Дедушка и внучка - Мид-Смит Элизабет Томазина. Страница 7
Сэр Роджер приказывал, чтобы эта порция растягивалась на чрезвычайно долгое время. Чай держали в старом буфете, стоявшем в столовой. Ключ от него хранился в кармане мисс Доротеи. Старик позволял подавать к чаю очень небольшое количество сливок. Благодаря всему этому мисс Доротее было необходимо приходить в столовую, самое позднее, без пяти минут девять. В ту минуту, как на лестнице слышались ее шаги, в столовую приносили старинный медный чайник со спиртовой горелкой и ставили на стол. Чай приготовлялся торжественно. На стол клали поджаренные сухарики и крошечный кусочек масла. Мисс Доротея усаживалась на стул и ждала отца.
В то утро, когда маленькая Дороти, по ее выражению, «шествовала», мисс Доротея чувствовала, как сильно пылает ее лицо и дрожат руки. Ей казалось, что письмо, лежащее в кармане, горит и скоро прожжет отверстие в платье. Мисс Сезиджер не терпелось поскорее остаться одной и прочитать его. Она невольно все время думала о письме, стараясь угадать, что в нем говорится и кто написал его.
Наконец своей обыкновенной спокойной и размеренной походкой в комнату вошел сэр Роджер; белоснежные волосы падали ему на плечи, зоркие черные глаза смотрели вправо, влево – всюду.
– Здравствуй, Доротея, – произнес он.
Он кивнул дочери и сел за стол напротив нее. Мисс Доротея молча, не делая никаких замечаний, налила ему чашку ароматного чая. Она отлично знала все его вкусы: сколько нужно положить сахару, сколько налить сливок. Мисс Сезиджер обошла кругом стола и поставила перед отцом чашку, потом пододвинула к нему поджаренный гренок и масло. Наконец, взяв свою тарелку, она положила на нее маленький гренок и крошечный кусок масла и села на прежнее место.
Мисс Сезиджер обошла кругом стола и поставила перед отцом чашку.
– Я заметил, – помолчав, сказал сэр Роджер (в этой тишине Доротея точно грезила, думая о письме), – что в нашем доме масла выходит больше, чем нужно. Это страшно неблагоразумно. Нужно прекратить эти излишества, Доротея.
– Я не уверена, что можно сделать это, отец, и так уж люди жалуются на нас.
– Ну, так отпусти их всех, – сказал сэр Роджер. – Возьмем других.
– Вряд ли это возможно. Никто, кроме них, не захочет пойти к нам служить на жалование, которое мы платим. Кроме того, тебе будет недоставать Карбури.
– Это правда, но лучше сохранить деньги, чем продолжать так тратиться на содержание Карбури. Выходит слишком много денег. Если он не захочет подчиняться скромному образу жизни в нашем доме, пусть ищет себе другое место.
– Значит, ты сообщишь ему об этом, отец?
Сэр Роджер посмотрел на дочь из-под сдвинутых мохнатых бровей.
– Я? Нет. Предоставляю это тебе.
– Я бы не хотела увольнять его, – промолвила мисс Сезиджер.
Доротея сама удивилась, как нашлась у нее смелость выговорить эти слова. Сэр Роджер пристально посмотрел на нее.
– С тобой что-нибудь случилось? – неожиданно спросил он.
– Нет, нет… То есть… Кажется, со мной все хорошо…
– А мне кажется, что ты не совсем здорова. Почему ты так покраснела? Я уже много лет не видел у тебя на лице такого румянца. Сколько тебе лет, Доротея?
– В прошлом году минуло сорок три, но возраст тут ни при чем.
– Ну да, конечно нет, понятно… Понятно.
Мисс Сезиджер хотела найти подходящие слова, но мысли в голове разбегались. Подбородок еще ниже опустился на грудь, она отломила кусочек от сухого бисквита и положила в рот. После долгого молчания она наконец произнесла:
– Я нахожу, что будет несправедливо отказать старому Карбури от места. Если все дело в кусочке масла, то я прекрасно могу обходиться и без него.
– Делай, как тебе угодно, – буркнул старик. – Теперь я хочу поговорить с тобой о ребенке.
– А! Хорошо, – Доротея приободрилась, и ее лицо немножко просветлело.
– Она очень непослушный ребенок, – заметил сэр Роджер.
– Она очень умненькая и веселая девочка, – поправила мисс Сезиджер.
– Я говорю, что она очень непослушна, – раздельно повторил старик. – Ее нужно научить повиноваться. Ты должна учить ее этому.
– Я? – воскликнула Доротея. – Мне кажется, что я не могу этого сделать.
– Ну, на что ты годишься, Доротея, если не можешь справиться даже с маленькой девочкой, которой нет еще и семи лет?
Мисс Сезиджер молчала, но невольно сжимала рукой письмо, спрятанное в кармане.
– Что это шелестит? – подозрительно спросил сэр Роджер.
– Ничего, ничего.
Старик пристально взглянул на нее:
– Если ты не сумеешь справиться с этой девочкой, я отправлю ее в приют. Я не желаю, чтобы в моем доме опять повторялись сцены, которые бывали с ее отцом. Я не позволю, чтобы кто-нибудь, будь то мужчина, женщина или ребенок, сел мне на шею и свесил ножки. Ты меня слышишь? Понимаешь? Если ты не можешь справиться с этим ребенком, я отдам ее в приют.
– Хорошо, отец.
– Почему ты сказала «хорошо»? Разве ты желаешь отделаться от единственной дочери Роджера?
– О, нет, совсем нет. Для меня такая радость, такое счастье, что она живет у нас в доме.
– Ну, так держи ее в руках! Учи ее послушанию, заставляй трудиться, задавай уроки! Корми ее самой простой пищей, не приучай к роскоши и, смотри, не вздумай делать лишних расходов из-за того, что она живет у нас. Ну, теперь я все сказал. Довольно. Пойду обойду усадьбу.
– Погоди, одну минуту, отец. Разве она… маленькая Дороти… тебе надоедает?
– Надоедает ли? Вчера она разбудила меня, когда я крепко спал. Она пришла поздно вечером и заснула у меня на руках…
– И ты отнес ее в постель.
– Откуда ты знаешь? – спросил старик и густо покраснел.
– Я… Я догадалась. Ты бы не отпустил ее наверх одну.
– Ты подслушивала, ты подсматривала! – возмутился сэр Роджер. – Так я и знал! Ну, посмотри на меня, Доротея; ты хорошая, добрая; ты считаешь себя старой, но ведь ты еще совсем не стара и, если захочешь, можешь отлично смотреть за девочкой. Если будет нужно, наказывай ее построже, если хочешь, бей ее хлыстом.
– А ты, отец?
– Я не буду вмешиваться.
– А если я не сумею воспитывать Дороти, ты отправишь ее в приют?
– Да, конечно. Там никто не удивится, что я отослал от себя дочь Роджера. Он женился на простой девушке, и ребенок вышел весь в мать.
– Нет, нет, – перебила мисс Сезиджер, – она так похожа на Роджера!
– Поступай как знаешь, Доротея, – произнес старик, – но теперь я все сказал. Ты пару раз давала мне понять, что тебе живется скучновато и однообразно. Ну, теперь скучно не будет, потому что девочка очень своенравна. Твоя обязанность – заняться ее исправлением. Она необъезженный конек, но станет покладистой, если ты сумеешь ее обуздать. Мне не хотелось бы прогонять дочь покойного Роджера, но, будь он жив, я ни за что бы и не взглянул на нее. Теперь я думаю, тебе все понятно?
– Да, отец.
– И ты будешь ее воспитывать подобающим образом?
– Я совсем не умею обращаться с детьми. Мне никогда не приходилось иметь с ними дела. Из детей я знала только… только самого Роджера. Мы с ним вместе росли, хотя я на несколько лет старше. Но я постараюсь сделать все, что в моих силах.
– Прекрасно, только не будь с ней мягкотелой. Теперь я обойду усадьбу. У нас слишком много напрасных расходов. Это весьма расточительно! Право, можно подумать, что я богатый человек!
Сэр Роджер взял палку с большим круглым набалдашником и, слегка опираясь на нее, вышел во двор, залитый солнечным светом. Мисс Доротея наскоро заперла буфет, в котором хранился чай, прошла в свою комнату, повернула ключ в замке и вынула письмо из кармана. Она распечатала его и, прочитав несколько слов, остановилась в изумлении. Ее охватило смешанное чувство восторга и страха, муки и радости. Вот что было в письме:
«Моя дорогая Доротея!
Теперь ты приняла к себе мое маленькое, драгоценное сокровище, мою прелесть, как я всегда называю ее. И ты уверена, что твой брат лежит в могиле где-то далеко в Канаде? Между тем ничуть не бывало. Я жив. Я не вполне здоров – действительно, мое сердце разбилось в тот день, когда умерла моя дорогая жена. Я не мог вынести мысли, что мне придется увидеть ее холодное, мертвое лицо. Я бежал еще до ее смерти и распустил слух, что тоже умер.
Я оставил все необходимые указания доброй Бидди Мак-Кен, попросив ее отвезти мою Дороти в Англию и доставить в Сторм. Моя прелесть тоже думает, что я умер. Но я хочу, чтобы ты знала: я жив. Я страстно желаю, чтобы о моей девочке заботились, чтобы ты, Доротея, смотрела за ней.
Видишь ли, я отлично сознаю, что она слишком хороша для меня. На свете никогда не было ребенка добрее, смелее и правдивее! Ради нее я, так сказать, отказываюсь от жизни. Смотри, ни под каким видом, никогда не проговорись отцу, что я жив, потому что он тотчас же отошлет малышку обратно ко мне. Бог видит, как я хочу быть с ней, как я жажду, чтобы ее ручки опять обвили мою шею, а губы прижались к моим щекам. Но нет, если я начну писать о том, чего мне хочется, я потеряю последние силы.
Я вел беспорядочную, недостойную жизнь, Доротея, и разбил сердце своей бедной жены. Но Дороти не видела во мне ничего дурного, не замечала моих недостатков, и теперь она воображает, что я сделался ангелом небесным. При этой мысли я готов смеяться. Я – на небе! Как бы то ни было, теперь моя девочка с тобой, потому что добрая Бидди Мак-Кен исполнила обещание. Я отправил Бидди обратно в Канаду, поэтому нечего бояться, что она откроет мою тайну. Кроме того, она преданная, верная служанка и кормила Дороти, когда та была грудным ребенком.
Я знаю, что старик все копит и копит деньги, и когда он умрет, все его состояние перейдет сначала к тебе, а потом к маленькой Дороти. Обо мне нечего думать, да мне и не нужно ничего. Я блудный сын, это правда, но я не вернусь к отцу с раскаянием. Я не собираюсь посыпать голову пеплом и не нуждаюсь в откормленном бычке, праздничном шуме и суете по случаю моего возвращения. Ты здравомыслящий человек, Доротея, и ты любила меня в те времена, когда наш суровый, жестокий отец обращался с нами так, как другие отцы никогда бы обращались со своими детьми. Но моя девочка верит в доброту отцов и матерей, и ее веру трудно поколебать. Во всяком случае, сделай для нее все, что можешь, и время от времени посылай мне о ней вести.
Я пишу тебе из Лондона, но не ставлю на конверте адреса. Тем не менее я принял меры, благодаря которым не вполне лишаюсь возможности видеть мою прелесть. Неподалеку от Сторма я нанял комнату на одной ферме, у хозяина по фамилии Бардвел. Фамилия моей дорогой жены была тоже Бардвел, но это простое совпадение. Бардвел – фермер; он арендует у отца ферму Хоум. Я нанял у него спальню и кабинет, время от времени буду приезжать к нему подышать свежим деревенским воздухом.
Моя дорогая сестра, когда я приеду, то вывешу из своего окна в доме Бардвела маленький красный флаг. Прошу тебя, постарайся под каким-нибудь предлогом привести маленькую Дороти в такое место, где ее было бы видно из этого окна. Когда мне понадобится снова поговорить с тобой, или сообщить тебе какие-нибудь другие подробности, или попросить тебя о чем-нибудь еще, я положу письмо под большой плоский камень в сосновом лесу возле фермы Хоум. Ты, конечно, сразу найдешь его, потому что я высек на нем букву „Р“. Если ты вздумаешь написать мне, положи письмо под этот камень. Я его найду.
Смотри, будь как можно осторожнее! Я не хочу, чтобы Дороти когда-нибудь узнала, что я жил в такой нужде. Я также желаю, чтобы она получила отличное воспитание. Она милый, прелестный ребенок и, к счастью, унаследовала характер матери, а не мой. Если мои планы не осуществятся, мою прелесть заберет к себе дедушка по материнской линии. Он добр, очень честен, вообще вполне порядочный человек, но мне бы хотелось, чтобы она жила у вас в Сторме.