Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы) - Трахименок Сергей Александрович. Страница 21

— Так я и знал, — сказал через минуту Мазюк, влезая в «Уазик», — машина «Приозерного». Ходовая полетела… работнички. — Но в голосе его не было негодования…

На место происшествия приехали утром. Было еще темно.

В конторе — бревенчатом доме из двух комнат и коридора — их ждали мокрый и грязный инспектор госпожнадзора Пронь и управляющий отделения Конкин, крупный мужчина лет шестидесяти с красным лицом и такими же красными с мороза ручищами.

— Проведем совещание, — начал Мазюк, усевшись за ободранный стол.

Никто из присутствующих на предложение прокурора не откликнулся. Конкин стал куда-то звонить, Пронь пошел на улицу отправлять в Кедровку пожарников. И он, и управляющий на девять десятых были там, где в лексиконе людей нет слова совещание.

— Как люди? — спросил Кондак.

— Никто не пострадал, — ответил Конкин, оторвавшись от трубки.

Вернулся Пронь и с порога доложил:

— Помещение сгорело полностью… дотла… иначе и быть не могло, сплошное дерево… старое, высохшее…

— Вот, вот, — вмешался шеф, — старое — это точно ущерба не будет. Сколько погибло животных?

— Часть, коров удалось отвязать и вывести, — произнес Конкин охрипшим голосом, — их разместили в других коровниках. Остальные задохнулись… и остались там…

— Сколько сгорело? — спросил Владимир Юрьевич.

— Не знаю, не считал, — не слишком любезно ответил управляющий, но, догадавшись, от кого исходят вопросы, добавил мягче, — не до подсчетов было…

— А надо было подсчитать, — назидательно сказал шеф, — сгори у вас сарай, вы бы все подсчитали.

Управляющий ничего не ответил.

— Что говорят свидетели? — спросил Кондак.

— Один свидетель — Тропин.

— Где он сейчас?

— Дома, наверное, — ответил со вздохом управляющий, — людям обсохнуть надо, переодеться, отдохнуть… Днем на работу.

— Задержать надо было. Что ж это ты, — Кондак обратился к Проню, — не задержал? Не размокнул бы, ЧП такое, а он…

— А он единственный, — подхватил Мазюк.

При расследовании дел о пожарах часто бывает так, что первый заметивший пожар является его виновником. Но в данном случае недовольство отсутствием неизвестного Тропина не вызывалось подозрением в его причастности к происшествию. Нет. Тропин был нужен всем как единственный источник живой, первичной информации, информации, ближе всего лежащей к истине. От этого Тропина многое могло зависеть, а он где-то преспокойно сушился.

Тем временем рассвело.

— Ладно, — сказал прокурор, — Тропина допросим потом, а сейчас займемся осмотром. Глинков, найдите понятых…

Глинков круто повернулся на каблуках своих хромовых сапог и вихрем побежал выполнять поручения Мазюка.

— Далеко пойдет, — усмехнулся вслед Корж.

— Может, подождем спецов из УПО? — спросил Кондак. — Они с рассветом должны вылететь вертолетом.

— А вдруг не вылетят, — ответил прокурор, — и жди их целый день. У нас есть специалист — Пронь.

— Дело ваше, — решил Кондак. Ему было понятно нетерпение Мазюка. — Тогда мы с Коржом займемся свидетелями.

Он оглянулся, чтобы увидеть Коржа, но того в конторе не оказалось.

Мазюк, Пронь и Кроев, тащивший следственный портфель и фотоаппарат, направились за деревню к ферме. С крыльца конторы до нее было рукой подать, а на деле путь к ней по грязной, петляющей среди буртов слежавшегося снега дороге был неблизкий.

Шли молча. Ориентиром служил чернеющий прямоугольник сгоревшего коровника, в котором рядами торчали обугленные подпорки балок, похожие на черные кактусы. Стоял крепкий запах гари, сгоревшего мяса, силоса и паленой шерсти.

У коровника стояли две женщины. Они с любопытством смотрели на приближающееся начальство.

— Занимайтесь своими делами, — сказал им шеф, — занимайтесь, а мы своими займемся.

Однако, как человек неглупый, он уже понял, своим делом заниматься рано: залитое водой пожарище курилось, и качественно осмотреть его, порыться в нем, а тем более сделать снимки было невозможно.

Прокурор обошел пожарище и, вернувшись к Проню и Кроеву, сказал:

— Осматривать нельзя, будем работать с людьми, а потом вернемся сюда.

«Шеф всегда прав, — вспомнил Александр Чубаря, — если шеф не прав — смотри первое положение».

В конторе, куда они пришли через полчаса, было многолюдно. Приехал директор совхоза Клягин и с ним два УПОшника: лейтенант-эксперт и майор. Вертолет высадил их на центральной усадьбе, и Клягин подбросил их на место происшествия.

Командирский голос майора, казалось, забил в конторке все остальные голоса. Кроеву майор сразу понравился: высокий, в хорошо подогнанной шинели, сшитой на заказ фуражке, напоминавшей размерами небольшой аэродром; сверкающих, похожих на бочонки сапогах, он словно сошел с плаката о правилах ношения военной формы. Его вышколенность и начищенность на фоне убогой конторки и сельской грязи вызывали уважение, желание подтянуться и быть таким же аккуратным и собранным.

Но не майор был сейчас главной фигурой в конторе. Хозяином здесь был Клягин.

Клягин — фигура в районе известная. Совхоз он принял четыре года назад. За работу взялся крепко и вскоре название совхоза, а вкупе с ним и фамилия директора замелькали на страницах районной газеты в рубрике «Наши маяки».

Двухметровый Клягин не давал покоя ни себе, ни подчиненным. Он, как говорили в Кедровке, «навел порядок» в «Приозерном». При нем «все стало иначе». Клягин построил на центральной усадьбе Дом культуры, отгрохал контору и даже завел в ДК картинную галерею, первую в районе.

— Как это могло случиться? — гремел директор. — Как?

И, не дождавшись ответа, продолжал:

— Кто отличился при тушении? Конкин, составь список. Всех поощрим, независимо от прежних заслуг и прегрешений. Вот оселок, на котором проверяется человек, наш человек… отношение к соцсобственности, народному добру… всех поощрим, всех…

Работать в такой обстановке было невозможно. Единственный в селе телефон постоянно звонил или был занят. Команды, согласования, указания, увязывания следовали друг за другом. Звонили на центральную усадьбу, в райисполком, на убойный пункт и отвечали на звонки оттуда, звонили в добрый десяток других мест, о существовании которых раньше и не предполагали. Телефон, использовавшийся в «мирное» время несколько раз в сутки, мгновенно выполнил месячную норму.

— Конкин, — перекрыл гул голосов бас директора, — свяжись со зверофермой. Пусть заберут трупы. С оплатой решим потом. У настоящих хозяев ничего не должно пропасть.

Кроев, чувствуя себя лишним, присел на скамью и поискал глазами Коржа — того в конторке не было. Значит «урка», так в шутку называл себя Корж, где-то работает.

«Ему хорошо, — подумал Кроев, — надвинул свою кепку на глаза и опрашивай всех встречных-поперечных прямо на улице, а я следователь — лицо официальное».

Взвизгнули тормоза — это к конторке подъехала знакомая всем машина предрика.

— Приехал, — проронил Клягин, — сейчас начнется…

Директор первым пошел к выходу, за ним потянулись остальные. Кроев остался один, но тут появился Корж и, подмигнув следователю, сказал:

— Сегодня будет бестолковый день: и затопчут все, и работать не дадут. Ну ты не огорчайся, завтра мы с тобой все наверстаем.

— Как завтра? — переспросил Кроев. — Остынет пожарище, сделаем осмотр со спецами и будем вызывать свидетелей в Кедровку.

— Нет, — с иронией ответил Корж, — все, что ты собираешься узнать у свидетелей, я уже знаю сейчас и говорю тебе — придется повозиться.

— Почему?

— Зацепиться не за что.

Корж выглянул в окно и, видимо, заметив то, что ему было нужно, сказал Кроеву:

— Никуда не уходи, я сейчас. — И вышел на улицу.

Корж нравился Кроеву, нравился умением работать, необычной интуицией, а главное, отсутствием особого рода чванства, которое бывает у старых работников криминального цеха по отношению к молодым собратьям.

Корж никогда не умничал, не бравировал без надобности знанием специальной терминологии, не «держал молодежь на дистанции», как это делал Мазюк, боявшийся, что обращение с подчиненными запросто может поколебать его авторитет.