Ветры Дюны - Герберт Брайан. Страница 3
Большую часть жизни Гурни Халлек служил дому Атрейдесов. Еще до рождения Пауля он помогал сбросить власть Тлейлаксу и вернуть дому Верниусов власть над Иксом; во время Войны Убийц он сражался на стороне герцога Лето против виконта Моритани; он пытался защитить Атрейдесов от предательства Харконнена на Арракисе и все годы недавнего джихада служил Паулю, пока не ушел в отставку и не вернулся сюда, на Каладан. Ему следовало знать, что трудности не кончились.
И вот Пауля не стало. Молодой хозяин ушел в пустыню… одинокий и слепой. Гурни не было с ним рядом. И он пожалел, что не остался на Дюне вопреки своему отвращению к бесконечным бойням. Как он был эгоистичен, отказавшись от джихада и от своей ответственности! Пауль Атрейдес, сын герцога Лето, в своей эпической борьбе нуждался в нем, а Гурни в минуту нужды повернулся к нему спиной.
«Как забыть это, преодолеть стыд?»
Пробираясь сквозь заросли мокрой болотной травы, он вдруг увидел лающих собак: взъерошенный серый болотный заяц втиснулся в трещину под известняковым уступом. Семь собак сидели на земле, ожидая Гурни; все их внимание было сосредоточено на том месте, где сидел испуганный, но не способный убежать заяц.
Гурни достал пистолет и одним выстрелом в голову быстро и безболезненно убил зайца. Потом вытащил теплую дергающуюся тушку. Послушные псы наблюдали за ним, в топазовых глазах блестело предвкушение. Гурни бросил зайца на землю; по его знаку собаки набросились на свежую добычу, разрывая мясо так, словно много дней не ели. Быстрое, хищное насилие.
В памяти Гурни возникли кровавые поля джихада, и он заставил себя отогнать эти картины, перенести их в прошлое, где им место.
Но другие воспоминания он не мог подавить, не мог забыть о том, что напоминало ему о Пауле, и чувствовал, как его душа воина распадается, рушится. Пауль, который был такой огромной, невосполнимой частью его жизни, растаял на просторах пустыни, как всадник-фримен, спасающийся от Харконнена. Но на этот раз Пауль не вернется.
Гурни смотрел, как собаки рвут зайца на части, и ему казалось, что его самого разрывают, оставляя страшные зияющие раны.
Этой ночью, когда в замке стало темно и тихо, а слуги ушли, оставив Джессику горевать в одиночестве, она не могла уснуть, не могла обрести душевное спокойствие в пустой спальне, где царила холодная тишина.
Она утратила душевное равновесие. Благодаря полученной у Бене Гессерит подготовке она закрыла клапаны своих чувств, и те заржавели от неупотребления, особенно после смерти Лето, когда она повернулась спиной к Арракису и вернулась сюда.
Но Пауль ее сын!
Джессика неслышно шла по коридорам замка к личным покоям Гурни. Остановилась. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Они с Гурни могут сопоставить общие потери и решить, что делать дальше, как помочь Алии удержать распадающуюся империю, пока не станут взрослыми дети Пауля. Какое будущее они могут обеспечить для младенцев-близнецов? Ветры Дюны – и политические, и настоящие бури – могут сорвать плоть человека до костей.
Собираясь постучать в тяжелую дверь, Джессика остановилась, услышав странные звуки – бессловесные звериные стоны. И вдруг поняла, что это плачет Гурни. Один, в одиночестве, стойкий воин-трубадур предавался горю.
Джессика еще пуще встревожилась, поняв, что ее горе не столь глубоко и неудержимо. Оно где-то далеко, за пределами ее досягаемости. Комок внутри нее тяжелый и твердый. Она не знала, как добраться до придавленных им эмоций. Сама эта мысль расстроила ее. «Почему я не могу переживать, как он?»
Слушая одинокий плач Гурни, Джессика испытывала желание войти и утешить его, но она знала, что он будет стыдиться этого. Воин-трубадур безусловно не хотел, чтобы она видела открытые проявления его чувств. Он сочтет это своей слабостью. И поэтому она ушла, предоставив ему горевать.
Неуверенными шагами идя назад, Джессика искала в себе, но натыкалась только на жесткие преграды вокруг своей печали, мешавшие настоящему проявлению чувств. «Пауль был мой сын».
Вернувшись посреди ночи в свою пустую спальню, Джессика молча посылала проклятия Бене Гессерит. Будь они прокляты. Они отняли у нее способность матери испытывать боль от потери ребенка.
Начало правления или регентства – трудное время. Меняются конфигурации союзов, и люди кружат вокруг нового правителя, как стервятники, высматривая его слабости, выжидая. Доносчики и клеветники говорят вождям то, что те хотят, а не то, что должны услышать. Это начало эпохи ясности и трудных решений, потому что эти решения будут задавать тон всему будущему правлению.
Посол Шаддама IV прибыл менее чем через месяц после исчезновения в пустыне Пауля. Алию поразила быстрота, с которой действовал изгнанный император Коррино.
Но поскольку посольство было отправлено столь поспешно, посол плохо разбирался в обстановке. Он знал, что родились близнецы, что Чани умерла родами, что Пауль признал свою слепоту и исчез в бескрайней песчаной пустыне. Но не знал о множестве смелых решений, принятых с тех пор Алией. Не знал, что были казнены штурман Эдрик и преподобная мать Мохиам, а с ними и панегирист Корба. Посол не знал, что дочь Шаддама Ирулан держат в камере смертников и судьба ее не определена.
Алия решила принять посла во внутреннем помещении со стенами из толстого плазмельда. Яркие светошары заливали зал кричащим желтым светом, очень похожим на освещение в допросных. Алия попросила Дункана и Стилгара сесть по бокам от нее; полированная поверхность длинного обсидианового стола походила на провал в глубины далекого океана.
Стилгар проворчал:
– Мы еще не объявили официальный план похорон Муад'Диба, а этот лакей уже явился, как стервятник на свежее мясо. С Кайтэйна еще не прибыли официальные представители ландсраада.
– Прошел месяц. – Алия поправила криснож, всегда висящий у нее на шее. – А ландсраад никогда не торопится.
– Не знаю, зачем Муад'Диб их сохранил. Нам не нужны их встречи и меморандумы.
– Они остаток старого правительства, Стилгар. Надо соблюдать формальности. – Она еще сама не решила, какую роль в ее регентстве будет играть ландсраад и будет ли играть хоть какую-нибудь. Пауль не пытался его устранить, но вообще почти не обращал на него внимания. – Главный вопрос таков. Принимая во внимание время в пути и то, что мы не отправляли на Салусу Секундус никаких сообщений, как послу удалось добраться так быстро? Должно быть, в первые же дни туда бросился один из их шпионов. Как мог Шаддам привести в действие план… если у него есть план?
Наморщив в раздумьях лоб, Дункан Айдахо сидел в кресле прямо, словно забыл, как расслабляться. Темные вьющиеся волосы и широкое лицо его очень хорошо знакомы Алии, которая помнит его двойным ви дением – как прежнего Дункана по воспоминаниям, полученным от матери, и по собственным впечатлениям от гхолы по имени Хейт. Его металлические искусственные глаза и резкий, выделяющийся на лице нос всегда напоминают Алии о двойном происхождении Дункана.
Тлейлаксы сделали своего гхолу ментатом, и сейчас Дункан обратился к этим своим способностям, чтобы подвести итог.
– Вывод очевиден. Кто-то при дворе изгнанного Коррино – возможно, граф Хазимир Фенринг – уже готов был действовать на случай, если первоначальный план убийства успешно осуществится. Хотя заговор провалился, Пауль Атрейдес исчез. И Коррино действуют быстро, чтобы заполнить вакуум власти.
– Шаддам пытается вернуть себе трон. Следовало убить его, пока он был у нас в плену после битвы при Арракине, – сказал Стилгар. – Мы должны быть готовы к его действиям.
Алия фыркнула.
– Может, я заставлю посла отвезти голову Ирулан ее отцу. Такое послание он не сможет истолковать неверно.
Однако она знала, что Пауль никогда не позволил бы казнить Ирулан, несмотря на ее явное, хотя и довольно слабое участие в заговоре.
– Такой шаг будет иметь серьезные и очень важные последствия, – предупредил Дункан.