Хозяин музея Прадо и пророческие картины - Сьерра Хавьер. Страница 26

Первые признаки разочарования и охлаждения к мирским делам Карл V начал выказывать за несколько лет до переломного момента в жизни. Например, зимой 1548 года, уже после попыток навязать свою волю Сулейману Великолепному, а также папе Клименту VII — желание наказать понтифика двумя десятилетиями ранее привело к известному «разграблению Рима» — в письмах Карла стали проскальзывать опасения, что военные подвиги погубили его душу. Императора ужасала мысль об утрате вечной жизни из-за совершенных грехов. И под влиянием глубоких религиозных переживаний 18 января 1548 года он составил завещание. В нем отписал все ведомое наследство в пользу будущего Филиппа II, поскольку «Былые труды усугубили недуги, и в последнее время я пребываю в смертельной опасности, — пояснял он. — И в страхе перед тем, что может постигнуть меня по воле Господа, мне представляется уместным уведомить вас на случай, если подобное произойдет».

— И теперь, издалека, с расстояния в несколько столетий, — задумчиво промолвил Санти, поразив мое воображение тем, как легко процитировал текст по памяти, — нетрудно заключить, что император полностью спланировал свою смерть.

— Не являлся ли такой шаг безответственным — оставить трон сыну, когда сам он пребывал в ясном рассудке?

— Ни в коем случае. Зимой 1554 года католический кесарь, человек, который значительную часть богатств, вывезенных конкистадорами из Мексики и Перу в Европу, направил на оплату войны против протестантизма, потерял надежду вернуть Германию в лоно католицизма. Он еще не оправился от унизительного поражения, нанесенного ему франко-германской коалицией в Инсбруке, когда его верный полководец герцог де Альба потерял половину имперского войска в безуспешной осаде города Меца.

— Неужели из-за этого он собрался умирать? — воскликнул я, не желая вдаваться в подробности военной истории.

Санти потер переносицу, окончательно заинтригованный целью моих расспросов.

— Думаю, тебе следует подняться ко мне в комнату. Я кое-что покажу, и ты сам все поймешь.

— Что же?

— Уникальный документ, красоты необычайной, я бы сказал, сверхъестественной, как раз в твоем вкусе. Он очень хорошо передает чувства Карла V в ту пору. Артефакт был заказан лично императором, он отнесся к его созданию не менее серьезно, чем к составлению завещания. Пристальное внимание Карла к нему сравнимо с теми усилиями, которые вкладывали фараоны Древнего Египта в строительство своих гробниц. Если помнишь, стены в усыпальницах покрывались письменами с описанием загробных ритуалов, получившими название «Тексты пирамид».

— Что это за артефакт? — нетерпеливо спросил я.

— Картина.

— Идем!

Увидев репродукцию, я впал в прострацию. Вскоре она превратилась в эйфорию. Я знал это произведение! Хорошо помнил, что оригинал висел в нескольких шагах от впечатляющей скульптуры Леони «Карл V, усмиряющий ярость». Фактически речь шла о первой картине, на которую падал взгляд посетителя, вошедшего в музей через ворота Гойи. Я лично видел ее десятки раз, но никогда не задерживался, чтобы рассмотреть как следует. И теперь недоумевал, как мог оказаться таким глупцом.

— Потрясающий Тициан, — улыбнулся Санти. — И хотя для непосвященного это не очевидно, живописец привнес мало своей фантазии в произведение. Художник писал картину в соответствии с точными указаниями, полученными от императора. Известно, например, что кесарь живо интересовался, как продвигается работа, и время от времени посылал эмиссара в Рим, желая убедиться, что художник жив и выполняет заказ. Правда, результат Карл смог оценить только в конце 1554 года, однако нет сомнений, что идея и композиция были тщательно продуманы. Жаль, что о шедевре редко упоминают в исторических исследованиях.

Я погрузился в изучение картины. Сцена завораживала: над пустынной равниной Кастилии разверзлись небеса, открывая взору Святую Троицу, принимавшую пророков, отцов церкви и сонм известных деятелей Испании XVI века. Поскольку Санти, похоже, знал о картине все, я не осмелился выразить словами свое потрясение.

— Это сложное произведение, и замысел его подразумевает несколько уровней восприятия, — продолжил Хименес. — Интересен факт, что даже приближенные императора не догадывались о его планах относительно картины, пока он не собрал всех у смертного одра. Тебе известно, что Карл V репетировал свою погребальную церемонию и распорядился, чтобы ее проводили так, будто он уже умер, желая ею руководить?

— Серьезно?

Санти кивнул. В подтверждение он показал мне текст, принадлежавший перу теолога Хуана де Марианы, который был свидетелем упомянутого действа. Иезуит описывал, как император, «смешавшись с монахами, совершавшими заупокойную службу, молил о вечном покое, будто уже расстался с жизнью, и все, кто присутствовал, присоединились, выражая скорбь больше слезами, нежели голосом». Санти добавил, что кесарь, став участником этой своеобразной погребальной психодрамы, молился так неистово, что в конце концов распростерся на полу точно мертвый.

— Картина являлась частью спектакля, — уточнил он. — Понимаешь, о чем она? Врата небесные распахнулись, чтобы принять душу почившего Карла V. Это явление чуда.

У меня округлились глаза.

— Не ищи другого истолкования, Хавьер. Известно, что император хотел, чтобы его изобразили в белоснежном саване с лицом, обращенным к Святой Троице, и дал на сей счет четкие указания своему любимому живописцу Тициану Вечеллио. Он считал себя рыцарем веры, кто не жалея сил сражался с протестантами. Его распоряжения относительно похорон были таковы: никаких венцов и роскоши. Карл хотел предстать перед Всевышним свободным от земного бремени.

«Налегке», — вспомнил я лаконичный эскиз Мартина Рико.

— Как ты, конечно, знаешь, Тициан не раз писал портреты императора, — продолжил Санти, не догадываясь о моих тайных мыслях. «Портрет Карла V с собакой», «Карл V в сражении под Мюльбергом». Художник, получив заказ, уже достиг почтенного возраста. Тициан был намного старше императора и все же с невиданной горячностью взялся за поручение покровителя, благодаря которому обрел богатство и признание во всех европейских странах. Правителя, кто пожаловал живописцу титул кавалера империи, оценив его мастерство живописца и ученость. Вот, обрати внимание на данный фрагмент.

Санти пальцем обвел группу лиц в правой части иллюстрации.

— Вот изображение Карла V. Портретное сходство, выступающий подбородок не оставляют сомнений. Тициан представил императора в молитвенной позе со взором, обращенным к Христу. За спиной Карла можно увидеть его сына и наследника, будущего короля Филиппа II, а также покойную жену Изабеллу Португальскую, сестру Марию Венгерскую и женщину — предположительно мать императора, Хуану Безумную. Только кесарь и его родственники предстают в белых одеждах. В нижней трети картины, под королевскими особами, расположена многочисленная группа. Она охватывает широкий круг известных лиц, от святого Иеронима — он сжимает в руках латинскую Библию — до царя Давида, включая также Ноя с ковчегом и Моисея со скрижалями. Все они — персонажи Ветхого Завета. Догадайся, как называется картина?

Я пожал плечами.

— Давай, не стесняйся! Предложи хотя бы один вариант.

— «Судный день»?

— Здорово, — усмехнулся он. — С названиями получается такая штука... Их дают музеи. Художники обычно не нарекают свои работы. А если они все-таки это делают, владельцы вольны изменять названия по своему усмотрению. Шедевр Тициана именовали примерно одинаково: «Страшный суд», «Глория», «Рай»...

— Ты сказал «Глория»?

«Ключ к вратам славы». Я вздрогнул, вспомнив слова, сказанные Марине мистером Иксом.

— Да. И понятно почему. Подразумевается слава небесная, так ведь?

— Да. А ты не помнишь, Карл V не упоминал, что картина является дверью, порогом или вратами?

Санти покосился на меня с таким же выражением, с каким обычно смотрели друзья, когда я рассказывал им о «своих чудесах», и принялся копаться в папке с записями, лежавшей тут же.