Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Синицин Игорь Елисеевич. Страница 3

Вдруг открылась одна из створок двери. Я чуть не подавился, вскочив с места, поскольку узнал в высоком и элегантно одетом человеке… Юрия Владимировича Андропова! Но я никак не мог себе представить, что это будет он, – уж больно огромная дистанция отделяла аспиранта АОН от новоиспеченного члена политбюро, хотя и знакомых между собой.

– Здравствуй, здравствуй! – направился он ко мне, широко улыбаясь одной из своих обаятельных улыбок и протягивая крепкую мужскую руку для рукопожатия.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович! И позвольте поздравить вас со вчерашним избранием в члены политбюро!.. – ответил я на рукопожатие и последовал его примеру, снова усаживаясь за кофейный столик.

– Оказывается, аспиранты академии еще и газеты читают – не только труды основоположников… – пошутил Андропов. Затем, посерьезнев, он продолжал, наливая себе кофе: – Спасибо за поздравление, но в этом есть и частичка твоих заслуг… После наших с тобой неформальных встреч и жарких дискуссий я иногда рассказывал о них Леониду Ильичу… Он кое-что из хода твоих мыслей одобрял и теперь разрешил мне предложить тебе вакансию, которая у меня образовалась в связи со вчерашним моим избранием, помощника по политбюро…

На несколько секунд я потерял дар речи. Действительно, после неожиданного утверждения меня в качестве аспиранта Академии общественных наук при ЦК КПСС в сентябре 1970 года уже спустя две недели после начала занятий специальным решением секретариата ЦК я почти три года, раз в месяц или два, в неформальной обстановке встречался, но никогда в его кабинете, с Юрием Владимировичем. Как выяснилось, Андропов очень любил беседовать в немногие свободные часы с учеными, журналистами, литераторами, молодыми партийцами. Так и я попал в этот круг. Произошло это по инициативе моего старого друга и замечательного журналиста Конрада Михайловича Смирнова, тогда обозревателя «Известий» и бывшего в годы культурной революции в Китае собкором «Правды» в Пекине.

Мы часто ездили с Конрадом по путевкам общества «Знание» в областные и республиканские города для чтения лекций на международные темы. Я рассказывал о Швеции, а Конрад – о Китае. Чуть позже я узнал от него, что он уже много лет неформально консультировал Андропова по китайской проблеме и частенько с ним встречался. Естественно, в поездках по стране и в Москве за рюмкой чая я рассказывал другу о своих злоключениях в АПН после моего возвращения из долгосрочной шведской командировки, о том, как председатель правления АПН невзлюбил меня из-за того, что я случайно столкнулся с фактом казнокрадства в Швеции, который стал детонатором большого коррупционного скандала в АПН. Вторично я «провинился» перед Бурковым тем, что вступил в резкий спор с его любимчиком, представителем АПН в Финляндии Огнивцевым. Бурков, как и все самодовольные начальники, был чрезвычайно злопамятным человеком и в 1970 году всячески пытался не допустить меня в АОН, хотя я сдал туда и вступительные экзамены, и реферат на круглые пятерки.

Как-то в конце августа 1970 года я сообщил своему другу Конраду о том, что моей фамилии нет в списке принятых в академию, и почти забыл об этой истории, поскольку уже стало известно, что Бориса Буркова увольняют на пенсию и он вряд ли сможет продолжать гадить мне. Я перестал опасаться того, что всемогущий председатель правления АПН «дожует и выплюнет» меня за строптивость и неуступчивость.

Однажды в середине сентября все того же 1970 года среди зампредов АПН поднялся какой-то странный переполох. Вечером мне позвонили домой коллеги из редакции советско-финского журнала «Мааилма я ме», где я был уже пару лет исполняющим обязанности ответственного секретаря, без перспективы, из-за ненависти Буркова ко мне, лишиться обидной приставки и.о. Коллеги сообщили, что весь вечер несколько зампредов допытывались у них, где меня можно найти. Я испугался столь чрезвычайных поисков, поскольку ушел в этот день с работы сразу после обеда. Не остыв еще от схватки с Бурковым, решил, что тот, уходя, все-таки достал меня какой-то пакостью.

В полдевятого утра я стоял уже у двери, ведущей в приемную зампреда АПН, бывшего посла на Кубе и любимца Фиделя Кастро Александра Ивановича Алексеева, курировавшего теперь нашу редакцию.

Когда из лифта наконец появился «папа Алехандро», как ласково называл его Фидель и все АПН, и его лицо при виде меня озарила самая широкая из его улыбок, я понял, что служебного прокола все-таки не было.

– Иди в первый отдел и читай бумагу из ЦК о самом себе!.. – тут же скомандовал он.

В первом отделе долго гремели ключами сейфов, доставая из самого потаенного ящика листок бумаги.

Поверху листа шла жирная надпись: «СЕКРЕТАРИАТ ЦК КПСС». Чуть ниже и более мелкими буквами стояли стандартные слова:

«Выписка из протокола заседания Секретариата ЦК КПСС от 14 сентября 1970 года.

…

Пункт 35. О тов. Синицине И. Е.

Постановили: утвердить тов. Синицина И. Е. аспирантом Академии общественных наук при ЦК КПСС».

Внизу стояла размашистая подпись, сделанная от руки и чернилами: «М. Суслов».

Потом «папа Алехандро» рассказал мне, что интерес всего апээновского начальства особенно возбудило то, что на бумаге из ЦК стояла не обычная печать-факсимиле подписи Суслова, которую они видели под многими решениями ЦК, а собственноручная, размашистая и чернильная. Оказалось, что никто такого в первом отделе АПН еще и не видывал.

Разумеется, я тут же помчался в соседнее здание «Известий», чтобы сообщить своему другу Конраду о происшедшем. Смирнов хитро улыбнулся и рассказал мне, что именно Андропов, услышав от него мою историю, обратился к Суслову с предложением исправить несправедливость и принять меня в академию. Конрад добавил при этом, что я могу передать свою сердечную благодарность Юрию Владимировичу через его помощника Крючкова. Телефон Крючкова он мне дал. Я не особенно оробел позвонить помощнику председателя КГБ потому, что однажды, за год до этого, мой стул оказался рядом с его на банкете в ресторане «Прага».

Владимир Александрович меня вспомнил, и я изложил ему просьбу передать глубокую благодарность Андропову за свершение моей мечты – фундаментально поучиться наукам.

Крючков спросил вдруг, а не хочу ли я поблагодарить Юрия Владимировича лично. «Конечно хочу», – немедленно отреагировал я. «Тогда я сообщу вам, куда и когда вы должны приехать», – обнадежил Крючков.

Через несколько дней он сдержал свое обещание. Так в сентябре 1970 года я впервые познакомился с Андроповым и стал с ним регулярно встречаться, когда ему удавалось выкроить для этого время…

Все это мгновенно промелькнуло у меня в голове, когда Юрий Владимирович принялся за свой кофе. Он отпил пару глотков, а затем внимательно посмотрел мне в глаза.

– Так хочешь стать моим помощником по политбюро? – серьезно спросил Андропов.

– Очень хочу! – не раздумывая выпалил я. Андропов даже слегка опешил от моей мгновенной положительной реакции.

– Я знаю, что ты смелый парень, но чтобы настолько безрассудно принимать неизвестное тебе предложение… – протянул он и добавил: – Ведь ты не знаешь, какая будет у тебя зарплата, какие условия труда…

– С зарплатой не обидите, наверное! – в ответ пошутил я купеческим тоном. Право на некоторую вольность мне давало то, что во время наших встреч мы часто вспоминали страницы книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок», которую он и я обожали. – А что касается условий труда, – дополнил я, – так готов рядом с вами работать днем и ночью… Здоровье пока позволяет.

Андропов вроде бы и не заметил моего тона. Он вообще ценил юмор, понимал его, любил пошутить сам и никогда не обижался на дружескую подначку. Единственно, чего он терпеть не мог, так это скабрезных и антисоветских анекдотов. Но в глазах его теперь мелькнуло что-то неуловимое, и я вдруг понял, что в стенах Лубянки, где я никогда доселе не бывал, открывается какая-то новая грань в наших многолетних отношениях.

– Ладно, – улыбнулся он слегка, а потом вернул мяч в мои ворота. – Если ты такой смелый и согласен, то скажи, когда ты можешь выйти на работу?