Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг - Худ Брюс. Страница 46

В противоположность этому усвоенное Я – это наша память о прошлом восприятии себя. Эти моменты интегрированы в историю, которую мы стараемся помнить. Однако, как уже обсуждалось ранее, человеческие воспоминания не высечены в камне, а всякий раз активно реконструируются, как история, которую постоянно пересказывают. Эта история тоже относительна. Например, в серии исследований, посвященных боли, связанной с колоноскопией, Канеман и его коллеги просили участников рассказывать о своих ощущениях каждые 60 секунд. Это было воспринимающее Я – моменты самоосознания, создающие канву сознания повседневного опыта. Канеман интересовался тем, как пациенты будут вспоминать неприятные переживания, которые либо внезапно заканчивались болью, либо продолжались с легким дискомфортом. У половины группы наконечник колоноскопа находился в прямой кишке 3 минуты, что увеличивало продолжительность процедуры, но зато ее финальные моменты были менее болезненны. После колоноскопии пациентов просили оценить свои ощущения. Группа, у которой процедура была более длительной, но закончилась меньшей болью, оценила свои переживания позитивнее, нежели контрольная. Таким образом, относительно безболезненный финал оставил устойчивое впечатление обо всем опыте колоноскопии [373].

Видимо, мы наиболее восприимчивы к началу и окончанию восприятия события и помним скорее их, нежели то, что происходило между ними. Это было продемонстрировано множеством экспериментов, связанных с запечатлением в памяти, где участников просили помнить в течение долгого времени списки предметов. Оказалось, что мы лучше запоминаем позиции из начала и конца списка. Дело не в том, что нам становится скучно в середине, просто позиции в начале списка имеют преимущество новизны, а позиции в конце списка не затираются в памяти последующими позициями. Иначе говоря, начало и конец венчают воспринимаемую последовательность, и мы их лучше помним. Именно поэтому на собеседование для приема на работу желательно приходить либо первым, либо последним. Эти эффекты первичности и завершения тоже способствуют относительной восприимчивости к изменениям в нашей жизни. Канеман утверждает, что благодаря им мы скромнее оцениваем себя в период стабильности в своей жизни. Например, нам кажется, что мы бываем счастливее в выходные, хотя многие из нас более счастливы на работе. Поскольку все относительно, мы сосредоточены на переходных моментах жизни, а не на продолжительных состояниях, в которых мало перемен.

Горячие головы

Внешние события влияют на наш выбор таким образом, что мы ощущаем определенную потерю контроля. А как насчет внутренних конфликтов в нашей голове? Мы говорили, что Я – лишь паутина взаимодействующих влияний, соперничающих за право контроля. Чтобы жить в обществе, нам необходимо тормозить или подавлять деструктивные импульсы, мысли и влечения. Б-побуждения: Бежать, Бить, Быть сытым и Блудить – постоянно соперничают за наше внимание в ситуациях, когда они неприемлемы. Стоит ли говорить о рациональном мышлении и контроле, когда мы подвержены всем этим влечениям? Оказывается, история нашего Я, которую мы себе рассказываем, может быть основательно искажена.

В одном исследовании, которое можно отнести к наиболее скандальным, Дэн Ариэли захотел выяснить, как меняется наше отношение к некоторым вещам во время полового возбуждения [374]. Сначала он попросил студентов мужского пола оценить свое отношение к различным аспектам сексуальных контактов. Например, согласились бы они на незащищенный секс, стали бы разжигать себя, шлепая женщину по ягодицам, участвовать в групповом сексе или заниматься сексом с животными? Стали ли бы они заниматься сексом с тем, кто им не нравится, или с женщиной старше 60 лет? Он даже интересовался, стали ли бы они добавлять в напиток женщины психоактивные вещества [375], чтобы она занялась с ними сексом.

В холодном свете дня эти мужчины отвечали, что ни при каких обстоятельствах не будут участвовать в подобных сомнительных актах. Это были мужчины твердых убеждений, ценящие женщин и следующие нормам поведения. Затем Ариэли дал им по номеру журнала «Playboy», а в придачу по 10 долларов и обернутый защитным покрытием ноутбук. Теперь они должны были отвечать на те же вопросы, пользуясь одной рукой, в то время как другой мастурбировали в туалете своей комнаты в общежитии. Оказалось, что в состоянии сексуального возбуждения картина выглядит совсем иначе. Своей страстью эти мужчины были превращены в животных. Ариэли обнаружил, что доктор Джекил этих студентов превратился в мистера Хайда, когда, оставшись наедине с собой, они предавались сексуальным утехам. В момент сексуального возбуждения они вдвое чаще готовы были вступить в сексуальную активность сомнительного характера и в 4 раза чаще были готовы использовать психоактивные вещества для того, чтобы склонить женщину к сексу! Очевидно, когда мужчины мыслят своим «малым мозгом», они скатываются с моральных высот, которых придерживаются в невозбужденном состоянии. Как сказал об этом Ариэли: «Предохранение, защищенность, сдержанность и мораль полностью исчезают с экранов их радаров». Будто они стали другими людьми.

Мы есть то, что у нас есть?

Не только наши естественные влечения заставляют нас поддаваться импульсивности. К этому списку мы должны добавить такое современное развлечение, как шопинг. Он не имеет очевидного эволюционного императива, и тем не менее на Западе он часто упоминается как зависимое поведение. Существует даже Общество анонимных шопоголиков (подобно более известному Обществу анонимных алкоголиков), которое пытается помочь людям в преодолении их психологической потребности покупать вещи. Лично я не принадлежу к шопоголикам, но время от времени совершаю импульсивные покупки – нередко в результате подстрекательства других. В моем случае это эзотерические предметы или художественные произведения, которыми, как я думаю, мне стоит обзавестись. Но почему? Что есть такого в обладании собственностью, что вводит нас в такой психологический ажиотаж?

Мне кажется, дело в том, что вещи отражают наше Я. Или, по крайней мере, отражают наше желание определенным образом выглядеть в глазах других. Уильям Джеймс был первым из психологов, кто понял значимость для людей объектов собственности как отражения их представления о себе. Он писал: «Человеческое Я – это общая сумма всего, что человек может назвать своим: не только его тело и физические возможности, но и его одежда и его дом, его жена и дети, его предки и друзья, его репутация и труды, его земли и лошади, яхты и банковский счет» [376].

Вещи выполняют важную функцию наглядных индикаторов самоидентификации. Когда мы приобретаем вещи, они становятся «нашими» – моя чашка кофе, мои кроссовки, мой телефон. Эта одержимость обладанием может уходить корнями в раннее детство [377]. В нашей лаборатории было показано, что многие дошкольники формируют сентиментальную привязанность к некоторым вещам, например одеялам или плюшевым мишкам, и не желают обменять их на эквивалентную привлекательную замену [378]. Многие из этих детей, когда вырастут, будут испытывать эмоциональный стресс только при одной мысли об уничтожении мешка с их любимыми детскими вещами.

Измеряя уровень возбуждения, мы обнаружили, что у человека возрастает тревожность, когда при нем разрезают фотографию вещи, к которой он был привязан в детстве. Мы с моими коллегами недавно провели серию экспериментов с использованием визуализации мозга. Мы показывали взрослым людям видеозаписи, на которых их вещи взрывали, переезжали колесами машины, рубили топорами, пилили цепными пилами и прыгали на них. Устройство сканирования выявило области мозга, активизировавшиеся во время этих неприятных фильмов. Предварительные результаты выглядят очень впечатляюще. Иногда мне по-настоящему нравятся мои исследования! [379]