Бумерит - Уилбер Кен. Страница 43
Я посмотрел на Ким: она широко улыбалась. Глядя на неё, я представил себе, что Морин тоже на неё смотрит, и это одностороннее, монологическое наблюдение включило в себя всю излагавшуюся теорию. Боже, боже.
– А теперь плохие новости: психологическое развитие бумеров, больных эмоциональным нарциссизмом в последней стадии, остановилось на зелёном меме, на уровне плюралистического релятивизма и крайнего индивидуализма. Благодаря своим особенностям, плюрализм как магнит притягивал к себе эмоциональный нарциссизм, кричащий: «Не указывайте, что мне делать!» Если любая истина относительна, зависит от культуры и равноценна другим истинам, тогда фактически никто не вправе указывать, что мне делать, потому что ни одна истина не может меня ограничивать, ни одна истина не имеет власти надо мной.
– По иронии судьбы, очень высокий зелёный уровень развития предоставил пространство для размножения красных и пурпурных теневых импульсов, которые уже готовы были по собственному согласию кануть в Лету. Но под крылом постконвенциональных, постструктуралистских и постмодернистских теорий все доконвенциональные, нарциссические и эгоцентрические импульсы вновь расцвели. И именно эта жалкая смесь постконвенциональных идей с доконвенциональными импульсами и есть бумерит.
Атмосфера в зале начала накаляться. Температурный максимум был достигнут, когда Морин, как в горячечном бреду, декламировал:
– Бумерит – это дитя странной любви до– и пост-убеждений. Бумерит питал энергией протесты в Беркли. Он превратил деконструкцию в кровную месть. Уверовав в радикальный плюрализм, он начал уничтожать все ценности, не совпадающие с его собственными. История в его прочтении – это хроника злодейств, противная его идеальному, сияющему эго. Он выбросил на помойку не только отрицательные, но и положительные результаты современного Просвещения. Он возвёл в абсолют социальный конструктивизм, сделав возможным игнорировать любую точку зрения, кроме точки зрения социального конструктивизма. Он превратил духовность в нью-эйдж, подыскавший для бумеритского божественного эго тёплое местечко в центре космоса. Он объявил, что нашёл потрясающую новую парадигму, которая изменит мир до неузнаваемости. Он приписал исторически беспрецедентное моральное превосходство своей тошнотворной, омерзительной, гнилой болтовне.
Некоторые иксеры и игрики начали аплодировать ещё в середине устроенной Морином словесной порки и продолжали аплодировать до тех пор, пока их аплодисменты не слились с голосом Морина в крещендо.
– Эта гремучая смесь высокого плюрализма и низкого нарциссизма, жалкая патология, достигшая эпических масштабов, и есть бумерит. И этот бумерит на свой постмодернистский лад стал не менее разрушительным, чем те болезни современности, которые он так безжалостно осуждал. Из-за него на бумеров был повешен ярлык самого одиозного поколения в истории Америки.
В нестройном рёве зала смешались аплодисменты, улюлюканье, выкрики и насмешки. Одни хлопали стоя, другие от злости не находили себе места. Джонатан с энтузиазмом аплодировал, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Скотт казался потерянным. Кэролин до сих пор злилась – может, даже больше чем раньше. Ким радостно улыбалась Морину.
Последним в тот день выступал чернокожий джентльмен, который поднялся на сцену во время затянувшейся овации.
– Это Марк Джефферсон, – сказала Ким; блаженную покорность на её лице сменила уверенность. – Он один из лучших друзей Чарльза. У него невероятное прошлое: родился в Бэдстай [69], служил в разведывательно-диверсионных войсках особого назначения, получил премию фонда Макартуров. Знаешь за что? За то, что сделал фотографию гетто искусством. Потом наткнулся на работы Морина. Говорит, они спасли ему жизнь.
– Как они познакомились?
– Чарльз и Марк? Это самая удивительная часть истории: в автомобильной аварии.
– Что?
– Чарльз врезался в машину Марка на пересечении десятой и Перси.
– Ты шутишь.
– Богом клянусь. Он в него врезался. К счастью, никто не пострадал. Самое интересное в этой истории то, что сказал Марк. Эта фраза стала его визитной карточкой. В общем, они вышли из машин, молча подали друг другу водительские права, и тут Марк посмотрел на права Чарльза и сказал: «А, доктор Морин. Я вас искал».
Марк Джефферсон поднялся на сцену, улыбнулся слушателям и начал ровно с того места, на котором остановился Морин, как будто пытаясь залечить умышленно нанесённые им душевные раны.
Когда Джефферсон говорил, у меня было странное ощущение, будто они с Морином играли с аудиторией в хорошего и плохого полицейского. Морин был плохим полицейским, унижавшим аудиторию угрозами и обвинениями и орудовавшим молотком для отбивания мяса. После него появился хороший Джефферсон, который разглаживал растрепавшиеся пёрышки и был любезен, что заставляло упрямую аудиторию более охотно идти к намеченной ими цели. Однако мне показалось, что Джефферсон претворялся. Когда он начал выступление, стало ясно, что, прав он был или нет, но он верит в то, что говорит.
– Дорогие друзья, не будем забывать одну очень важную вещь: второй порядок вырастает на почве, вспаханной зелёным мемом. Интегральные и холистические сети конструируются из зелёных плюралистических взглядов. Это стоит запомнить. Как мы неоднократно замечали, развитие происходит путём деления и интеграции. Благодаря героическим усилиям зелёного, был развенчан негибкий и абстрактный всеобщий формализм оранжевого. Так на месте строгой и практичной научной рациональности, пытающейся игнорировать или изолировать всё, что не соответствует её взглядам, возникает прекрасное полотно множественных контекстов, разнообразных культурных узоров, плюралистического осмысления и индивидуальных особенностей. Чувствительная самость услышала все те голоса, которые до сих пор никто не слышал и не замечал. Мы уже знаем, что каждый мем вносит свой вклад в здоровье всей спирали, и плюралистическая чувствительность – это по-настоящему важный вклад зелёного.
– После того как все эти замечательные различия обнаружены, их можно объединить в рамках более глубоких и общих контекстов подлинно холистического и интегрального мира. Стараниями зелёного, у нас появилась возможность совершить скачок к сознанию второго порядка. За дифференциацией следует интеграция. Второй порядок завершит дело, начатое зелёным, и совершит переход от плюралистического релятивизма к универсальному интегрализму. Именно это я имел в виду, когда сказал, что зелёный даёт свободу плюралистическим взглядам, которые будут интегрированы на втором порядке.
– И когда же Морин увидел в тебе что-то ещё, помимо тела?
– Когда понял, что покорив мой ум, он сможет кончать ещё сильнее.
– Боже, Ким, тебе обязательно так выражаться? То есть, эээ, ты хочешь сказать, что он понял, что помимо большой груди у тебя есть большой ум?
Ким повернулась ко мне.
– Ну, что-то вроде того.
– Значит, теперь вы типа счастливая пара? Которая каждую ночь делает бум-бум, да?
От взгляда Ким едва не воспламенился воздух.
– Ой, я прямо слышу, как его большой ум бьётся о твои большие сиськи. Чпок, чпок, чпок…
– Ладно, умник, может, поговорим о Хлое?
– Чёрт, этот Джефферсон просто потрясающий, правда?
– Проще говоря, поскольку зелёный является высшим уровнем первого порядка, он подготавливает почву для скачка на второй порядок. Но чтобы действительно там оказаться, необходимо ослабить фиксацию на плюрализме и зелёном меме вообще. Благое дело зелёного будет принято и продолжено. При этом необходимо уменьшить привязанность зелёного к своей собственной позиции – особенно это касается бумерита или нарциссической увлечённости крайним субъективизмом, которая так сильно мешает переходу на второй порядок. Я уверен, что осознание фиксации на зелёном меме поможет нам превзойти его и объединить его достижения в более целостную систему.
69
Бэдфорд-Стайвесент (англ. Bedford-Stuyvesant, Bed-Stuy) – один из самых неблагополучных районов Бруклина. – Прим. пер.