Юмор разноликий (сборник) - Зуев Владимир Матвеевич. Страница 27
Жена попричитала и предупредила мужа:
– Тебе это нельзя пускать на самотек, надо что-то предпринимать, надо привлечь самого Ивана Сергеевича на свою сторону…
Червяков был подавлен, но все же тихо пролепетал:
– То-то так и есть… И извинялся он как-то странно, будто наоборот угрожал…
На другой день Червяков специально встретил Бризжалова в коридоре, поздоровался тихо и неторопливо начал:
– Как вам вчера понравилась постановка? Не правда ли, интересным оказалось режиссерское решение сюжета?
Бризжалов куда-то и что-то пробурчал недовольно, а Червяков все не хотел его отпускать:
– Вы знаете: так хочется иногда найти собеседника, своего брата театрала… А вообще то, что вы того… Я нисколько не обижаюсь. Я даже обрадовался, когда увидел, что вы сидите сзади: мол, есть с кем обсудить спектакль…
Бризжалов опаздывал и отвечал уже раздраженно:
– Я, конечно, извиняюсь за вчерашнее, но это еще не повод для каких-либо нравоучений с вашей стороны…
«Каких тут нравоучения? – думал Червяков в своем кабинете. Вовсе нет никаких нравоучений, я только хотел с ним по-хорошему переговорить, а он свою морду воротит… Не иначе, как уже в министерство анонимку накатал, что я в жилищной комиссии голосовал в прошлом году против предоставления ему по его липовым справки трехкомнатной квартиры… И все это из-за его дурацкого чихания, а может быть, и чихнул-то он специально… А может быть, он и не послал анонимку, ведь анонимки нынче не в моде. Он просто мог нажаловаться на меня в совет трудового коллектива, что я свожу с ним личные счеты и что я зазнался, и самое время меня снять…
Весь день Червякову совершенно не работалось. Он все представлял различные варианты расправы над ним его врагами, которых развелось большое количество, а после рабочего дня он опять под караулил Бризжалова. Тот шел с хорошенькой женщиной и над чем-то безмятежно смеялся. Червяков извинился вежливо и сказал, что должен переговорить с Бризжаловым по важному делу. Тот неохотно приготовился выслушать Червякова, но тот замялся и выдавил из себя:
– Вы знаете, в прошлом году в жилищной комиссии я голосовал за предоставление квартиры, но, понимаете ли, директор тогда настоял… и вам квартиры не дали… А что касается вчерашнего, то я совсем не думал ставить вам в вину…
– Вы что смеетесь надо мной, – быстро заговорил Бризжалов, я ведь извинился, а то, что вы – начальник не дает вам право издеваться над человеком! Не такие нынче времена…
Он все больше распалялся перед застывшим Червяковым.
– Не думайте, что теперь не найдут управу на самодура, хоть он и начальник… теперь у нас на зарвавшихся начальников, которые мешают перестройке общества, очень много появилось средств! Я ваше издевательство без последствий не оставлю!
В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся по шуму городу… Придя машинально домой, не снимая пиджака, он лег на диван и… помер.
Размышления
Как всегда, Лев Клевцов пришел домой в половине седьмого с больной головой, голодный и несколько помятый в городском транспорте. Жене, которая уже хлопотала на кухне, он не сказал ни слова и правильно сделал, ибо ничего доброго после обычного трудового дня старшего инженера он сказать никому не мог. Со злостью Лев швырнул сапоги, напялил тапочки, взял свежую газету и тяжело сел за стол. Тихо вошла жена. Она знала, что трогать Льва пока не следует. Поэтому незаметно и тихо она принесла ужин. Клевцов вырвал кусок хлеба, отхлебнул из ложки глоток супа и углубился в статью, дружно работая челюстями.
– Вот ведь пишет какой-то ученый, – думал Клевцов, – подсаливая суп.
– Знаем мы этих ученых, пишет себе чушь, чтобы гонорар зашибить, знаем мы таких: научный делец какой-нибудь, диссертацию выклянчил себе у начальства, подхалимничал…
Клевцов давно замечал, что частенько за едой головная боль у него проходила. Вот и сейчас тепло растекалось по телу, и мягкий покой охватывал его. Лев аккуратно перевернул страницу и приступил к котлетам, он продолжал читать статью, но уже другие мысли бродили в голове.
– Вот любят у нас, – думал он, – порассуждать обо всем, даже о чепухе, да все с умным видом, да все так разведут, так представят… Вот статейка – плюнуть да растереть, а тоже проблемы. Ах, кругом проблемы да рассуждения пустые, где надо и где не надо…
Так вот взять эту статью… (Клевцов взял чайной ложечкой варенье и понес ко рту). Нет! К концу этот ученый липовый все так гладко завернул и даже современно, но…
– Радость моя, еще полчашечки налей… Спасибо!
Клевцов размешал сахар в чашке, отодвинул газету и неторопливо, смакуя, развернул конфетку и откусил кусочек.
– Что греха таить, любят все-таки некоторые деятели проблемы обсасывать, будто это конфеты…
Лев вытянул ноги в теплых тапочках и совсем медленно, с удовольствием рассуждал дальше:
– Ещё что ли конфетку откушать? Так потом во рту от сладкого противно, снова пить захочется. А если потом конфету чаем запить, то вкус конфеты пропадет, будто и не ел ее. Тоже проблема!
И Лев, уже улыбаясь жене, отхлебнул из чашки чай с вареньем. Часы в спальне тихо пробили половину восьмого.
Мечта бухгалтера
Человек должен мечтать, любой человек обязан мечтать, даже если он по профессии повар или, как я, бухгалтер. Вот и я сегодня всё мечтаю, хотя как раз сегодня и не до мечтаний: подбиваем бабки, пишем месячный отчёт, а вот мечтается…
Расходы, доходы, снова расходы… Все расходится, только одни мечты и остаются. Но человек должен мечтать, должен! Цифры… Кругом цифры! Только человек сумел родиться, так сразу ему пишут даты, граммы… Все цифры цифры, цифры… А для чего? Да чтобы через двадцать лет ему счёт и представить. Извольте расплатиться!
Вот это всё мы сложим и запишем вот сюда, на эту строчку. Записываем… Однако надоели мне эти записи. Вот я подбиваю смету дома по вечерам, а другие отдыхают: в очередях у ресторанов стоят. Просто это я рассчитываюсь по счёту, что мне за двадцать лет насчитали. А об этом ли я мечтал?! И как мечтал! Да и сейчас бывает даже в рабочее время так хорошо, так сладко мечтается. Ну, здесь я все на этой строчке записал…
А мечта, она не по расписанию приходит… Вот, скажем, какой случай. Иду я, положим, по улице, а дождь моросит… Или лучше светит солнце. Нет! Иду я по тротуару, а дождь ну прямо невыносимый идёт… Бац! Машина грязью меня обрызгала с ног до головы. Ругаюсь я, естественно, а машине уезжает. Нет, все-таки не так! Останавливается машина, а из неё девушка выглядывает, красивая такая девушка. Это она вела машину…
– Извините, – говорит девушка – то да сё…
– Садитесь, – говорит, – в машину, а на даче у меня отмоетесь.
Сажусь я в машину, разговариваем, да не просто о чепухе какой-то, а всё больше об импрессионистах, о художниках и об их художествах, да не просто о художниках, а все больше о Мане и немного обо мне.
Вообще разговор у нас с этой красивой блондинкой всё больше о высоком искусстве. Опять же из разговора я узнаю, что машина у неё своя личная, папа-генерал подарил… Ну что там еще дальше? А дальше мы приезжаем на дачу. Дачка вся голубая, под цвет её глаз… И в этой дачке целых три, нет семь комнат и еще две веранды. Мебель на даче из черного дерева, ванна розовым кафелем выложена, а во всех комнатах холодильники стоят, некоторые даже отечественного производства…
Через полчаса я моюсь в ванне, а моя знакомая кидает мне свой японский халат. Затем мы пьём по-турецки бразильский кофе на веранде и непринуждённо разговариваем. Она оказывается тоже бух… Нет всё-таки она не бухгалтер, а наоборот – балерина…
Ну, вот мечты: только отвлекают, а мне еще пару листов написать осталось. Вот здесь мы вычтем, занесём в эту графу…