Обратная перспектива - Столяров Андрей Михайлович. Страница 22
Ситуация складывается критическая.
Закончилось «триумфальное шествие советской власти» в России.
Пассионарный порыв иссяк.
Тяжелый маятник революции, видимо дойдя до упора, начинает движение в обратную сторону.
Всем очевидно, что дни большевиков сочтены. Юрий Готье, историк, записывает в это время в своем дневнике: «Японцы двигаются от Владивостока, англичане – в Ташкент, алексеевцы заняли Ставрополь и Армавир, чехословаки – Екатеринбург, союзники – Архангельск. Образовывается кольцо, горе всем, кто останется внутри него. Мне думается, что Москва должна превратиться в настоящую геенну огненную»…
Так оценивал ситуацию, разумеется, не он один. Закономерно бытует легенда, не подтвержденная документами, но вместе с тем очень правдоподобная, что в это время у всех большевистских вождей лежат в сейфах иностранные паспорта, валюта и драгоценности, приготовленные на случай бегства из страны.
И тут фигура Льва Троцкого вырастает до неимоверной величины. Он выдвигает и, главное, безжалостно реализует идеи, опрокидывающие все сложившиеся воззрения о том, как следует воевать. Прежде всего, он призывает в Красную армию «военных специалистов»: офицеров и унтер-офицеров старой российской армии. Это сразу же встречает яростное сопротивление у командного состава большевиков, находящегося в плену представлений о «революционных народных армиях», которые образуются как бы сами собой и как бы сами собой, без каких-либо указаний сверху, опрокидывают врага. Однако Троцкий неумолим. Без дисциплины, без профессиональных военных победить в гражданской войне нельзя. А чтобы призванные офицеры не переходили на сторону белых, он громогласно объявляет их семьи заложниками. Мера, надо признать, необычайной жестокости, отсылающая к самым диким, варварским временам. Даже у некоторых кремлевских вождей она вызывает протест. Троцкого это, впрочем, не слишком смущает. Распоряжение публикуется во всех советских газетах, и Троцкий требует, чтобы оно неукоснительно проводилось в жизнь. Дисциплину же он насаждает показательными расстрелами – тех, кто струсил и отступил или не выполнил приказа командования. Причем расстрелу в первую очередь подлежат комиссары и командиры, то есть те, кто, как правило, является членом ВКП(б). Это тут же вызывает обвинения Троцкого в ненависти к большевикам, но зато в Красной армии появляются управляемые и боеспособные части.
Одновременно формируется знаменитый «поезд председателя РВС», на котором Троцкий два с половиной года разъезжает по фронтам гражданской войны. Это тоже – гениально найденный механизм управления, «генштаб на колесах», связывающий центр, фронт и тыл. В условиях колоссальных российских пространств, на которых велись боевые действия, в условиях чрезвычайно растянутых и ненадежных коммуникаций поезд Троцкого представляет собой волю советской власти, моментально реализующуюся на местах. Собственно, для комиссаров, командиров, бойцов это и была советская власть. Поезд оснащен самой передовой техникой своего времени: там смонтирована собственная электростанция, питающая радио и телеграф, удивительные для России морозильные камеры, где хранится запас продуктов, автомобили, даже небольшой самолет, типография, выпускающая газету «В пути». В двенадцати вагонах находится более двухсот человек, включая личный секретариат председателя РВС, латышских стрелков, матросов, которым Троцкий особенно доверял, кавалеристов, членов пулеметной команды, мотоциклистов, шоферов, самокатчиков, телефонисток, членов команды броневика. Особую группу составляет подразделение агитаторов в числе тридцати семи человек, они призваны укреплять дух красных бойцов. Кроме того, в поезде находятся фотографы и кинематографист, которые фиксируют наиболее важные эпизоды поездки. Троцкий всегда очень заботился о своем будущем месте в истории.
Поезд Троцкого воплощает стиль его руководства. Он становится мощным поршнем, проталкивающим вдаль и вширь обжигающую кровь гигантской революционной войны.
И вместе с тем главным фактором, способствующим победе, является, вне всяких сомнений, личность самого Льва Давидовича. Еще в эмиграции он был известен как блестящий оратор, не раз в пух и прах разбивавший своих оппонентов из революционных кругов. Ленин его за это уважал и ценил. Однако тут, в недрах бури, взметающейся до небес, с ним происходит некое фантастическое преображение. Троцкий уже не просто оратор, он – трибун, он – ветхозаветный пророк в ореоле ослепительных истин. Он становится огненным голосом революции, ее вдохновенной речью, рождающейся, казалось бы, помимо него самого. Это происходит еще в дни Октября. Возвещая апокалиптический шторм, Троцкий чуть ли не ежедневно выступает в зале петербургского цирка «Модерн», и громадная, разношерстная, от солдат до интеллигентов, толпа внимает ему, точно загипнотизированная. Очевидец этих выступлений потом вспоминал: «Вокруг меня настроение, близкое к экстазу. Троцкий требует от собравшихся: «Это голосование пусть будет вашей клятвой – всеми силами, любыми жертвами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести революцию до конца, дать землю, хлеб, мир». Несметная толпа как один человек поднимает руки»…
Кстати, Гитлер, начиная свою политическую карьеру, тоже много раз выступал в здании цирка. Ницше, видимо, не случайно заметил, что героем надвигающегося двадцатого века будет актер. И любопытно вот еще что. В годы перед Первой мировой войной оба они по воле судьбы проживали в Вене. Могли даже сталкиваться друг с другом на улицах. Вена, в кружеве галерей, в фестонах летних кафе, была тогда уютной и небольшой. И Лев Троцкий, конечно, не подозревал, что этот изможденный, плохо одетый австриец с внешностью типичного неудачника, задерживающийся у витрин, скоро будет претендовать на мировое господство, а Адольф Шикльгрубер, еще не превратившийся в Гитлера, тоже, разумеется, не догадывался, что этот нервный еврейский юноша, проскакивающий мимо него, станет вскоре одним из вождей великой социалистической революции.
Не имело никакого значения, что Троцкий не получил военного образования, что весь «боевой опыт» его сводился к работе корреспондента во время Балканских войн. Революция – это стихия логоса, а не номоса, стихия парадоксальной импровизации, а не следование затверженным правилам с пожелтевших страниц. Никакие правила в революции не работают. Она создает свои собственные законы – волей гнева и страсти распространяет их на весь мир. А что касается хаотических протуберанцев гражданской войны, то, как верно заметил один из исследователей, «слова великого идеализма здесь были, по существу, важнее дивизий и корпусов, и вдохновенные речи вели к результатам не хуже смертельных боев. До какого-то момента они вообще снимали с революции необходимость сражаться. Революция в основном действовала силой колоссального убеждения, и большую часть этой силы она, казалось, вложила в одного человека».
Появление Троцкого на фронтах превращается в драматические спектакли, в грандиозное эффектное представление, которое надолго врезается в память бойцам. Складывается даже определенный ритуал его выступлений. Троцкий, как правило, ощутимо опаздывает – как хороший психолог, он намеренно заставляет себя ждать. Стоят в шеренгах красноармейцы, переминаются с ноги на ногу командиры полков. И только когда напряжение, вызванное отсутствием председателя РВС, накапливается до предела, Троцкий буквально как вихрь, в сопровождении двух-трех адъютантов взметывается на сцену. В черном кожаном одеянии, весь – революционный порыв, он стремительными шагами выходит к самому краю, движением обеих рук распахивает на себе шинель и на мгновение замирает. Присутствующие видят в свете прожекторов красную пылающую подкладку, видимо символизирующую кровь, выброшенный вперед клок яростной бороды, сверкающие стекла пенсне. Шквал аплодисментов и крики приветствий встречают эту умопомрачительную мизансцену… И вот он говорит… Он говорит, что впервые в истории человечества Великая революция освободила порабощенный народ… Что те, кого тысячелетиями угнетали, кто был бессловесным скотом, грязью под сапогами господ, отныне сами станут хозяевами своей судьбы… Что восторжествуют правда и справедливость… Что все народы, все нации, все государства сольются в единую человеческую семью… Он говорит, что против этого восстала вся мировая буржуазия… Что, безумствуя и зверея от ненависти, она драконьими кольцами пытается задушить эту величественную мечту… Что она скрежещет зубами… Что она двинула против Республики несметные полчища тьмы… Но нельзя победить народ, восклицает он… Нельзя победить людей, чьи разум и сердце воспламенены светом истины… Вон, посмотрите – она уже брезжит на горизонте… Новый мир все равно придет, и отдать за это надо лишь такую малость, как жизнь…