, да и не умеют они под единый ранжир выстраиваться. Может, в других странах и получается у кого, а у нас – нет. Там, в тех странах, привыкли, как в чуланах, жить. А нам простор подавай, в ящик не загонишь…
Я смотрел на бабку, вытаращив от удивления глаза: вот тебе и «божий одуванчик»! Откуда она все знает?! А ведь действительно, дисбат в армии тем и страшен, что блюдут там воинские уставы строго и до абсурда. Там нет никакой отдушины для чисто человеческих отношений между власть имеющими и подневольными. Все покрывает ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ПУНКТ УСТАВА – параграфом любые дела легче прикрыть и будешь ты при этом спать со спокойной совестью.