Немцы в городе - Оутерицкий Алексей. Страница 20
Ворота поставить не удалось, потому что они не хотели вставать на место, их нужно было рихтовать. Викентьич открыл воду и стал поливать пол из шланга, выгоняя кровь на улицу. Он периодически прикладывался к этому шлангу губами, а мы завистливо на него поглядывали, занимаясь покореженными станками.
– Серега, там, в кузнице, тоже кровищи до хрена, надо помыть, – сказал Викентьич. – Открой свою половину, у вас там тоже шланг есть.
Сварщик молча кивнул и ушел, а мы продолжили убираться.
– Нормалек, – наконец сказал Викентьич. – Сколько на твоих?
– Шесть, – сказал я.
– Нормалек, – повторил мастер. – Еще успеем сгонять быстро по домам, переодеться и пожрать. Фабричная столовка все равно закрыта… Даже в душ здесь успеем.
Мы побрели в раздевалку…
– Чего-то мы припозднились, – сказал Викентьич, обнаружив, что слесаря ушли. Я пожал плечами и прикрыл шкафчик. – Замок так и не поставил?
Я опять пожал плечами и прошел к зеркалу. Достал из заднего кармана джинсов расческу, причесался, потом стал смотреть на Викентьича.
– Чего? – спросил он.
– Слушай… – начал я.
– Можешь не продолжать. – Викентьич похлопал себя по карманам брюк и достал из левого железный рубль. Вот, больше ничем не могу, только рубль есть… Сегодня, кстати, зарплата будет.
– Не знаю, получу ли чего, – сказал я. – Кадровик обещал похлопотать, но без гарантий.
– Ясно, – сказал, причесываясь перед зеркалом, Викентьич. – Ну, двинули…
Мы вышли с проходной и остановились.
– На трамвай? – Я кивнул. – Тогда давай. Мне тут еще в одно место нужно заскочить.
Я пожал Викентьичу руку и взял направление на остановку. Дорога до фабрики была пустынной, первая смена начиналась только через час.
Пройдя пару метров, я вдруг очнулся. Ну, так мне показалось. На самом деле я вдруг оказался в каком-то месте, и только через пару секунд сообразил, где я. Кажется, подобное ощущение испытывают эпилептики, от кого-то я слышал об этом. Но ничего общего с эпилептиками у меня не было, стопроцентно. Просто, вероятно, на какую-то секунду я потерял над собой контроль. Возможно, не выспался или перетрудился, хотя ничего физически тяжелого вроде не делал. Подумаешь, точил прутки…
Я посмотрел на часы и чертыхнулся, обнаружив, что вылетела и вторая половинка стекла, но две стрелки, минутная и часовая, двигались исправно, а это было главным. До смены оставался почти час, и было непонятно, на кой черт мне понадобилось вскакивать в такую рань, если я настолько сильно не высыпаюсь, что временами испытываю помутнения в голове. И еще я не помнил, как только что ехал в трамвае и как почти дошел до фабрики. И уж совсем непонятно, почему сейчас иду от нее.
Я чертыхнулся еще разок, развернулся и двинул через проходную, пытаясь вспомнить, как прошла вчерашняя смена и почему я не помню, что делал после работы. Наверное, пришел домой и сразу отрубился, иных вариантов на ум не приходило. А еще я вчера собирался на склад, посмотреть, как там что. Да, точно. Я вспомнил, что был на складской рампе, а вот что было дальше, отрезало напрочь. Да и черт с ним. Главное, что сегодня день зарплаты и я, возможно, получу хоть сколько-нибудь, и этого, будем надеяться, хватит на зельц.
Стоило подумать про зельц, как желудок судорожно запульсировал и я почувствовал, что могу сожрать слона. Нет, зарплату, кажется, выдают после работы, а я не был уверен, что смогу продержаться до обеда, на который, кстати, все равно тоже не было денег. Ну да ничего, попробую одолжить у кого-нибудь рубль на столовую, а там видно будет.
– Тезка!
Я обернулся и увидел стремительно нагоняющего меня мастера.
– Привет, Викентьич.
Мы пожали друг другу руки и неспешно двинулись к цеху.
– Чего в такую рань примчался? – спросил Викентьич.
Я пожал плечами.
– А ты?
– А вот спроси дурака, – с раздражением пробурчал Викентьич. Он выглядел как-то неуверенно, словно не решался что-то сказать.
– Чего? – спросил я.
– Ты это… не знаешь, мы с мужиками не собирались после работы… ну, это…
– Выпить? – помог я.
– Ну да. Может, слышал, как мы договаривались.
– Да нет вроде, – сказал я. – Хотя, может, я просто пропустил. Я же на склад уходил, посмотреть, что там чего.
– Ну и как там тебе, кстати?
– Да так, – сказал я.
Теперь, наверное, я выглядел неуверенно, как Викентьич минуту назад, потому что теперь он подбадривающее сказал:
– Чего.
– Слушай… ты бы не подкинул мне рубль на обед? Если кадровик договорился с бухгалтерией, мне сегодня хоть что-нибудь да выпишут. И я сразу тебе…
– Да нет проблем, – сказал Викентьич. – У меня рубль где-то железный… – Он стал шарить в карманах, бормоча: – В случае чего просто перехвачу у кого-нибудь, ты ведь пока мало кого знаешь… Ч-черт!
– Что такое?
– Рубль куда-то задевался, – озадаченно пробормотал Викентьич. Потом хлопнул меня по плечу и бодро сказал: – Да ты не боись, до обеда что-нибудь придумаем! Ладно, пошли.
– Пошли, – сказал я.
Потом запустил руки в карманы и внезапно нащупал в левом нечто круглое, железное. Мне не требовалось доставать находку, чтобы убедиться в очевидном – это был обычный юбилейный рубль. Да и неудобно получилось бы. Ведь я только что сказал Викентьичу, что у меня нет ни копейки. Еще подумает, что этот рубль я у него и умыкнул.
– Чего? – спросил, покосившись на меня, Викентьич.
– Да так, – сказал я…
– Твою мать! – зло сказал Викентьич, когда мы дошли до цеха.
– Чего? – спросил я, чувствуя, что помимо зверского аппетита меня так же зверски клонит в сон и еще здорово хочется пить.
– Да вон! – Викентьич кивнул. – Опять нам ворота высадили!
Мы не стали заходить в цех, по улице дошли до углового зала и остановились, рассматривая зияющий проем.
– Ночью, наверное, – зевнув, сказал я. – Вон, смотри, стена наждачной тоже выдавлена.
– Да стена-то хрен с ней… – пробормотал Викентьич, присев на корточки и изучая развороченную кирпичную кладку под углом, снизу вверх. – Плексиглас, что ему будет… за десять минут на место поставим. А вот ворота… – Он с кряхтением поднялся, зачем-то потрогал стену рукой. – Ну да, похоже, ночная смена постаралась.
– А складские разве и в ночь работают? – спросил я.
Викентьич хмыкнул.
– А тебе что, не сказали? Вот видишь. Не все там так вкусно, на этом складе, как тебе кажется.
– Да я ничего, – пробормотал я. – Слушай, я попью схожу…
Я протопал прямо по покореженным, лежащим на полу воротам, добрался к аппарату с газировкой, нажал на кнопку, но вода пошла обычная, без газа. А на втором стакане аппарат и вообще выдал громкие клокочущие звуки и затих. Его корпус был пробит чем-то острым, продольным, наподобие широкого лезвия ножа.
– Не понял… – Подошедший со спины Викентьич вытащил провод из розетки, опять подключил, нажал кнопку, но аппарат отреагировал лишь тем же клокотанием. Потом с усилием приподнял стоящий в углу баллон. – Твою мать… – сказал он, с глухим увесистым звуком возвращая баллон на место. – Недавно же только его привез. Может, с протечкой попался, вот газ и улетучился?
– Может, – сказал я.
– И корпус еще кто-то покалечил…
– А это тоже твоя работа, газ менять?
– А ты думал! – с раздражением сказал Викентьич. – Тут все на мне… – И добавил вполголоса: – Та-а-ак… теперь еще не забыть позвонить, заказать газ. Словно не хватает мне всего остального… Ладно, пошли в раздевалку…
– Ни фига себе! – вырвалось у меня.
– Чего? – спросил Викентьич.
Я вытащил из шкафчика перепачканную в засохшей крови робу, вытянул ее на руках, показывая Викентьичу.
– Твою мать! – выругался он, открыв свой шкафчик. И показал мне свою робу.
– Тут грудь пробита, – сказал я, повертев куртку так и сяк. – Видишь, дыра. И спина тоже… Ну да, точно. Сквозная.
– Все пакостит кто-то, – проворчал Викентьич. – Ну конечно… ворота-то высадили, входи, кто хочет… Ладно, пошли каптерку, я вчера чистое получил.